Александру Васильевичу Лаврову

Александру Васильевичу Лаврову

                      I

               АКРОСТИХ

Лавр благовонный осенил чело

Аякса благородного под Троей

Ворочая тяжелое весло

Разбил корабль славнейший из героев

О боги! Сколь ужасно наказанье

Влекомому к бессмертному признанью

19 января 1969 г.

                     II

Ты Логос сочетал и Эрос

Под знаком нового креста

Сшибая с нас и спесь и серость

Ты свят и жизнь твоя чиста

Тебе орлу доступно небо

К тебе склоняется Христос

А мы для хлева и для хлеба

Закапываемся в навоз

Наивный плут князь Мышкин в сбруе

Нас ужасая и дразня

Искариотских поцелуев

Беги воскликнув Чур меня

Но помни: в суетности мира

Держать пред Господом ответ

Смертельно смертному… Секира

Над головой твоей грядет

Врунишка с вечностью в обнимку

Дурашка книжный том и гном

Накрывшись трансцендентной дымкой

Ты растворяешься в фантом

Лети… Тебя века искала

Твоя безумная стезя

На грани кала и астрала

С тобой помолятся друзья

29 января 1969 г.

                           III

                     КАРА-ДАГ

Смири гордыню. Помолись. Судьба слепа.

Доверься инстинктивному уменью.

Уходит в небо горная тропа.

Ступай, держась за ветви и каменья.

Три тысячи шагов в палящий зной.

Неверная щебенка колет ноги.

Из-под надбровных дуг смахни рукой

Слепящий пот, упав на полдороге.

Тропа теряется в камнях, ползи туда.

Зажмурь глаза на круче перевала:

Внизу, в полуверсте, кипящая вода

Бесшумно бьет в обугленные скалы.

Запомни диво это. Поиграй,

Побалансируй на ветру над миром…

Невероятен первобытный рай,

Расчерченный парящих птиц пунктиром.

Не выбирай проторенных дорог,

Спускайся вниз по горному распаду…

Колючки терна. Сухо пахнет дрок.

И под тобой поют в траве цикады.

Лето 1977 г.

                         IV

Сей мир переперчен, но пресен:

Тусовки, разборки, туше…

Ошметки хасидских песен

Смердят в моей темной душе.

Я, выломившийся из строя

Гоплит, убиенный копьем.

Сгорев, моей юности Троя

Забита бурьяном, репьем.

Иначе: я — Божья коровка

С мечом и щитом на ремне.

Страдающая полукровка:

Татарин и русич во мне…

С торжественностью иерея

Стиха воздымая потир,

Печалуюсь: крови еврея

Нет в жилах… Печеночный тир

Подвергнут обстрелу таблеток, —

Господь костерит подлеца, —

Приди, корешок-однолеток,

И кровь промокни мне с лица.

Заносчивое мессианство

Поганых равнин и болот,

С чужого плеча окаянство,

Россия, твой блуд и оплот…

Разверста и выбита рама —

Сквозняк и осколки — тот свет.

Дорога, ведущая к Храму, —

Лишь Ветхий и Новый Завет.

Отчизны веселая тризна.

Топор неподъемно кровав…

Палачеству стих — укоризна

И знак неотъемлемых прав,

Которые Бог на скрижали

Занес, заповедав сынам…

Так тяжко нас мяли и жали,

Что трудно очухаться нам.

Молюсь… но о чем ни проси я,

 Мечтаю: пусть сгинет Конь Блед,

Чтоб в славе Христовой Россия

Горела бы тысячу лет.

Как молния, бьющая свыше,

Летит изречение к вам:

«Имеющий ухо да слышит,

Что Дух говорит церквам».

Нас вера избавит от тленья,

Нас сладкие слезы спасут…

Надеюсь, мое поколенье

Не узрит Господень Суд.

10 февраля 1989 г.

______________________

Сергей Гречишкин (Санкт-Петербург)