Все хорошо, что хорошо кончается

Все хорошо, что хорошо кончается

26 февраля 1947 года

Все хорошо, что хорошо кончается" и "Мера за меру" — пьесы не о личностях, а о понятиях. Первая — о кодексе чести, вторая — о принципах законности и правосудия. Из всех шекспировских пьес эти две лучше всего подходят для современной театральной постановки.

В земном городе общество основывается либо на понятии чести, либо на принципах законности и правосудия. Пьеса "Все хорошо, что хорошо кончается" — о чести. Если исходить из понятия личной воли, то честь следует, в первую очередь, определять как поведение, правилам которого я добровольно подчиняюсь, не требуя их соблюдения от других. Обычно так происходит, когда "я" отождествляет себя с кругом избранных, с аристократическим крутом, представители которого добровольно следуют нормам поведения, необязательным для низшего сословия. Коренное отличие кодекса чести от закона в том, что кодекс чести неписан и передается от личности к личности. В кодексе чести нет места императиву: "Это законно, а это запрещено". Здесь другое веление: "Так не поступают" Так негоже поступать мне и людям моего круга. Самое суровое наказание за нарушение неписаных правил — чаще всего, презрение к себе, проистекающее из сознания того, что тебя исключили из дружеского круга. Кодекс чести необходим для поддержания самоуважения. Это значит, что я или мое окружение хочет жить в интересном мире, в мире людей, достойных восхищения. Во всяком кодексе чести нравственно ценными считаются качества, лежащие вне поля правосудия, — например, внешний вид, ум, талант.

Честь не имеет ничего общего с правосудием и справедливостью. Выплатить карточный долг важнее, чем погасить счет у портного. Это несправедливо — портному деньги нужнее. Если кто-то оскорбил меня, я обязан вызвать его на дуэль. В этом случае право выбора оружия остается за обидчиком. Если обидчик выбрал пистолеты и при этом стреляет лучше меня — я не вправе жаловаться на то, что это нечестно. Суть дуэли в другом. В основе кодекса чести лежит здравая идея. Здравая в той мере, в какой между людьми существует неустранимое эстетическое неравенство. Некоторые люди во многих отношениях лучше других, и в обществе, подчиняющемся законам чести, с них больше и спрашивается, что вполне справедливо.

Понятие чести многогранно. Начальная посылка кодекса чести в том, что каждый, кто обладает талантом, может принадлежать к кругу избранных. Но как только люди, способные соблюдать этот кодекс, исключаются из круга избранных, вся затея превращается в фарс. Ограниченность эта становится очевидной, когда в расчет берутся не эстетические различия между людьми, но некое вполне устранимое неравенство. Бесспорно, что одни люди рождаются более умными, чем другие; при этом справедливо и нормально, что к умным предъявляются более высокие требования. И все же образование, к примеру, не должно быть доступно только для избранных. Это непоследовательно. Кодекс чести извращается в той же мере, в какой утрачиваются гордость и самоуважение и остается лишь чувство собственного превосходства. Если личность цепляется за чувство превосходства, когда кодекс чести требует от нее жертв, все сооружение разваливается. Живущие по принципам чести счастливо избегают искушения, неизбежного для живущих в соответствии с буквой закона, для которых мир делится на людей хороших и плохих. Согласно кодексу чести мир состоит из людей приятных и, с другой стороны, людей скучных и блеклых, уродливых и нищих.

Закон предполагает подчинение правилам, лежащим вне нас, — в идеале, правилам, которые представляются справедливыми каждому, ведь закону должны следовать все. Кара за нарушение закона — не потеря уважения, но, в лучшем случае, конфликт с самим собой. Наручники может надеть на меня совершенный незнакомец, который, к тому же, ниже меня по социальному положению. Между личностью и обществом в целом существует необходимое противоречие. В основе кодекса чести лежит желание видеть мир интересным. Закон не принимает во внимание неповторимость личности; закону неведома та мера добродетельности или порочности, в которой личность соблюдает или преступает то или иное предписание. Чем яснее становится, что у каждого человека свои, уникальные отношения с законом, тем сложнее воспринимать закон как олицетворение права. В основе закона лежит желание видеть мир рациональным. Между законом и честью нет прямой связи. Если я считаю закон несправедливым и подчиняюсь ему только потому, что уступаю голосу рассудка или страху, — это унижает мое достоинство и честь. Правосудие и законы действенны, когда люди действительно равны. Законы теряют силу и не срабатывают, когда между людьми существуют столь глубокие различия, как в современном мире.

"Все хорошо, что хорошо кончается". В обществе, где вырос Бертрам, кодекс чести предписывает быть храбрым и говорить правду, когда вопросы задают равные по социальному положению. Нужно быть учтивым. Нельзя жениться на женщине, которая может скомпрометировать вас в обществе. С женщиной, равной вам по положению, можно целоваться, но не следует никому об этом рассказывать. Можно завести роман с женщиной из другого сословия, но при этом нельзя на ней жениться или попадать в эмоциональную зависимость от нее.

Непросто преуспеть ребенку, у которого одаренные родители. Сын говорит себе: "Я никогда не сравнюсь с родителями". Сыновья великих людей чаще всего неудачники. Над сыном довлеет тяжкий груз родительского таланта. Бертрам оказался именно в таком положении. Его гркойный отец, вызывавший всеобщее восхищение, вновь и вновь преподносится ему как образец добродетели, и Бертрам стоит перед выбором: он должен сравниться с папа, совершив нечто коренным образом отличное от его поступков, или же сравниться с ним, во всем ему уподобившись. Великая родительская любовь, как у графини к сыну, — тяжкое бремя для ребенка, во-первых потому, что он понимает, насколько такая любовь незаслуженна, во-вторых потому, что он пытается ее заслужить, а это, разумеется, невозможно.

В пьесе "Все хорошо, что хорошо кончается" графиня, Лафе и шут — далеко не молодые люди, а Бертрама растили в большой строгости, воспитывая в нем глубокое уважение к чести и чувство семейного наследия. Принимая во внимание его родословную, от него ожидают добродетельности и благородства. Но Бертрам несчастлив дома и еще более несчастлив при дворе, где его считают слишком молодым для ратных дел. Он с удовольствием злит короля, отказывая Елене в знак самоутверждения, и, в общем-то, понятно, почему он отвергает невесту. Но понятно и неудовольствие короля. Люди, когда они болеют, не отличаются добродушием, а король болен, и, ко всему прочему, согласно королевскому кодексу чести — болеть не обидно, а постыдно.

У мужчины есть две возможности удовлетворить свое "эго". Во-первых, на общественном поприще, то есть добившись успехов в деле, или, в елизаветинские времена, на поле брани. Но, пожалуй, еще важнее покорить неприступную женщину. Бертрам заявляет: "Страшна ль война, / Раз дом постыл и не мила жена?"[124] (II.3) — и отправляется воевать во Флоренцию, где доказывает свою доблесть. Но там же он соблазняет Диану и лжет ей. Пароль говорит королю: "Он любил ее, как знатный господин любит женщин. <… > И любил, государь, и не любил" (V. 3). Однако в отношениях с Дианой Бертрам нарушил кодекс чести дворянина: он дает ей лживую клятву, когда, как ему кажется, он ее соблазняет, и лжет об этой мнимой связи позже. Сознавшись, наконец, в бесчестном поступке, он может жить дальше — может даже признаться себе в том, что нуждается в Елене и способен ее полюбить. Елена прекрасно понимает Бертрама и готова пожертвовать собой, чтобы он мог вернуться домой.

Пароль — единственный сверстник Бертрама в пьесе. Молодому графу с ним легко. Пароль относится к Бертраму как к мужественному воину, и это льстит юноше, тогда как графиня считает, что Бертрам: "Природный добрый нрав свой губит / Общаясь с ним" (III. 2). Но хотя Пароль и пытается надуть других, он не склонен обманываться на свой счет. Когда его наконец уличают в трусости и лжи, он говорит:

И все ж я рад. Будь это сердце гордым,

Оно б разбилось. Так, не капитан я.

Но буду есть, пить, спать я так же сладко,

Как капитан! Я буду просто — жить

Тем, что я есть! Да, хвастуном родиться

Всегда опасно, и в конце концов

Хвастун в ослы всегда попасть готов.

Так ржавей, меч! Конец стыда румянам!

Живи, Пароль, обманутый, — обманом!

Для всех людей есть где-то стол и кров.

Пойду искать их.

Акт IV, сцена 3.

Таланту художника присуще известное бесстыдство — художник тоже не спешит на баррикады.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.