ПЕРВЫЙ ШАГ

Запишите на любом записывающем устройстве пару ритмических фраз. Ну, например, такие: первая — «та — та́ — та — та́ — та — та́ — та — та́ — та — та́ — та — та́ — та — та́» и вторая — «та — та́ — та — та — та́ — та — та — та́ — та — та — та́ — та — та́ — та — та — та́ — та — та — та́ — та». Отхлопайте их и убедитесь, что вы правильно выполнили ритмический рисунок. А если вы узнали в этих фразах «Елочку» («В лесу родилась елочка, / В лесу она росла») и «Песнь о вещем Олеге» («Как ныне сбирается вещий Олег / Отмстить неразумным хозарам…»), с ритмом, со стихотворным ритмом у вас всё в порядке. Вы, может быть, не станете ударником в классном джаз-банде, но сочинить что-то похожее на стихи вполне сможете. Повторить ритмические фразы — это умеют делать все, и поэтому практически все способны придумывать стихи.

Я не думаю, что путь к стихосложению начинается с изучения теории стихосложения: нужно ли знать, что размер первого примера — это ямб, а второго — амфибрахий. Нужно, отвечу я, но совсем не для того, чтобы практически овладеть этими ритмическими построениями и тем более самому писать стихи, ориентируясь на теорию стихосложения. Почему это необходимо, я скажу чуть позже, а на первом нашем занятии я бы очень хотел все-таки показать вам то, с чего начал, — чем стихотворство отличается от поэзии.

Поэт обязательно должен быть не просто хорошим, а, я бы сказал, виртуозным стихотворцем. А стихотворец не обязательно должен быть поэтом. Скажу больше — стихотворству можно научиться, а поэтом обязательно нужно родиться. Поэт, как я сказал, — это редкий избранный, кому есть, что сказать именно в поэтической форме, в форме стихов.

Такая разница особенно наглядно проявляется в области поэтического перевода. Вы, конечно, знаете, что многие, если не все крупные поэты переводили с других языков стихи на русский. И их поэтическая индивидуальность не только помогала им, но зачастую и мешала: у них зачастую получались превосходные, потрясающие русские стихи, но они не были в точном смысле переводами. Сколько в переводах Бориса Пастернака от Пастернака, а сколько от Шекспира, сколько в переводах Лермонтова от Гёте, а сколько легко узнаваемого неповторимого лермонтовского? Как это ни парадоксально, здесь поэт «мешает» стихотворцу: русский поэт создает не точный перевод, а скорее аналог иноязычного стихотворения. И все равно мы стараемся читать Пастернака и Лермонтова не только потому, что по большей части не можем сравнить перевод с оригиналом, но и потому, что даже у первоклассных переводчиков получается лишь копия великого поэта.

Я так подробно говорил о стихотворцах, что пора мне уже выяснить, что такое поэт. Настоящий поэт. Многие большие поэты, открывая тайны поэтического творчества, говорили об услышанном ими гуле, мелодии, не наполненных словами звуках, которые постепенно наполняются словами. Это и есть поэтический дар, поэтический гений — услышать поэтическую музыку и наполнить ее единственно точными, единственно уместными словами.

Но больше говорить об этом я считаю нецелесообразным, поскольку, как я уже сказал, поэтом нужно родиться и только после можно совершенствоваться в стихотворной форме. Между прочим, этого не понимали и те, кого почему-то их современники причислили к великим поэтам. И чтобы быть замеченными, писали экстравагантные опусы, как, например, такое одностишие: «О, прикрой свои бледные ноги». Бывают случаи, когда такие вроде бы поэты входят в историю литературы, а вот войти в ряд настоящих, тем более больших поэтов у них никак не получается.

Это предварительное замечание особенно актуально сегодня, когда появилось большое количество афористически одаренных, часто очень остроумных людей, пишущих стихи. Не знаю, как сказать — «они считают себя» или «они считаются поэтами». Не знаю потому, что их стихи — очень зачастую яркие, талантливые, интересные — совсем не похожи на то, что мы привыкли называть (и справедливо называть!) поэзией. В том числе и современной поэзией.

Но мне кажется, нужно с самого начала различать поэзию и игру в поэзию, нужно научиться отличать поэтическое, лирическое произведение от афоризма и тем более анекдота. Я говорю об этом не для того, чтобы решить — одно выше, а другое ниже. Эти два типа творчества требуют совсем разных дарований от их творцов, и чтение их творений требует совсем разных умений. И для того, чтобы было понятно, о чем, собственно, идет речь, приведу несколько примеров из книг тех, кто занимается игрой в поэзию. «Среди немыслимых побед цивилизации / мы одиноки, как карась в канализации». «Бывает — проснешься, как птица / крылатой пружиной на взводе, / и хочется жить и трудиться, / но к завтраку это проходит» (Игорь Губерман). «Жизнь проходит как-то глупо, / Тусклы стали будни. / Съешь в обед тарелку супа / Да тарелку студня. //Ну еще стакан компота, / Два уже накладно. / Нет, неладно в жизни что-то, / Что-то в ней неладно» (Игорь Иртеньев). «И смышлена, и стройна. / Глаз горит, влюбленный… / А мечтает быть она / Усобаковленной…» «Любви моей не опошляй согласием…» «Спасибо мне, что есть я у тебя…» «Куда пропал?.. Да не было в живых…» (Владимир Вишневский).

Я привел эти стихи не только для того, чтобы вы смогли задуматься над одной из самых острых проблем современной литературы, но и для того, чтобы вы смогли попробовать себя в таких, очевидно, нравящихся вам ироничных стихах.

Главное в сказанном мною сводится к тому, что если вы не слышите доносящейся свыше музыки, готовой наполниться словами, то и нечего ждать — а вдруг прозвучат эти удивительные звуки. Переводчик эти звуки находит в иноязычном оригинале и наполняет словами своего языка. Стихотворец сам придумывает ритмический рисунок стихотворения. И пишет, как Лев Толстой, «Поздравление тетеньке». Или дяденьке. Или патриотическую оду… Но это всё никакого отношения к настоящей поэзии не имеет.