Глава III

Глава III

— Скажи-ка, — прервал я его, — считаешь ли ты, собственно, еврея националистом или интернационалистом?

— Ни тем, ни другим, — последовал ответ. — Чувствовать себя интернационалистом, это означало бы относиться ко всему миру так же хорошо, как к самому себе. Если бы мир действительно поступал так, то было бы хорошо. Прежде всего, нашим интернациональным мечтателям не следовало бы надеяться, что дело не столько в том, что они доброжелательно относятся к миру, сколько в том, что мир доброжелательно относится к ним. Во всяком случае, доброе намерение должно иметь силу. Но этого намерения совсем нет у еврея по самой его природе. Даже во сне он и не думает как-то подчинить себя всему человечеству. Он хочет владеть им, владеть ради того, чтобы иметь возможность эксплуатировать его по своему усмотрению. Если бы еврей был заинтересован в товариществе, у него давно уже было множество возможностей для этого. Заповедь Иеговы[22] не заключать союз с чужими народами, а, наоборот, пожирать их одного за другим, вот каково его самое сокровенное чувство. Еврея сначала повсюду встречали с сердечностью, в древнем Египте, в Персии, в Вавилонии, в Европе; и чертово копыто обнаружилось повсюду. Германские завоеватели встретились с ним, когда он обладал массой самовольно присвоенных себе прав, они оставили ему эти права; его владение землей было ему гарантировано; он мог торговать, где хотел, в том числе, в соответствии со своей любимой склонностью, заниматься работорговлей. Как и все остальные, он мог занимать официальные должности, в том числе быть судьей; и его так называемая религия была под строгой защитой государства.[23] Примерно так пишет Отто Хаузер, о котором никто, пожалуй, не смог бы сказать, что он не делал все, чтобы представить еврея в самом привлекательном виде.

— Еще бы! — кивнул я, — но им нужно наслаждаться с осторожностью, иначе не увидишь черный лес за «белокурыми» деревьями.[24] В общем, мне тут больше нравится Вернер Зомбарт, несмотря на то, что его берлинские лекции уж слишком кишат евреями.

— Ну, он говорит то же самое — воскликнул он. — По его мнению, евреи отнюдь не всегда были полугражданами; в древности у них даже часто были особые привилегии, их освобождали от определенных обязанностей, военной службы и т. д.[25]. Личное участие в военном походе, впрочем, как раз никак не было их сильной стороной. Во время Освободительных войн против Наполеона евреи из городка Дойч-Кроне в Померании направили королю петицию с просьбой позволить им остаться дома и не участвовать в походе в обмен на деньги, «потому что в нынешнее время трусы ничем не могут помочь, зато десять тысяч талеров наличными пойдут на пользу». Просьба была удовлетворена, причем не только по отношению к ним, но и к евреям еще пяти других прусских округов, которых всего-то было только семь.[26]

— Я знаю это место у Хаузера, — добавил я; — оно подтверждено документами. Но там еще сказано, что энциклопедический словарь Майера совершенно спокойно пишет, что евреи в Освободительных войнах своим героизмом проявили себя как достойные немецкие граждане.

— Как и во время мировой войны, — махнул он многозначительно рукой. — Если бы это зависело от меня, то во всех школах, на всех углах, в каждом ресторане висели бы плакаты, на которых были бы написаны только одни слова Шопенгауэра[27] о евреях: «Великие виртуозы лжи!». Лучше не скажешь. И это касается любого еврея без исключения, неважно, высокого или низкого, биржевика или раввина, обрезанного или крещеного. Порабощенный народ! Тысячелетиями подвергавшийся травле! И простодушный человек снова и снова попадается на этот наглый обман. Само собой разумеется, на них злились, но только уже после того, как они бесстыдно злоупотребили наивным добродушием и ограбили народ до нитки своим ростовщичеством и обманом. Так происходило везде, в древней Римской Империи, в Египте, в Азии, позже в Англии, Италии, Франции, Польше, Голландии, Германии, даже, как дословно пишет Зомбарт, «на Пиренейском полуострове, где они получили столько добра»! Уже Цицерон сетует на беспрерывное просачивание римского золотого запаса в Иерусалим![28] Его еврейский современник Иосиф Флавий[29] дает нам объяснение этого: свыше двух миллионов евреев из всех провинций гигантской империи тогда каждый год отправлялись к Храму Соломона в «благочестивое» паломничество. Когда позднее Тит захватил Иерусалим, там обнаружился неприятный сюрприз. В своих подземных подвалах «Дом Божий» скрывал огромное количество запасенного золота. Сегодня Америка, кажется, превратилась в такое укрытие. Генри Форд рассказывал, что на его родине все утверждают, что у США сейчас больше золота, чем у любой другой страны. Но где это золото? «Как давно ты уже не видел ни одной золотой монеты?». Правительство, погрязшее в долгах, отчаянно пытается экономить, оно даже не может заплатить пенсии инвалидам войны, и в Америке золото есть, без сомнения, но американцам оно не принадлежит.[30]

— Как давно больше не видели уже золотую монету и в Швейцарии, в Англии, в Голландии, во Франции, в Скандинавии? — добавил я, — в конце 1922 года я в Швейцарии не видел в обороте никакого золота, одна только бумага, как и у нас. И так во всем мире. Любой иностранец подтвердит это. Мы были очень глупы, когда несли золото в Имперский банк. Было бы благоразумнее сразу нести его в синагоги.

— Сегодня это так, и две тысячи лет назад было то же самое, — продолжал он. — Я думаю, этого достаточно, чтобы охарактеризовать сущность еврейского интернационализма. Тогда у нас осталось еще национальное самосознание евреев. Конечно, у них нет одного такого чувства для Германии, другого для Англии и т. д. На такую удочку уже не многие клюют. «Пришлите мне коробочку с немецкой землей, чтобы я хотя бы символически мог проглотить эту проклятую страну», писал немецкий еврей Бёрне, и Генрих Гейне унюхивал будущее Германии из ночного горшка.[31] Физик Эйнштейн, из которого еврейская реклама сделала второго Кепплера, заявляет, что у него нет ничего общего с немецких духом; традицию Центрального союза немецких граждан иудейского вероисповедания открыто показывать только религиозную общность евреев, но при этом не их национальную общность, он считает «неискренней».[32] Белая ворона? Нет. Просто это человек, который думает, что его народ уже добился нужного контроля, и поэтому больше не считает необходимым притворяться. Даже в самом Центральном союзе уже упала эта маска. Доктор Брюнн там без обиняков признал, что евреи не могут обладать немецким национальным самосознанием.[33] Мы как раз всегда путаем их невыразительное стремление приспособиться ко всему и к каждому, движением их души. Если это только приносит им преимущества, то для них нет никаких колебаний, уж тем более моральных, сколько галицийских евреев стали сначала немцами, потом англичанами, и, наконец, американцами! И каждый раз в один миг. С обезьяньей скоростью меняют они свою национальность туда и сюда, и стоит им где-то поставить свою ногу, как уже раздается либо «Стража на Рейне», либо «Марсельеза», либо «Янки Дудл». В том, что наши Варбурги, наши Бляйхрёдеры, наши Мендельсоны могут менять свое местонахождение вместе со своим патриотизмом уже на следующий день перенести в Лондон или Нью-Йорк, не станет сомневаться, пожалуй, даже доктор Хайм. «На бранденбургском песке азиатская орда!», зарапортовался однажды Вальтер Ратенау, говоря о берлинском еврействе.[34] Он забыл добавить: та же орда на Изаре, на Эльбе, на Майне, на Темзе, на Сене, на Гудзоне, на Неве, на Волге. И всюду с одной и той же лживостью по отношению к своему окружению. Но наши чародеи и гадатели делают различие между достойными и недостойными, местными и новоприбывшими, западными и восточными евреями; и если сбываются наихудшие ожидания, они пожимают плечами и бормочут: «У каждой страны есть те евреи, которых она заслуживает. То, что это сказал еврей[35], для них не имеет значения. Зато так хорошо звучит.

Но что делать, если нам при этом влепят звонкую оплеуху? «Весь Израиль открыто стоит на стороне британцев!» — заявил в 1916 году руководитель американских социал-демократов Самуэль Гомперс. Все евреи мира. Американец Форд тоже знал это. Он говорит о неверности «так называемых» немецких евреев по отношению к стране, где они жили; и о том, что они объединились с остальными евреями ради падения Германии. «Почему?» — насмехается еврей. «Потому что немец — это пошлая падаль, отсталое, средневековое создание, у которого нет ни капельки нашей ценности. И такому мерзавцу мы должны были бы помогать? Нет, у него были те евреи, которых он заслужил!». Я думаю, большую наглость едва ли можно было бы себе представить.

Я напомнил о России. «До революции настоящая клоака низости, стало быть, пожалуй, и тамошнее еврейство в ней тоже явное дерьмо; а теперь — то же самое еврейство у руля страны, и, раз-два-три, те же самые русские вдруг уже великий народ.

— В 1870 году, — ответил он, — у нас, немцев, была привилегия быть великим народом. Евреи посчитали, что пришло время заменить ставшего ненадежным французского императора на гибкого президента; возможно, коммуна могла быть также введена при этом случае; отсюда и объявление немцев «героическим народом»! Неудивительно, что сразу за нашими князями и генералами в Париж вошла жестикулирующая с живостью группа еврейских финансистов.[36] За прошедшее с той поры время мы снова упали до уровня какого-то сброда. Пресса, «избранный инструмент антихриста», как назвал ее Бисмарк[37], сделала нас «бошами», «гуннами». Но потерпите! Чем быстрее мы приблизимся к большевизму, тем более славными мы снова будем. И в один прекрасный день англичане и французы станут мерзавцами. У кого есть глаза, чтобы видеть, видит это даже сейчас и без очков. «Я британский подданный, но прежде всего и в первую очередь я еврей», визжал уже много лет тому назад один еврей в большом английском еврейском листке.[38] И другой: «Тот, кто должен выбирать между своими обязанностями как англичанин и как еврей, должен делать выбор в пользу последнего».[39] И третий: «Евреи, которые хотят быть патриотичными англичанами и хорошими евреями, — это просто воплощенная ложь»[40]. Насколько ожидовленной должна была быть Англия уже тогда, если они могли решиться так высказываться публично.

— Начиная от Кромвеля до Эдуарда VII она превратилась в оплот европейского еврейства, — подчеркнул я. — С Ветхим Заветом на луке седла пуритане скакали в бой, и на знаменах их было написано «Лев Иудеи». Также пророчество Исаии, «что все князья ее будут ничто», им пригодилось: Кромвель незамедлительно приказал обезглавить своего короля Карла I. Я однажды лично видел масона высокого градуса Эдуарда VII: классический портрет еврея-биржевика. Вокруг него тоже было полно евреев. Между тем их центр, кажется, уже переместился в Америку. Там давно уже была подготовлена хорошая почва. Еврейские деньги сделали возможными два первых путешествия Колумба, утверждает Зомбарт[41]; еврей, Луис де Торрес, тоже якобы вступил на американскую землю как первый европеец. Самое прекрасное, замечает он, что в последнее время появились утверждения, что и сам Колумб был евреем.

— Ну, это ясно, — засмеялся он. — Включая самого Господа Бога, все, кто сыграл хоть какую-то роль в мире, — евреи. Сейчас на очереди Гёте и Шопенгауэр. Блажен, кто верует. Я, со своей стороны, не верю, что и Колумб, и Торрес были евреями. Тогда морские путешествия были куда опаснее, чем сейчас.

— По словам Хаузера, — ответил я, — Колумб был германского, вероятно, даже немецкого происхождения.

— Мне все равно, — ответил он. — Как по мне, он мог бы быть хоть зулусом. Я скорее поверю, что его открытие совершил негр, чем еврей. То, что дети Израиля так быстро воспользовались этим, это уже другая история. Насколько я их знаю, они уже надеются на кого-то, кто установит связь с Сириусом. Поле их любви к ближнему постепенно становится для них слишком маленьким.

— В любом случае Америку они уже очень давно крепко держат за глотку, — продолжал я. — Ни одна другая страна, пишет Зомбарт, не наполнена еврейской сущностью так, как Соединенные Штаты.[42] Мы ощутили на себе это воздействие во время мировой войны. Ты знаешь, что позже официально установила особая комиссия американского Конгресса: Уже в 1915 году, то есть, в то время, когда настоящая Америка даже во сне не думала о войне с нами, настолько мало думала, что того, кто хотя бы тихо намекнул на это, тут же выгнали бы прочь, собралась некая секретная консультативная комиссия, исключительно с целью подготовить вступление Америки в эту войну! В 1915 году, за целых два года до этого вмешательства Соединенных Штатов! И кто тогда дергал за ниточки? Вместе с почтенным Вильсоном некий до тех пор абсолютно неизвестный еврей Бернард Барух. «Я верил, что война наступит, задолго до того, как она наступила», заявил он позже дословно перед особой комиссией, в полном душевном спокойствии.[43] И никто не встал и не сделал отбивную котлету из этого отпетого мерзавца.

— По достоверным источникам решение еврейского верховного руководства развязать мировую войну было принято еще весьма задолго до этого, — сказал он.

— На Шестом сионистском конгрессе в Базеле в 1903 году его председатель Макс Нордау в присутствии всего затаившего дыхание от напряжения зала сказал, что Теодор Герцль знал, «что мы стоим перед страшным потрясением всего мира».[44] Добрый Герцль! Этот идеальный человек! Наших чародеев и гадателей прямо-таки пронизывает благоговение, когда они только упоминают этого благородного патриарха. Но эта скотина знала, что намеревался сделать с нами его грязный народец! Нет, мой дорогой, здесь этот фейерверк заканчивается. И если бы я встретил в загробном мире центральный союз небесных граждан иудейского вероисповедания, я крикнул бы всему обществу: — Убирайтесь к чертям, лжецы! Ведь вам ничего не стоит предать даже и сам рай небесный!

— Герцль был сионистом, — бросил я.

— Он был евреем! — ударил он по столу. — Одно слово «еврей» уже говорит обо всем. Тут нет разницы! Кроме искусственно сделанной разницы, предопределенной для прутика, обмазанного клеем, чтобы ловить на него доверчивых птиц. «Божий народ» хочет получить назад свое собственное «Божье государство»! Правильно понял: именно получить назад! Божий народ, который никогда не был таковым, и государство, которое никогда не было таковым! То, что творилось там в Палестине на протяжении шести веков, пока ассирийцы не положили этому безобразию конец, по уровню своего упадка превосходит любые описания! Государство? Да почитайте же вы внимательно Ветхий Завет! Сначала беспрерывные убийства и грабежи чужих народов, на что пошло весьма много времени; затем, до самого конца, самая ужасная подлость, сплошная анархия раз за разом. Апогей, расцвет, славу еврейского искусства управления государством представляет собой царь Давид, который, как справедливо подчеркивает Бляйбтрой[45], был таким негодяем, что ему мало было беспрецедентной подлости с письмом Урии: еще на смертном ложе он приказывает своему сыну убить военачальника Иоава, так как он сам, к сожалению, связан клятвой, препятствующей ему как-либо отомстить своему старому боевому товарищу. Но после этого все закончилось. Когда Кир позволил евреям возвратиться домой в Палестину, там происходило не то, что, как думает Делитч, ни один из пророков не считал возможным, а нечто вполне естественное: подавляющее большинство плюнуло на Сион, осталось в весьма довольном настроении сидеть в «необычайно богатой» Вавилонии и занималось там дальше своими чертовыми махинациями.[46] Это значило тогда: «При реках Вавилонских сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе». Народ переиначил это лучше: «У вин вавилонских сидели и лили воду», — сказал он.

— В 1267 году, — сказал я, — в Иерусалиме было всего два еврея; до мировой войны во всей Палестине число евреев возросло едва ли до ста двадцати тысяч[47], несмотря на то, что им издавна был открыт туда путь, и средств на дорогу им наверняка тоже хватало. Прочие двадцать, или двадцать четыре или даже больше миллионов — точнее узнать нельзя, потому что считаем их не мы, а евреи — кормятся по всему миру за счет труда других. Как маленькая Палестина смогла бы когда-нибудь принять к себе такую гигантскую массу людей, нельзя даже представить.

— Но этого и не требуется, — возразил он. — Главное, чтобы так было написано на бумаге. Израиль вспомнил о себе самом, его цепи пали, солнце нового Божьего государства поднимается над Сионом! Какой спектакль! Наконец, освобождены! Все застывает в почтении. Евреи ухмыляются.

— Уже есть резолюция…, - хотел было я продолжить.

— Конечно, — воскликнул он, — вот тут-то это и проявляется. Как раз здесь-то кот и выпрыгнул из мешка! Резолюция всееврейского конгресса в 1919 года в Филадельфии! «Евреи являются гражданами нового еврейского государства Палестины, но в то же время обладают всеми правами гражданства всюду там, где они соизволили жить». Это нужно прочитать дважды, нет, что вы, сто раз, иначе этот верх наглости покажется слабоумной мечтой. Англичане — это граждане

Британской империи; но каждый англичанин, который соизволил жить в Германии или Франции, или Италии, также и там имеет все права английского гражданина, и в то же время, однако, еще и все права гражданина соответствующей страны! Представьте себе это, и спросите себя, какой крик ярости подняли бы не только французы или итальянцы, но и сами евреи, если бы английский народ действительно принял это решение! Но всееврейский конгресс принимает свою резолюцию так категорически, как приказ.

— При еврейском своеобразии, — возразил я, — там наверняка были и весьма своеобразные сюрпризы. Великий Кон добрался до должности рейхспрезидента. Официально он живет в Берлине. Но знаем ли мы это на самом деле? Возможно, официально он живет в Палестине. И вот вдруг великий Кон становится главой государства уже не Германии, а Палестины. На случай войны это удобная перспектива.

— Всееврейский конгресс был, — повторил он, — представительством всего мирового еврейства, стало быть, и сионистов тоже! И вот что самое важное: евреи остаются там, где они есть; и цель нового Сиона только в том, чтобы, во-первых, укрепить их политический становой хребет, во-вторых, удовлетворить их высокомерие, и, наконец, чтобы дать им место, где никто больше не увидит их грязные делишки. Как в дни Цицерона набожные паломники снова потянутся в Иерусалим, год за годом, чтобы на пороге храма в обмен на кучу вполне осязаемых предметов получить кучу добрых советов. Другими словами: арсенал и университет одновременно. То, чем в малой мере, было уже каждое гетто. Там они как раз и могли жульничать от души и собирать свои богатства — достаточная причина для них, чтобы во весь голос кричать о желанной изоляции. Я думаю, теперь мы разобрались уже и с еврейским национализмом.

— Но если они и не националисты, и не интернационалисты, — согласился я, — то кто же они тогда?

— По привычным понятиям, — он пожал плечами, — это нельзя определить. Это как раковая опухоль, разрастающаяся над всей землей, то медленно, то быстро, и она сосет повсюду. Сначала блистательное изобилие, потом, в конце концов, высохшие соки. Ставший видимым сионизм — это исходный пункт. Под землей он связан с огромным растением. И нет никакого следа каких-то противоречий.

— Как говорится, — засмеялся я, — волки также раскололись на два лагеря. Одна часть твердо решила покинуть страну овец, чтобы где-то жить между собой совсем по-вегетариански.