34

34

Когда Гумберт везет Лолиту в Эльфинстонский госпиталь, возникают аллюзии на Гёте и на Скотта: «Словно меня преследовал лесной царь, как в гётевском "Короле Эльфов" (но на сей раз любитель не мальчиков, а девочек), я с ней поскакал прямо в слепящий закат, пробивавшийся со стороны низменности» (с. 295). Гумберт намекает на известную балладу Гёте, которую Вальтер Скотт перевел на английский и которая (в переводе Жуковского на русский) начинается словами:

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

Ездок запоздалый, с ним сын молодой.

И далее лесной царь (неслышно для отца) зовет ребенка:

Ко мне, мой младенец! В дуброве моей

Узнаешь прекрасных моих дочерей…

Конечно, младенец в балладе — мальчик; Гумберт подозрительно благодушно относится к гомосексуалистам и потому переводит погоню Короля Эльфов (Куильти) в гетеросексуальный план. В балладе леденящее дыхание лесного царя уносит жизнь малютки (как холодный ветер унес Аннабель Ли). Пугающая ассоциация для Гумберта.

Хотя Чарльз Кинбот восхищается этой балладой ("Бледное пламя", комментарий к строке 662) и даже переводит несколько строк на земблянский и хотя Набоков называл немецкий язык «умопомрачительным» (Eugene Onegin. Commentary. Vol. II, p. 235), я все же считаю, что Гумберт отдавал предпочтение версии Скотта, поскольку ее возвышенно-звенящий тон подходит к Лолите гораздо больше, нежели заунывный немецкий звон (и потом, я просто не могу представить Лолиту Кnаbе). Сравнительно малое количество отсылок к немецкой литературе доказывает, что Гумберту близки прежде всего французская и английская культура.