Виктор Ханов «Современные эпигоны или Вычурность стиля?»

Виктор Ханов

«Современные эпигоны или Вычурность стиля?»

В предыдущих публикациях («Истоки» №№ 5, 8) я уже отмечал, что современные авторы предпочитают низкопробное бумагомарание серьезному стилю, погрязая в описании насилия и криминала («Гнев авторов или бодяга поденщиков?»), либо стращая читателя нелепыми кошмарами и жутью («Певцы геенны или бред визионеров?»), и все это сдобрено неправдоподобно большими порциями непристойностей, порнографии и ненормативной лексики. Обычно такие произведения вовсе не замечаются, или разбираются подробно, если публикация заказана и оплачена звонкой монетой.

И ведь что получается, когда специалисты в области литературы пытаются разобрать очередное творение незадачливых беллетристов? Они начинают прославлять одних (как правило, известных и «раскрученных») и ругать других (начинающих и несостоявшихся) авторов-остросюжетников, даже не пытаясь применить ни к тем, ни к другим правила «хорошей» (я бы даже сказал: истинной) литературы. Почему сегодня критики стараются сравнивать наихудшее с худшим? К чему равняться на литературных поденщиков? Не правильнее ли ВСЕГДА обращаться к творчеству «серьезных» писателей, настоящих мастеров слова?

Взять, к примеру, Юрия Полякова. Богато расцвеченный метафорами язык и многочисленные аллюзии свидетельствуют, как о начитанности автора, так и о таланте тонкого стилиста. И ведь с каким интересом читается его проза, написанная в жанре «гротескного реализма». Нет тут ни дурацких ужасов, ни глупого мордобоя, ни назойливых непристойностей. По сути, нет никакого остросюжетного повествования, но, в то же время, автор настолько умело и увлекательно раскручивает нить интригующей фабулы, что невозможно оторваться от текста. Тонкий юмор соседствует с грустными размышлениями о греховности человеческой природы, а неприкрытая правда жизни – с верой в стойкость и милосердие человека. И все это «сервировано» и преподнесено с таким вкусом, что получаешь истинное удовольствие от чтения. Всем бы научиться писать так, как это делают Юрий Поляков, Юрий Козлов, Александр Сегень, Руслан Киреев, Михаил Чулаки – целая плеяда «постсоветских» писателей-реалистов. В их произведениях вы найдете и глубокий психологизм, и динамику повествования, и неординарные философские размышления, равно как порадуют вас богатый словарный запас и прекрасный слог.

Вообще, за всю историю развития остросюжетной беллетристики весьма часто прослеживаются попытки авторов (по крайней мере, лучших из числа представителей «несерьезных» жанров) писать по требованиям «большой литературы». Иногда эти попытки сводят на нет все дело, если в угоду «серьезности» писатели отступают от канонов своего жанра (высокопарщина, резонерство и нудные психологические отступления донельзя раздражают любителей детектива и фантастики). В других же случаях старания походить на произведения «главного русла» увенчиваются успехом, и тогда рождаются яркие запоминающиеся (и волнующие еще очень долго множество читателей) бестселлеры, а то и шедевры.

В этой обзорной статье речь пойдет о книгах уфимского автора Всеволода Глуховцева – «Башня под облаком» и «Полнолуние». И вместо того, чтобы сравнивать названные произведения с получившими известность бестселлерами других авторов того же жанра, давайте, лучше рассмотрим особенности стиля и содержание литературных опусов нашего земляка, и уже потом решим, что нового автор внес в современную отечественную литературу.

К «чистой» научной фантастике произведения Глуховцева не отнесешь, как не отнесешь и к детективному жанру. Остросюжетная мистика? Скорее да, но все же это определение не полностью охватывает весь круг творческих интересов писателя. Пожалуй, мы имеем дело с сюрреалистической «черной» фантастикой с элементами мистики и детектива. Повесть «Полнолуние» – типичный триллер в духе мрачного режиссера Джона Карпентера («В пасти безумия», «Они живы» и т. п.). Действие разворачивается исподволь на фоне российской действительности – армейских повседневных будней. Автор достаточно умело рисует неуклонно нарастающее напряжение, атмосферу страха и растерянности в одной из воинских частей, расположенной, как выяснилось, в гиблом месте. С военнослужащими творится неладное, происходят жуткие убийства, причину которых невозможно объяснить с позиций здравого смысла и рациональной логики. Игнорирование со стороны командования сверхъестественного фактора приводит к неумолимой развязке. В конце концов, автор соизволил объяснить нам, что причина в открытии безумного гения, создавшего некий эликсир – мощное психоделическое вещество, употребление которого расширяет границы сознания, одновременно отворяя врата в мир астральных сущностей. Но тут же логика повествования у Глуховцева рвется, т. к. предыдущие (задолго до «открытия века») самоубийства солдат не объясняются действием препарата.

Финал кошмарен: в наш мир темным, кровавым потоком хлынуло безумие и нечеловеческая жестокость. Словом, кругом мерзость и сплошная безнадега! Все же снова не удержусь от сравнения: вероятно, автор при создании сего творения находился под впечатлением творчества, с одной стороны, Ф. Кафки, Г. Лавкрафта и С. Кинга, а, с другой – Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского.

Хотя, честно говоря, обвинять нынешних авторов в эпигонстве как-то некорректно – ведь все возможные сюжетные ходы и линии уже использованы сотни, если не тысячи раз, и написать (придумать, смоделировать) что-то действительно новое, свежее и оригинальное по-настоящему трудно. Вот и подражают своим великим (и не очень) предшественникам, продолжая традиции той или иной школы, направления, стиля. О мраке, жути и безысходности я уже говорил выше.

Повесть «Башня под облаком» В. Глуховцева – не столь страшна и ужасна, но столь же наполнена модальностью безысходности и отчаяния. Здесь мы сталкиваемся с чистым «сюром» (раньше говорили: ахинеей), гротескным отображением реальности. Герой мечется по страницам книги, потерянный и жалкий, неизвестно что пытаясь доказать самому себе или окружающим, пока не попадает в иную реальность, где царит доведенное до абсурда революционное насилие. Он ясно понимает, что никакого будущего у него уже нет, и обратно в свой мир ему тоже не вернуться. Тут повествование и обрывается. Не совсем понятно, что хотел сказать этим автор, и для чего это вообще написано?

Если говорить о стилистических погрешностях автора, то в обеих книгах мы можем обнаружить целый сонм лексических ошибок, литературных ляпов и смысловых недоразумений. Возьмем, к примеру, повесть «Полнолуние». С первых же страниц встречаются архаизмы. Например, комбриг – это звание до введения погон (начдив, командарм и т. п. в Красной Армии). Напомню: действие происходит в конце XX века. Или вот еще архаизм: «надел галифе» (с. 74). Позвольте, где вы видели военнослужащего российской армии, носящего галифе на пороге XXI века? Нонсенс. Чуть далее на третьей странице читаем: «утробного ворчания…пельменей». Пельмени могут урчать в желудке, ворчат люди. На стр. 4: «рывком захотелось домой». Интересно, откуда у автора этот ляп – «захотеть рывком» – из глубин подсознания? Автор допускает еще одну смысловую ошибку (на той же с. 4): пафос может быть (присутствовать) в речи, в произведении, в искусстве, в труде и свершениях, но не в человеке же!

Следует отметить и тавтологические недочеты: брюхо и снова брюхо (с. 6), голос и голос (с. 25), безнадежная надежда (с. 26) и т. п. Вот еще один откровенный ляп: сошедшиеся над переносицей продольные (?!) морщины (с. 10). Наверное все-таки вертикальные. Или такой перл: «Зимин…моментально вернулся в свой имидж (с. 20). Имидж приобретают, сохраняют, поддерживают, но не возвращаются же в него! И так почти на каждой странице. Стр. 24: «тесный воздух» (спертый?). Стр. 25: «страх имел место» (место быть, место исхода?). Там же: «расставленные ноги» (как расставленные: широко?). А вот безграмотность человека, вероятно отслужившего в свое время в рядах СА: вначале указывается, что герой попал в погранвойска, а потом оказался в армии (?). Выходит, погранвойска – это не армия? На стр. 32 автор, по крайней мере, раз десять повторил местоимение «ОН», а на следующей – еще с десяток «ОНов». Каков автор, таков и слог.

Присутствуют в тексте обеих книг и ненужные длинноты. Автору нельзя забывать, что краткость – сестра таланта.

Что ж, подведем итоги. Глуховцеву необходимо очень серьезно работать над стилем и слогом, уделяя особое внимание лексическим несообразностям. Фантазии как видно у автора хватает (а то и через край бьет), руку на сюжетных ходах он набил, все дело в мастерстве стилиста, а вот его то мы как раз и не заметили, хотя искали весьма усердно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.