Клод Авелин Двойная смерть Фредерика Бело

Клод Авелин

Двойная смерть Фредерика Бело

К читателю

Читатель, если тебе не терпится узнать, как комиссар Фредерик Бело мог умереть дважды, не трать время на предисловие. Чтобы тебе с самого начала стало ясно, что здесь нет ничего, кроме общих размышлений, теоретических рассуждений, словом, совершенно бесполезных вещей, предисловие набрали мелким шрифтом. История начинается с пролога. Но если твоей натуре не претят бесцельные прогулки, если званые обеды привлекают тебя не только блюдами, но и дружеской беседой, остановись на минутку. Поесть ты всегда успеешь.

Читатель мой, сдается мне, что предложенная твоему вниманию книга — детектив. Несколько месяцев тому назад я прочел статью, где категорически утверждалось, что романы бывают двух видов: с одной стороны, «народные», приключенческие романы и детективы (названные автором ширпотребом), а с другой — «литературные романы». Хотел бы я знать, что подразумевается под «литературным романом»? В словаре Литре о прилагательном «литературный» сказано: «относящийся к словесным наукам». А «словесные науки» определены как «грамматика, красноречие, поэзия». Следовательно, точные значения слов не могут приблизить нас к разгадке. Быть может, автор статьи выделяет романы первой категории с помощью цен на книжном рынке, и следует ли из этого, что «литературный» значит дорогой? Но не стоит более упражняться в остроумии, а лучше постараться, забыв о неудачных определениях, понять мысль критика: «литературные романы» в отличие от всех прочих — романы хорошие, детектив же к их числу не принадлежит.

Отчего же тогда самые светлые умы находят удовольствие в его чтении? Почитатели жанра по большей части неизвестны, но среди них встречаются и интеллектуалы, кстати, отчего они выказывают такое равнодушие к «литературным романам», полным психологизма, тщательно продуманным и столь же тщательно написанным? Я сам знаю немало серьезных людей, отдающих свои силы весьма важным занятиям, вдумчивых читателей эссе, философских и исторических сочинений, но при том фанатичных поклонников детектива, и только его одного. Возможно, мне возразят, что в этом-то и заключается приговор жанру, поскольку они любят детектив лишь потому, что не знакомы с настоящей литературой. Но нет, они, как все на свете, читали «Пармскую обитель», «Войну и мир», «Преступление и наказание», о чем не преминут с благодарностью вспомнить. Но у них нет времени на то, чтобы отыскивать в завалах нынешней литературной продукции нечто, приближающееся к великим произведениям. В ней они видят лишь самоанализ, созерцание собственного пупа, копание в оттенках и нюансах, что нисколько их не удовлетворяет. Их эмоциональный мир не нуждается в выдуманных историях, к размышлениям о природе человека они приходят и без помощи беллетристики. Поскольку они далеко уже не молоды, о душевных ранах они знают не понаслышке. Недавно один старинный друг поделился со мной: «Сколько настоящих романов повидал я на своем веку! И поскольку они приключались с моими близкими, то мне не раз приходилось вникать в мельчайшие подробности, словно я собирался запечатлеть их на бумаге. Так к чему мне выдумки, пусть и самые изобретательные? В жизни всего предостаточно. Я хочу отрешиться от себя самого, забыться и развлечься». При всем том мой приятель всегда предпочтет Моцарта Вагнеру. И он же — исправный читатель детективов.

Прежде всего мой друг находит в них задачку, которая дает пищу уму не хуже, чем благородные шахматы. Он испытывает наслаждение, выдвигая всевозможные, самые противоречивые гипотезы, исследуя их, пока не заходит в тупик. В детективе все подчинено сюжету, и, следовательно, предельная точность в изложении событий не оставляет ни малейшей лазейки для личного опыта, зачастую мучительного, а читателю предназначена роль персонажа, пытающегося разобраться в причинах и следствиях. Он апеллирует не к сердцу, а к интеллекту. Вот почему детектив помогает моему приятелю бежать от самого себя.

Но детектив способен увлечь и обывателя. Никакой другой жанр не способен утолить его страсть к сверхъестественному — настоящий, воспользуемся модным словцом, «комплекс», возникший как реакция на материализм повседневности. Подобные комплексы у молоденьких работниц, чьи бабушки свято верили в сказочных фей, сегодня вызывают романы из великосветской жизни. А детективы по той же причине приходятся по вкусу потомкам тех, чьим идеалом некогда был Роланд. Сыщик — герой сегодняшнего дня. (В какой-то момент показалось, что героем стал налетчик Арсен Люпен, но Люпен, великодушный поборник справедливости, отчасти и сыщик, был хотя и удачным, но исключением.) Толпа готова радостно приветствовать появление этого сверхчеловека, без труда проливающего свет на самые темные тайны.

* * *

Математическая задача и героическая поэма. Какой жанр может похвастаться соединением столь противоположных принципов? Мы не можем назвать ни одного произведения, достигшего цели, а потому и вправе усомниться в самой возможности. Одни, по примеру Эдгара По, проторившего путь, интересовались лишь загадкой, другие, несть им числа, создавали народный эпос. Отсюда либо сухость стиля, либо масса несообразностей. Но, думаю, решению загадки можно придать больше человечности и эмоциональности — тому немало примеров. Если задача романиста живописать страсти, их влияние на поступки героев, то ведь средств у него множество. Меня не увлекают невероятные происшествия. Как и мой друг, я считаю, что сама жизнь доказывает нам, что все возможно и что самое воспаленное воображение не столь изобретательно, как судьба. Мне важно, чтобы мысли и поступки героев соответствовали их характерам. Но некоторые «детективщики» нарочно пренебрегают этим элементарным правилом. (Впрочем, как и некоторые сочинители «литературных романов», но у них это получается само собой.) Чтобы сбить тебя, читатель, с толку, они рисуют в розовых тонах самых отпетых мерзавцев, что заслуживает всяческого порицания, потому что отвращает тебя от чтения. За какой бы детектив ты ни взялся, единственной твоей задачей становится «отгадка», ты перелистываешь страницы, выхватывая по паре строк то здесь, то там, не отдавая себе отчета, сколько труда вложил старательный автор в расследование. Самое печальное, что ты всегда отгадываешь где-то на первой трети, в середине, и автор предпринимает отчаянные попытки, чтобы удержать твое внимание до конца. Да и как можешь ты не прийти к разгадке? Подобно большинству «литературных романов», детективы используют четыре-пять стереотипных сюжетов, не имея возможности их обновить. Все уже перепробовано — вплоть до преступника, сладострастно описывающего расследование совершенного им убийства и не вызывающего подозрений ни у других персонажей, ни у читателя. Недавно Пьер Бост сказал мне с самым серьезным видом (который очень ему к лицу, хотя глаза и выдают его): «Я бы хотел написать детектив, где убийцей будет читатель». По-моему, лучшей критики крайностей жанра и быть не может. Но стоит ли отказывать детективу в изяществе и иных достоинствах на том основании, что за его изготовление взялись ремесленники? Во Франции писатели, всерьез относящиеся к своему делу, боятся так называемой детективной интриги. Но виноваты они, а не детектив. И я признателен такому большому мастеру, как Эдуард Этонье, использовавшему детективный сюжет в своем последнем романе, пусть и не лучшем в его послужном списке.

В блестящем исследовании, посвященном обсуждаемой теме, Пьер Миль пишет: «Нет никаких веских причин, чтобы детектив не стал шедевром. Как и всякий другой роман, он может сказать свое слово в разработке психологизма, создать реальных, живых героев, а не послушных автору марионеток. К несчастью, писатель, работающий в презираемом жанре, начинает халтурить. Он говорит себе: от меня ничего особенного не ждут. Так к чему стараться? Но дело не в том, чтобы «посвящать» себя жанру, надо просто отказаться от небрежности в обращении с сюжетом. Не стоит говорить себе с самого начала: «Я напишу детектив», а наоборот, закончив книгу, вдруг обнаружить: «Оказывается, я написал детектив»».

В той же статье Пьер Миль очень тонко и чрезвычайно своеобразно рассматривает тезис, будто детектив — роман, начинающийся с конца. Это не так, если исходить из того, что детектив — роман, в котором герой ведет расследование. Речь идет не о всеведущем божестве, которое хранит молчание вплоть до финальной сцены, когда, собрав всех участников (среди них оказывается и преступник), оно возвещает истину, но о живом человеке, ищущем и страдающем в поисках разгадки. Разве не о том же рассказывают многие «литературные романы»?

* * *

Читатель, встав на защиту презираемого и в то же время модного жанра, я не имел в виду «Двойную смерть». Работая над своим романом, я вовсе не искал ему оправданий. Я не думал ни о каком образце, а просто старался написать интересную книгу. Кое-кто из моих друзей, прочитавших роман в рукописи, с удовольствием заметил, что это детектив. Другие с грустью воскликнули: «Боже мой, это же…»

Назови как угодно. Я бы только хотел, чтобы по прочтении книги ты подумал: «Не следует сердиться на человека за то, что он такой, как он есть». Согласись, в этой морали нет ничего особенно криминального.

1932