<Без подписи>. Собрание Еврейского литературного общества в Петербурге[222]

<Без подписи>. Собрание Еврейского литературного общества в Петербурге[222]

Еврейское литературное общество, имея право по уставу открывать свои отделы во всех городах России, решило на первое время ограничить свою деятельность одним только Петербургом. 23 октября, через неделю после учредительного собрания, Общество устроило первое свое очередное собрание, на которое пришло более 200 членов.

Первым выступил гостящий теперь в Петербурге Шолом Аш. Он прочел несколько глав из наилучшего своего произведения «Городок», а также и отрывок из не напечатанного еще рассказа «Карнавал в Риме». К сожалению, чтение не произвело желательного эффекта. Шолом Аш — довольно плохой чтец, особенно в тех местах, где требуется живое воспроизведение типов и умение вести диалоги. Поэтому публика, очень сочувственно встретившая писателя, довольно плохо слушала его.

Центральной частью собрания был доклад г. С. Рапопорта (Ан-ского)[223] на тему «Равноправность языков в еврейской литературе». Еще на учредительном собрании Общества был затронут вопрос о языках, и доклад на эту тему пришелся как нельзя более кстати.

Положения доклада в общих чертах сводились к следующему.

Еврейская литература переживает теперь тяжелый кризис. Нет у нас ни газет, ни журналов, ни книг. Писатели почти совсем перестали писать, читатель почти исчез. Нельзя объяснить этого общими причинами, вроде ненормального состояния еврейской жизни вообще, ибо 10 лет тому назад наша жизнь не была нормальнее, а все-таки литература расцветала. Нельзя также винить в этом и т. н. «ассимиляцию». Ассимиляции, как чего-то сознательного, преднамеренного, у нас никогда не было. Интеллигенция от нас уходила и уходит потому, что наши культурные ценности очень бедны и не могут удовлетворить ее потребностей. В этой-то бедности нашей культуры и, главное, в ее раздробленности и следует искать причину создавшегося теперь положения. Отсюда ясен и выход из него: это — развитие наших культурных ценностей, объединение тех сил, которые способствуют их созиданию.

Но тут возникает вопрос о языках. Мы имеем литературу на 3-х главных языках, не считая языков польского, немецкого, английского и других, на которых пишут и говорят евреи.

Какому же из этих языков должны отдать мы предпочтение в созидательной нашей работе? Ни одному из существующих, — все должны быть равноправны…

Отказаться от древнееврейского языка? Но он прочно связан со всей нашей культурой; похоронить его — это значит похоронить весь еврейский народ; он единственный национальный наш язык. Бессмысленной поэтому является резолюция Черновицкой конференции[224], посягающей на самое святое и дорогое, что у нас есть.

Игнорировать жаргон? — Но ведь масса говорит на нем, он связан с ее психологией и всеми проявлениями ее жизнедеятельности.

Многие говорят, что следует отказаться от русского языка. Но при этом не принимается во внимание значительное число наших братьев, живущих вне черты оседлости и другого языка не знающих; а также и часть нашей интеллигенции, могущей подойти к нашей культуре только при посредстве русского языка.

Защите последнего своего положения, равноправия русско-еврейской литературы, докладчик посвящает большую часть своего реферата. Он останавливается на шуме, поднятом русской и еврейской прессой вокруг знаменитой статьи Чуковского, и обрушивается на «Рассвет», раздувший этот инцидент, под которым будто бы скрывается «плохо скрытый антисемитизм, с одной стороны, и неверно понятый национализм, с другой стороны». Нельзя требовать от художника, чтобы он писал на вот этом именно языке, а не на другом, более ему родном и близком.

Закончил докладчик призывом к совместной мирной работе всего здорового, что есть в еврействе, для наиболее успешного развития нашей национальной культуры.

Доклад, несмотря на всю парадоксальность многих своих положений и местами полную бездоказательность их, произвел своей искренностью благоприятное впечатление. Чувствовалось, что перед нами мятется душа хорошего националиста, болеющего страданиями своего народа и рвущегося к нему на помощь.

Доклад возбудил живой интерес у многочисленной публики, и к участию в дебатах записалось более 10 человек.

Первым оппонентом выступил Шолом Аш. Он начал с заявления, что все, что писалось в еврейской прессе о конференции жаргонистов, — это преднамеренная ложь и злая клевета. Своей резолюцией жаргонисты ни в коем случае не хотели унизить др<евне>евр<ейский> язык, — наоборот, он лично думает, что с уничтожением этого языка евреи погибнут не только как народ, но даже и как люди. В др<евне>еврейской литературе скрываются не только наши национальные ценности, но и все то, что необходимо для развития человеческой личности вообще. Но др<евне>евр<ейский> язык недоступен массам, сделать его доступным не в наших силах. А потому необходимо перевести все лучшее, что на нем имеется, на доступный народу «идиш» и постараться развить то, что уже непосредственно создано на этом языке. Закончил Шолом Аш указанием на то ужасное положение, в котором находится теперь большое число талантливых молодых жаргонных писателей, которым после закрытия «Литерарише монатшрифтен» и «Фрайнда»[225] негде помещать свои произведения. Еврейское литературное общество должно прийти им на помощь открытием еженедельника на жаргоне.

Против выводов г.г. Ан-ского и Аша выступил оппонентом г. А. Гольдштейн. Он начал с отповеди г. Ашу. Он отказывается понять, на каком основании и по какому праву г. Аш заподозревает искренность и правдивость всех корреспондентов, писавших о Черновицкой конференции. Что касается вопроса по существу, то напрасно г. Аш старается изобразить резолюцию Черновиц в таком мягком свете. Бесцельно оспаривать тот факт, что резолюция категорически высказалась за то, что жаргон — наш национальный язык, и этим безусловно отвергла значение еврейского языка как национального. К счастью, это неумное решение было лишь покушением с негодными средствами. История знает пример, когда более внушительное собрание и в более серьезный момент декларировало путем голосования, что «Бога нет»! И вера в Бога все же не исчезла. Черновицкая конференция не дождется лучших результатов от своей резолюции. Г. Ан-ский в своем реферате поставил себе целью примирение противоположностей, но чересчур уже ударился в этот пафос эклектизма. Поэтому так неглубок его анализ причин и следствий современного положения нашей литературы. Напрасно обрушился он так гневно на Чуковского, а заодно и на «Рассвет». Нечего бояться этого жупела: а что скажут антисемиты? Чуковский несомненно высказал правду о роли евреев в русской литературе, и это его право. Никогда литература, пишущаяся на чужом для народных масс языке и рассчитанная преимущественно на русскую публику, никогда она не отразит в себе действительного биения народной жизни, и никогда не выдвинутся в ее среде такие национальные таланты, как Менделе, Бялик или Перец. Еще менее обоснован у г. Ан-ского его анализ причин оскудения и писательских сил, и читательской аудитории у нас. Основная причина не в разноязычии, и не в несогласиях, и не в тому подобных явлениях, а в основном несчастии нашей жизни — ее аномалии в диаспоре. Нас захватывает чужая культура и чужая литература. Экономические условия и окружающая среда все больше способствуют постепенному вытеснению жаргона русским. Надеяться на радикальное улучшение этого положения невозможно. Предложения г. Ан-ского, maximum, паллиативы. А для радикального решения необходимо прежде всего искать причины не в побочном, а в коренном — в аномалии голуса.

После г. М. Ривесмана, выступившего с примирительным словом в юмористическом тоне, собрание, за поздним временем, было закрыто в 1 1/4 ночи. Продолжение прений отложено на следующее собрание, которое начнется с контрреферата г. П. Штифа по тому же вопросу.