Р. Остин Фримен Искусство детектива

Р. Остин Фримен

Искусство детектива

Литературный статус этого направления в прозе, которое в основном имеет дело с расследованием преступлений или разгадыванием похожих тайн и загадок, связан с рядом аномалий. Для критиков, а также вообще для всех тех, кто так или иначе связан с литературой, детектив — если воспользоваться этим сомнительным термином, под которым данный жанр получил известность во всем мире, — есть нечто недостойное и к подлинно художественной литературе отношения не имеющее, то, что создается полуграмотными бездарностями на потребу мелких клерков, фабричных работниц и прочих лиц, понятия не имеющих, что такое культура и литературный вкус.

Действительно, такие опусы сочиняются авторами-халтурщиками для невзыскательной публики, но детектив отнюдь не обладает монополией на низкое качество. Халтурщики успешно сочиняют для неразборчивых читателей любовные истории и исторические романы столь же удручающего качества. Обратим внимание, однако, на одно различие. В то время как место этих жанров в искусстве слова определяется их лучшими образцами, о детективе почему-то судят исключительно по неудачам. Статус целого класса определяется по его наименее достойным представителям.

Чем объяснить такое несоответствие? Почему слабую мелодраму или неудачный роман о любви судят исключительно по их индивидуальным достоинствам, видя в них скверные образцы вполне достойных жанров, а детективу выносится суровый приговор без суда и следствия на основании его некоего первородного греха? Тут неосновательны ссылки на невысокий уровень его читательской аудитории. Нет жанра популярнее, нежели детектив. Общеизвестно, что многие знаменитые люди считали чтение детективов лучшим досугом, что детективы с удовольствием и даже с энтузиазмом читают ученые и интеллектуалы, нередко отдавая ему предпочтение перед другими жанрами.

Учитывая все это, я снова спрашиваю: в чем же объяснение столь презрительного отношения к детективу со стороны представителей наших литературных кругов? Ведь совершенно очевидно, что жанр, привлекающий внимание людей культуры и интеллекта, не может содержать в себе ничего изначально дурного. Он не может быть пустым, его не назовешь и аморальным. Чего нет, того нет! Возможно, беды детектива отчасти определяются тем, что в этом жанре и впрямь бывает очень много неудач, что именно в этом сложном и капризном жанре новички и любители пробуют свое неловкое перо, что даже неплохие детективы зачастую не блещут художественностью, что, наконец, серьезные писатели, переключаясь на эту разновидность прозы, выступают менее успешно, чем прежде, ибо они берутся за то, что не соответствует их темпераменту.

Таким образом, репутация детектива основывается не на том, чем он может и должен быть, но на том, чем он слишком часто бывал в прошлом, когда в этом жанре работали неумело и примитивно. К сожалению, таких детективов хватает и сейчас, но не они определяют лицо жанра. В последние годы в детектив пришло новое поколение авторов, которые, всерьез относясь к своему делу, установили более высокие критерии и сумели создать вещи превосходные по замыслу и по исполнению, способствуя тем самым новому росту популярности жанра. И все же при всей значительности их достижений они составляют меньшинство, и по-прежнему приходится повторять: детектив, способный полностью воплотить в себе все характерные свойства жанра, оставаясь при этом произведением, написанным хорошим языком, с умело воссозданным фоном и любопытными характерами, соответствующими самым строгим литературным канонам, остается, возможно, самым редким явлением в художественной прозе.

Редкость хороших детективов может быть объяснена обстоятельством, на которое, похоже, мало обращают внимание как критики, так и писатели, а именно: безупречный по исполнению детектив — результат тяжелой работы, требующей виртуозной техники. Работа эта предполагает у того, кто за нее взялся, соединение качеств, которые, может быть не являясь взаимоисключающими, тем не менее редко встречаются у одного писателя. С одной стороны, детектив — произведение художественное, требующее воображения и фантазии, с другой — это интеллектуальное упражнение, требующее умения мыслить логически четко. Кроме этого, автор обязан обладать обширным запасом знаний специального характера. То, что работа эта сложная и сложности эти подчас многим неведомы, получает наглядное подтверждение в неудачах романистов традиционного типа, когда они начинают экспериментировать с детективной формой, проявляя при этом полное непонимание природы жанра и качеств, какими он должен обладать.

Одним из весьма распространенных заблуждений является тезис о том, что детектив должен отличаться сенсационностью. Его тут путают с обыкновенным криминальным романом, где в основе сюжета — события трагические, ужасные и даже отталкивающие, где основная задача — создание атмосферы ужаса, где верх берет грубая и назойливая сенсационность. Цель такого произведения — посильнее напугать читателя, чтобы у него по коже забегали мурашки, но коль скоро этот самый читатель, вдоволь начитавшись подобных шедевров, уже приобрел в этом смысле определенный иммунитет, то пугать приходится все сильнее и сильнее. Охотник в детской песенке поет:

В бегемота я стреляю

Платиновой пулей —

Остальные отлетают

От толстенной шкуры.

Именно в таком положении оказывается поставщик сенсационного чтива. Ему необходимо во что бы то ни стало пронять толстокожего читателя, а потому вес и скорость его литературного снаряда увеличиваются в соответствии с увеличением толщины читательской защитной оболочки.

Разумеется, ни один уважающий себя автор не станет жаловаться на нелюбовь критиков к сенсационности. Последняя необходима наименее одаренным писателям и наименее разборчивым читателям. Если серьезная литература развивает в читателе воображение и умение тонко чувствовать, то литература сенсационная, наоборот, порождает невосприимчивость; к ней, как к наркотикам, начинают привыкать, и, дабы ее воздействие все же ощущалось, приходится увеличивать дозу. Постоянно возрастающая сенсационность — характерный признак нашего кинематографа. То, что вначале поражало воображение, затем становится чем-то вполне обычным, и автор вынужден обращаться к событиям еще более впечатляющим. Одна перипетия сменяется другой, делая ненужным наличие тщательно продуманных сюжетных конструкций. Примерно то же самое происходит и в литературе. В обычном газетном сериале очередной фрагмент объемом в пару тысяч слов должен заканчиваться кульминацией, а следующий отрывок начинается так, словно ничего подобного не происходило. Такой «кинороман», nec plus ultra[3] самой буйной сенсационности, есть не что иное, как цепь сногсшибательных происшествий, не объединенных никакой логической взаимообусловленностью, где каждый отдельный эпизод — самостоятельный трюк, никак не объясненный, развитием сюжета не подготовленный, лишенный предпосылок и не порождающий последствий.

Некоторые опусы такого типа порой выступают под видом детективов, с которыми их, кстати, нередко путают иные критики. В них действительно описывается преступление, часто совершенное в невероятных обстоятельствах (причем никаких разъяснений не следует), а затем полицейские или частные сыщики начинают носиться туда и сюда в автомобилях, аэропланах, моторных катерах, то и дело раздаются выстрелы из пистолетов и одно головокружительное приключение следует за другим. Если в сюжете имеется разгадка, то она совершенно неубедительна; но основное удовольствие, получаемое поклонниками такого чтения, связано не с хитросплетениями сюжета, а с описанием перипетий. Применение термина «детектив» к такого рода историям совершенно ошибочно, ибо они как раз характеризуются отсутствием признаков детективного жанра. Но что же это за признаки?

Важной особенностью детектива, отличающей его от прочих прозаических жанров, является то, что удовольствие, доставляемое им, носит прежде всего интеллектуальный характер. Из этого вовсе не следует, что детективу ни к чему все то, что присуще хорошей литературе, — изящество слога, юмор, интересные характеры, запоминающаяся обстановка, эмоциональная напряженность сюжета. Напротив, детектив не должен всем этим пренебрегать. Он может иметь интересный сюжет, развертывающийся убедительно и живо. Но если для других прозаических жанров все эти свойства имеют первостепенную важность, в детективе они вторичны, носят подчиненный характер и, если потребуется, могут быть вообще принесены в жертву интеллектуальному интересу. Истинные ценители детектива любят его за то, что он позволяет им принять участие в интеллектуальной гимнастике ума, и удовольствие от чтения тем интенсивнее, чем полней удовлетворяются запросы соответствующей читательской аудитории.

Итак, хороший детектив может быть хорошей литературой; но отвлечемся пока от тех его качеств, что он разделяет с прочими произведениями искусства, и сосредоточимся на том, в чем он от них отличается, на тех признаках, что придают ему неповторимость и своеобразие. Я уже отмечал, что удовольствие, доставляемое детективом, носит интеллектуальный характер, и теперь хотел бы чуть подробнее остановиться на природе этого удовольствия, на способах, которыми оно может быть лучше всего доставлено. Но сначала нужно ответить на вопросы: каков облик наиболее типичного читателя детективов?

Какому типу личности прежде всего адресован настоящий, тщательно выстроенный детектив?

Мы уже имели возможность убедиться в большой популярности этого жанра. Рядовой читатель, однако, не отличается особой взыскательностью. Он проглатывает и хорошие, и плохие книги, не задумываясь, существует ли между ними разница — по крайней мере с точки зрения организации материала. Подлинные ценители жанра, решительно предпочитающие его всем прочим, читающие детективы внимательно и придирчиво, — это в основном представители интеллектуальных кругов: теологи, ученые-гуманитарии, юристы, а также — может быть, в меньшей степени — врачи и представители точных наук. Если судить по читательским письмам, которые я время от времени получаю, то главные поклонники жанра — это представители духовенства, имеющие склонность к ученым штудиям.

У теолога, ученого, юриста есть одно общее свойство: все они люди тонкой интеллектуальной организации. Они получают удовольствие от замысловатых дискуссий, интеллектуальной полемики, когда обсуждаемая проблема сама по себе представляет куда меньший интерес, нежели способ ее решения. Детектив радует своей логикой, и чем сложнее система доказательства, тем сильнее удовольствие от чтения. Участник интеллектуального диспута наслаждается умственной гимнастикой так же, как атлет возможностью размять свои мускулы. Но удовлетворение, доставляемое такими поединками, зависит от строгого соблюдения правил анализа, умения избегать логических погрешностей и особенно от верной интерпретации исходных данных.

У школьников, уличных ораторов и прочих лиц, незнакомых с методами ведения дискуссии, дебаты ведутся, как правило, с помощью того, что можно назвать «аргументацией на основе голословного утверждения». Каждый из участников стремится забросать оппонента «очевидными фактами», каковые тот объявляет фикцией и в свою очередь выдвигает ряд утверждений, истинность которых тотчас же ставится под сомнение противной стороной. Тем самым дискуссия гибнет в хаосе противоречащих друг другу утверждений. Иначе ведет себя искусный диалектик. Он начинает с того, что четко устанавливает предмет дискуссии и договаривается со своим оппонентом о наличии некоторых неоспоримых исходных данных. Теологические дискуссии обычно основываются на некоторых утверждениях, справедливость которых признается обеими сторонами, а прения сторон в суде, как правило, связаны не с вопросами истинности тех или иных фактов, но с тем, какие выводы можно сделать из тех данных, что являются неоспоримыми и для защиты, и для обвинения.

Таким образом, настоящее интеллектуальное удовлетворение дискуссия может доставлять, лишь когда целиком и полностью определены исходные данные. Споры относительно того, имел или не имел места тот или иной факт, практически не представляют для нас интереса с интеллектуальной точки зрения, но так или иначе логическая аргументация — последовательная цепь суждений — невозможна, пока не будет достигнуто согласие обеих сторон относительно исходных данных. Эта самоочевидная истина нередко забывается авторами детективов. Их сюжеты, а стало быть, и система доказательств той или иной проблемы основываются на химических, физических и прочих данных, каковые, однако, вызывают сомнение у образованного читателя, что полностью обесценивает выводы, сделанные на основе анализа этих данных, и, следовательно, не позволяет читателю насладиться красотой аргументации.

Другим важнейшим фактором выступает умение избегать логических ошибок. Вывод должен естественно и неизбежно вытекать из посылки, он должен быть единственно возможным, и недопустимо, чтобы читатель сомневался в его непреложной истинности.

Здесь-то детективы, как правило, чаще всего и терпят неудачу. Они изобилуют логическими погрешностями.

Вывод, к которому пришел талантливый сыщик, выдается им за единственно верный, но читатель прекрасно видит, что это всего-навсего одно из возможных решений проблемы. Но когда авторское «только так, и никак иначе» теряет в глазах читателя свою непреложность, пропадает и искомый эффект детективного произведения. Обещанное и с нетерпением ожидаемое доказательство превращается в голословное предположение, вся конструкция начинает рушиться, а читатель лишается интеллектуального удовлетворения, на которое рассчитывал.

Бросив беглый взгляд на природу удовольствия, доставляемого детективом, мы теперь можем проанализировать структуру детективного произведения, обратив внимание на те способы, которыми создается искомый читателями эффект. Не будем распространяться о тех свойствах, что детектив разделяет с прозой вообще, только позволим себе не согласиться с весьма распространенной точкой зрения, что у детектива таких общих свойств не имеется. Если не считать любовной темы, для развития которой у детектива обычно просто не хватает места, то детективный роман вовсе не должен уступать представителям других прозаических жанров с точки зрения художественного уровня и мастерства. Разумеется, все то, что вступает в конфликт с основной темой, препятствует ее ясному изложению, должно быть убрано, но юмор, живописность обстановки, характеров, а также эпизоды, где кипят эмоции, не просто желательны с эстетической точки зрения, но, будучи к месту использованы, могут сослужить хорошую службу, отвлекая читательское внимание на ключевые моменты, вместо того чтобы подсовывать ему «ложные улики» и применять подобные раздражающие трюки, с помощью которых авторы слишком часто наводят туман. «Тайна Эдвина Друда» — пример того, как под пером мастера детективный сюжет может получить высокохудожественное воплощение.

Если обратиться к проблеме детективной формы, то нетрудно заметить, что в основе детективного сюжета — логика, облаченная в беллетристические одежды. Но это особый вид логики. Когда загадка задана читателям, им предлагают и все необходимые для ее решения данные, хотя они присутствуют в скрытом виде и в умышленно нарушенной последовательности, дабы утаить истинное положение дел. Читатель же должен собрать все улики, выстроить их в правильной логической последовательности, установить их взаимоотношения, и тогда решение проблемы сразу станет самоочевидным. Сюжет, таким образом, обычно состоит из четырех компонентов: 1) постановка проблемы; 2) появление данных, необходимых для ее решения («улик»); 3) обнаружение истины, то есть завершение расследования детективом и обнародование своего вывода; 4) объяснение, каким путем расследователь пришел к такому выводу, его логическое обоснование.

1. Детективная проблема обычно связана с преступлением не потому, что преступление столь привлекательный предмет, но потому, что оно предоставляет прекрасный повод для той изыскательской деятельности, что необходима в этом жанре. По той же самой причине — соответствие требованиям жанра — преступление против личности подходит лучше, чем преступление против собственности, а убийство — реально имевшее место или предполагаемое — или покушение на убийство удовлетворяют условиям детективной игры лучше всего. Дело в том, что злоумышленник — это как бы игрок-соперник, и, если мы хотим, чтобы он играл всерьез, ставка должна быть достаточно высокой. Преступление, караемое смертью, дает нам противника, который вовсю сражается за свою жизнь, что, естественно, придает действию необходимый драматизм.

2. Все в произведении должно работать на основную интригу, в процессе развертывания которой исходные данные, то есть «улики», должны быть введены — пусть самым незаметным образом, но так, чтобы не возникало никаких сомнений в их достоверности. В этой игре автор должен вести себя безукоризненно честно. Каждая карта должна выкладываться рубашкой вниз, чтобы читатели ее хорошо видели. Ни в коем случае не должно быть подтасовок с фактами. Читатель должен четко различать, где тут правда, а где ложь. В детективных историях более раннего периода середина повествования обычно являла собой вереницу «ложных следов», когда подозрение падало то на одного, то на другого, то на третьего персонажа. Соответствующие «улики» изучались самым тщательным образом, но оказывалось, что они ровным счетом ничего не значат. Много суеты — и никаких результатов. Все это утомляет читателя и, как мне кажется, свидетельствует о плохой технике автора. В своей практике я совершенно не пользуюсь ложными уликами, но стараюсь занять внимание читателя развитием интриги. Если лед вдруг делается слишком тонким, то я вставляю драматический эпизод, который отвлекает читателя, пока он благополучно не минует опасное место. Но пользоваться приемами, цель которых запутать и одурачить читателя, — это дурной тон. Они убивают интерес к сюжету, да и вообще совершенно необязательны: читатель и сам может легко запутаться, даже если в исходных данных нет никакого подвоха. Несколько лет назад в качестве эксперимента я сочинил «детектив наоборот» в двух частях («Дело Оскара Бродски»). Первая часть представляла собой тщательное и подробное описание того, как было совершено преступление, с изложением мотивов, сопутствующих обстоятельств и так далее. Читатель становился свидетелем преступления, знал все о преступнике, располагал всей информацией. Казалось бы, к этому нечего было добавить. Но я рассчитал, что читателя настолько увлечет само преступление, что он не обратит внимание на многие важные детали. Так оно и вышло. Вторая часть, посвященная расследованию преступления, производила на большинство читателей эффект новизны. Все факты были вроде бы известны, но было неясно, какую роль они играли.

Неспособность читателя распознать такую сравнительную ценность фактов и составляет тот фундамент, на котором строится детектив. Готов смело утверждать: автор спокойно может сообщать все факты при условии, что возникают они в повествовании поодиночке, без их истинной взаимообусловленности. Причем чем откровеннее он рассказывает о них, тем больший интерес вызывает его история. Дело в том, что по негласной договоренности между автором и читателем детективная загадка может быть разгадана последним на основе анализа предоставленной ему информации, читатель вполне может самостоятельно прийти к верному выводу. Но тогда все необходимые данные должны быть предоставлены ему как можно раньше. Читатель должен располагать материалом для размышлений на протяжении всего повествования. Нечестно по отношению к читателю сообщать важные факты ближе к концу, и уж совсем недопустимо выдавать решающие улики вроде показаний очевидцев на самой последней странице, все это, по сути дела, означает нарушение негласного договора между автором и читателем.

3. «Открытие», то есть обнародование, сыщиком выводов, к которым он пришел, формально является завершающим моментом расследования. Совершенно недопустимо после этого вводить новую информацию. Читателю дается понять, что теперь перед ним и факты, и сделанные на их основе выводы. Если это правило не соблюдено, то вся конструкция рушится, а читатель чувствует себя обманутым. «Открытие» обычно выступает для читателя в виде сюрприза, создавая тем самым кульминационный момент повествования, но не следует забывать, что драматизм здесь должен сочетаться с убедительностью вывода. Это нередко упускают из виду авторы, особенно те прозаики, кто лишь время от времени пробует себя в жанре детектива. Желая поразить читателя, они забывают, что его еще надо и убедить. Один мой друг-литератор, комментируя один в высшей степени убедительно написанный детектив, заметил, что жесткая аргументация уничтожила эстетический эффект. Но эта аргументация сама по себе и выступала в роли эстетического эффекта. Драматизм развязки как раз и состоит в том, что читателю внезапно открывается значительность того, что раньше казалось ему не заслуживающим внимания. Если же читатель не делает такого открытия, то кульминация теряет свою драматическую силу, растягивается до самых последних страниц, когда автор ставит точку.

4. Обоснование выводов. Определяется своеобразием детективного сюжета. В обычных романах кульминация, или развязка, завершает интригу, все, что следует затем, — разрядка напряжений. Но у детективной интриги двойственный характер. Есть сюжет с его драматизмом. И есть логическая загадка, так сказать, спрятанная в нем, причем кульминация сюжета может оставить загадку как бы даже и нерешенной. Задача автора в таком случае — через расследователя дать объяснение выводу путем предъявления (и анализа) всех исходных данных. Читателю надо показать, что решение следователя естественно и неизбежно вытекало из анализа известных ему, читателю, фактов и что иного решения быть не могло.

Если все проделано умело, то для вдумчивого читателя это составляет обычно самую интересную часть повествования, ту часть, по которой он судит о качестве всей вещи в целом. Слишком часто тут он находит лишь крушение своих надежд. Автор оказывается не в состоянии разгадать им же заданную загадку. Словно последовав опасному совету лоцмана из старой песни «Верь в Провидение и ничего не бойся», он нагромождает тайну на тайну, надеясь отыскать км правдоподобное объяснение, но в момент расплаты с читателем выясняется, что в смысле логики он банкрот. То, что выглядит как аргументация, на деле лишь тщетная попытка внушить читателю, что необъяснимое все-таки объяснено, что удачные догадки одаренного расследователя есть результат анализа. Типичным примером такого подхода может служить новелла По «Убийство на улице Морг», когда Дюпен, внимая невысказанным вслух мыслям своего приятеля, вдруг в какой-то момент как бы вступает с ним в диалог. Читатель поражен: как можно совершить такое чудо? Дюпен объясняет, но неубедительно, и загадка остается загадкой. Читательское любопытство осталось неудовлетворенным. Вряд ли следует повторять, что убедительность — самое важное качество детектива для вдумчивого читателя. Именно оно и доставляет то самое интеллектуальное удовлетворение, которое надеется получить читатель, но как раз добиться убедительности удается очень немногим авторам, причем ценой немалых и напряженных усилий.

1924