Майклу Канделю Краков, 11 апреля 1973 года

Майклу Канделю

Краков, 11 апреля 1973 года

Дорогой пан,

хорошо, что «Голем» добрался до вас; отвечаю вам быстро, на высоких оборотах, так как только что вернулся из Берлина и еще не вытряхнул из мозга следы Western Way of Life[307] (кажется, так нельзя говорить). Вы являетесь так называемым гениальным Читателем, и посвященные знают, что это более редкое (статистически) явление, чем обычный гениальный автор. Действительно, я допустил некоторое злоупотребление, выковыривая «Лекцию Голема» из книги, в которой эта лекция является последней частью. Как название («Мнимая величина»), так и различные мелькающие там предсказания, должны усилить иллюзию гениальности и особенно нечеловеческий облик говорящего; а уж специальные три текста, предваряющие «Лекцию», то есть «гражданское» вступление, написанное сотрудником МТИ[308], «набожно-патриотическое» вступление, принадлежащее перу некоего отставного генерала (US Army, ret.), а также Памятка для лиц, впервые участвующих в беседах с Големом, позволяют подвергнуть сомнению однозначную достоверность того, что говорит Голем. В самом деле, все эти элементы, так же, как и фрагменты «Экстелопедии», несколько снижают серьезность данной лекции; надежда, предложенная слушателям в последней части сказанного, ПОДЛЕЖИТ сомнению, то есть там содержится ИРОНИЯ, — о чем вы все-таки догадались, и что делает вам честь. Implicite[309] Голем наводит на мысль, что человек будет похож НА НЕГО, если сравняется с ним разумом; план «суперкомпьютеризации» homo не ироническим, просто не издевательским, думаю, быть не может, поскольку речь идет о «свободе самоизменения», с пеленок зараженной противоречиями (какая же это свобода, если к ней подталкивает техноцивилизационный градиент?). Поэтому риторику помпезного финала просто необходимо было снизить, тем более что я не могу исключить вероятности того, что когда-нибудь скажу еще что-нибудь этими металлическими устами. Голем, конечно, эгоцентрик; основной вопрос, неприметный в лекции, это вопрос о достоверности ТАКИХ выступлений — когда говорящий безапелляционно возвышается над слушателями, нельзя отделить описание (диагноза, названного состояния вещей) от нормативного прогноза — а значит, не все здесь является такой святой истиной, в которую верит сам говорящий…

Персонификация является риторическим приемом, по крайней мере prima facie; теодицею Голема я набросал себе в черновике, может быть, я к ней еще вернусь. Персонификация является результатом вторичной проекции (когда речь идет о технологии Природы или Эволюции, невольно возникают телеономические воздействия, по крайней мере в какой-то частице того, что такая «технология» означает). В двух словах дело в том, что Голем не является окончательным продуктом (он говорит о том, что стоит на лестнице разумов «немного выше», чем люди), и нет никакой причины, по которой он не мог бы развиваться дальше; но эти дальнейшие аппроксимации Абсолюта (всеведения) обречены на поражение, тем более явное, чем лучше будут удаваться очередные шаги-этапы (поскольку на самом деле Бога нельзя реализовать технологически, а каждый очередной шаг, то есть возрастание разума, приближает к концу пути, коль скоро мир не дает согласия наверняка на построение разумов произвольной мощности — а потому, чем выше взберется такой разум, тем более явно должен понять, что ведет игру с проигрышным финалом, и размер поражения прямо пропорционален нарастающему Ненасыщению).

Что касается фактов этой юдоли: миссис Реди хотела бы иллюстрации Мруза, но тот желает 500 долларов, а издательство Англиканской Церкви может дать лишь 300, — сегодня Мруз должен решить… Историю о Мандрильоне вы перевели прекрасно, к моей радости. История о Легарии — самая трудная в книге, но я уже верю, что у вас ВСЕ должно в конце получиться. Миссис Реди писала мне, что и вы считаете «Футурологический конгресс» well timed[310] — и вся загвоздка в сложности его перевода. Это, наверное, самая тяжелая проблема, потому что эта книга представляется мне даже более трудной для перевода, чем «Кибериада» — во второй части особенно, когда появляется «Лингвистическая футурология». Но я в вас верю.

Ваши сны меня изумили, у меня таких замечательных не бывает. Зато у меня есть две пишущие машинки, и они могли бы друг другу писать письма на письменном столе в Кракове — хоть я и не думаю, чтобы эта чисто компьютерная ситуация оказалась единственным выходом из лингвистической ловушки…

Прогресс и Голем. Что ж, если ЭТО немного язвительно укрыто, то, значит, нельзя считать, что Голем понятие прогресса сначала упраздняет, а потом заново восстанавливает. В принципе, он, как отец Вергилий в стишке моего детства, напевает: «Хей же, дети, хей же, ха, делайте все то, что я!»

Впрочем, он, может быть, даже не отдает себе отчета во ВСЕЙ чудовищности своих постулатов…

SFWA[311] действительно предложило мне членство, на выбор, почетное или действительное, но это деликатное дело, потому что это вообще-то клуб баранов… опять же, издательство Англиканской Церкви убогое и неэнергичное, так что не думаю, что оно сможет сопроводить мое вступление на американскую землю рыком ДОСТАТОЧНОЙ мощности.

Вообще вы воздаете мне почести сверх всякой меры… так что пересылаю вам традиционное «Спасибо!», — надеюсь, это письмо доберется до вас еще до путешествия через Большую Воду; с нетерпением ждем вас; до встречи в мае.

Преданный

Станислав Лем