Рафаилу Нудельману Краков, 21 ноября 1974 года
Рафаилу Нудельману
Краков, 21 ноября 1974 года
Дорогой пан,
письмо ваше чрезвычайно интересно. Нет, я вообще не думал о возможности использования «Маски», resp. [341] ее начальной концепции в качестве ключа ко всем или почти ко всем моим книгам. Прошу принять во внимание то, что автор вынужден вести себя по отношению к собственным текстам всегда примерно так же, как человек по отношению к собственному глазу — глаз не может сам себя увидеть! Я долго не хотел писать «Маску», потому что сразу же, как мне пришла в голову эта мысль, я осознал подобие лейтмотива мотиву Хари. А как вы знаете, я не выношу возвращения к старым вещам. Мой краковский издатель, для которого я редактирую серию SF, утверждает, что в последних номерах ленинградской «Авроры» за этот год есть новая повесть Стругацких, что, естественно, меня чрезвычайно занимает в связи с этой моей серией. Это правда? Вы это читали? «Teksty». Позволю себе выслать вам очередной номер. Признаюсь, что я еще не оформил вам подписку, но лишь по причине чудовищной нехватки времени и суеты, однако я помню об этом и постараюсь исправиться, а в худшем случае буду и дальше посылать вам «Teksty», тем более, что это не так страшно, все-таки это ежеквартальник[342], к тому же выходит с ужасным опозданием. Мне нелегко определить свое отношение к вашему «концептуальному ключу» к Лему, который был бы чем-то вроде универсального классификационного ключа, какой, например, используют в ботанике. Ибо я считаю, что любой достаточно изощренный ключ (а тот, который приготовили вы, наверняка будет весьма изощренным) МОЖЕТ подходить к замкам-текстам. То, в какой мере он подходит «на самом деле», а в какой — немного «через силу», просто не удастся решить раз и навсегда, универсально, для всех книг! (Моих книг.) Во всяком случае, я слышал уже много раз от людей, чье мнение уважаю, что я как бы пишу одну и ту же вещь всю свою жизнь, что повторяю вариации единственной концептуальной темы — так что существование Ключа к Лему представляется мне действительно и разумным, и возможным. Но является ли ЭТОТ НАИЛУЧШИМ? Ха! Этого я попросту не знаю… Было бы очень хорошо, если бы вы пожелали поделиться своими концепциями на тему моего творчества с М. Канделем. В его порядочности, то есть конкретно в том, что он останется лояльным в отношении вашей интеллектуальной собственности как критика и что не присвоит себе ничего из ваших гипотез, я спокойно могу поручиться.
Если взяться искать так называемую объективную обусловленность всех моих сочинений — в понимании социального контекста, — наверное, проблему «Маски» как исходного ключа-концепции удалось бы изложить довольно легко! Другое дело, что это было бы как тривиально, так и не слишком приятно для меня. Конечно, было бы упрощением считать, что также и мои мысли отнологического измерения, касающиеся раскладывания человеческого существования в этом мире — в бытовом смысле, — что эти мысли также обусловлены критически-социальными размышлениями, — это уже было бы, я думаю, большим и обидным для меня преувеличением. Тем не менее, что-то в этом наверняка есть. Поэтому я горячо хотел бы, чтобы вы продолжили начатые рассуждения — с использованием ключа — «Маски». Вывод сможет представить свою полную обоснованность, лишь когда обрастет аргументационным материалом, пока же это является, конечно, необычайно очаровательным — замыслом, наброском. Сувин, критика, теория литературы, фантастики etc. Дорогой мой, если бы существовала теория фантастики и вообще — литературного произведения, хоть немного удовлетворяющая насущную потребность, я наверняка не писал бы такие молохи, как «Философия случая», как «Фант[астика] и футурология». Как я не раз уже говорил, я писал эти книги в условиях Робинзона Крузо, в пустыне и пуще, сам выстругивал себе, как умел, интеллектуальные инструменты, которые негде было взять. Сувин в самом деле очень добросовестно работает, но он немного схоластически страстен и, что хуже, — живя в среде этих различных авторитетов SF, не хочет портить с ними отношений. Я хорошо помню, как, в частности, пани Ариадна[343] сердилась на меня за львиную долю — если не за всю, — «Фант[астики] и футурологии», поскольку я так безжалостно сокрушительно обрушился на американскую SF. Но я не могу, не мог выбросить ни слова, — интеллектуальная пустота всех этих экскурсий в Космосы попросту позор человеческого разума… Одновременно следует уяснить себе относительность мер на поле литературного восприятия. Американская среда привыкла к СВОЕЙ SF, считает ее нормой. Мои книги именно потому, я думаю, имея не самую плохую репутацию в Европе, встречают наибольшее — со стороны читателей, критиков! — сопротивление в Америке, поскольку за исключением буквально нескольких людей там, все в этих моих книгах тамошнего читателя отталкивает, раздражает, приводит в ярость, злит: ибо возник канон, согласно которому никакая глубина не смеет участвовать в показах космических авантюр… и с этим ничего не поделаешь.
Разумеется: ТАКОЕ использование понятия «структура», которое вы предлагаете в письме, представляется мне во всех отношениях дельным и обещающим. Я предложил бы вам еще следующее. Можно взять произведение — такое, как «Маска» — и не столько извлечь из него достойный на первый взгляд «голый концептуальный ключ», сколько само произведение рассмотреть как элемент группы преобразований, включающей в качестве элементов иные произведения. В предложенном вами подходе мы сначала исходим из отношений, связывающих некие абстрактные понятия (маска — то, что замаскировано); то есть при таком подходе мы сначала исходим из РЕЗУЛЬТАТА какой-то еще не известной заранее трансформации. Отправная точка исследования звучит так: быть может, речь идет о различных трансформациях одной и той же или аналогичной высшей связи. По крайней мере можно, идя так до некоторого уровня, проверять обоснованность этой структурно узловой отдельной концепции (связи). Ведь если мы скажем себе, что имеем дело с группой преобразований какой-то исходно единой связи, то нам не придется начинать искать эту связь в чистом состоянии, очищенном от конкретных употреблений каждой трансформанты. Собственно, действительно точным методом (в математическом смысле), конечно, не удастся сделать это двумя совершенно независимыми друг от друга способами, но, возможно, принятие таких предпосылок облегчит самоконтроль (то есть, не НАВЯЗЫВАЕМ ли мы текстам слишком произвольно абстрактную предварительную аксиоматику). Впрочем, не исключаю даже и того, что я тут мелю вздор.
Маска: то, что замаскировано. Кандель заметил, что в «Маске» женщина сначала была чисто внешностью — то есть именно маской, — а в конце оказывается, что под маской скрывается женщина (ведь несчастный богомол не меньше, а, может быть, еще больше женщина, нежели первоначальное создание). То есть, я думаю, особое обстоятельство, данное композиционной конкретностью, и требует чисто ЛОКАЛЬНОГО обдумывания, которое вовсе не обязательно должно найти свои гомеоморфизмы в других произведениях. Впрочем — не знаю.
Маска: замаскировано, в более общем случае — шифр — то, что зашифровано. В самом деле — в «Рукописи, найденной в ванне» (это, главным образом, шифр) и в «Гласе Господа» также. А кроме того — моя концепция (из «Суммы технологии») «Фантоматики» — иллюзии, неотличимой от реальности, — тоже, конечно, относится к делу «маскирования», на этот раз дискурсивно. Ультимативно, мир как Маска Бога… ибо и так можно.
Во Франкфурте мне пришлось переводить ваше письмо Роттенштайнеру, потому что он не знает русского языка, отсюда, думаю, и задержка с его ответом. Но у Канделя, поскольку он русист, не будет с этим никаких проблем.
Не прочитав Нортропа Фрая[344], вы потеряли не много, а может, и вообще ничего. Я тоже, собственно, почти ничего о нем не знаю — это очень почтенная фигура, но и слишком старосветский способ мышления. В гуманитарный науках будущее принадлежит другим умам: точным. Образованным математически. Так я по крайней мере считаю. В ближайший вторник я начинаю в Крак[овском] университете лекции на философском факультете — «Теоретико-познавательные основы будущих исследований». Впрочем — масса работы. А если вы сможете что-нибудь узнать об этой возможной новой повести Стругацких — буду благодарен за известие.
Очень сердечно
Станислав Лем
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Антонию Слонимскому[263] Краков, 21 февраля 1970 года
Антонию Слонимскому[263] Краков, 21 февраля 1970 года Многоуважаемый и дорогой пан,очень лестно было получить ваше письмо. Я действительно очень ценю его, а особенно приглашение, которым я хотел бы воспользоваться в ближайшее пребывание в Варшаве, — наверное, весной, — но
Владиславу Капущинскому Краков, 19 июля 1971 года
Владиславу Капущинскому Краков, 19 июля 1971 года Дорогой пан профессор,благодарю за письмо. А поскольку слишком совершенная гармония, царящая в нашей переписке в виде сходства взглядов, не может пойти на пользу этой переписке, я осмелюсь начать с того, что не является нашим
Адресат неизвестен Краков, 16 ноября 1971 года
Адресат неизвестен Краков, 16 ноября 1971 года Дорогой пан,примите мое сочувствие в св[язи] с несчастным случаем. Если я правильно понимаю, выбрались вы из этого — после долгих больничных возлежаний — целым умом и телом? И то хорошо. «Бессонница»[278] как название относится
Майклу Канделю[282] Краков, 8 мая 1972 года
Майклу Канделю[282] Краков, 8 мая 1972 года Дорогой пан,я получил ваше письмо и одновременно письмо от миссис Реди[283], в котором она рассказывает, как вам приходится двоиться и троиться, чтобы сделать одновременно столько хорошего моим книгам, истерзанным разными личностями. А
Майклу Канделю Краков, 1 июля 1972 года
Майклу Канделю Краков, 1 июля 1972 года Дорогой пан,отвечаю на ваше письмо от 11 числа прошлого месяца. Я крайне заинтересован в переводе «Рукописи, [найденной в ванне]»; вы наверняка заметили, что ваше отношение к этой книге изменилось — и, наверное, менялось также во время
Майклу Канделю Краков, 1 августа 1972 года
Майклу Канделю Краков, 1 августа 1972 года Дорогой пан,я думаю, что это письмо вы получите уже после Важного Семейного События, и держу пальцы за всю вашу семью, а особенно за Жену и Ребенка. Да, даже миссис Реди писала мне о том, что Момент приближается. Говорят, когда детей
Майклу Канделю Краков, 11 апреля 1973 года
Майклу Канделю Краков, 11 апреля 1973 года Дорогой пан,хорошо, что «Голем» добрался до вас; отвечаю вам быстро, на высоких оборотах, так как только что вернулся из Берлина и еще не вытряхнул из мозга следы Western Way of Life[307] (кажется, так нельзя говорить). Вы являетесь так называемым
Виргилиусу Чепайтису Краков, 9 мая 1973 года
Виргилиусу Чепайтису Краков, 9 мая 1973 года Дорогой пан,прочитав поучительное и интересное ваше письмо о творческой работе в вашем рижском доме, я медлил с ответом, медлил, так как нагрешил в последнее время, но вижу, что ничего не поделаешь, надо открыть правду. Итак, был я в
Майклу Канделю Краков, 22 [?] 1974 года
Майклу Канделю Краков, 22 [?] 1974 года Дорогой пан,я выступил на нашем ТВ в программе «ОДИН НА ОДИН», по образцу некоторых программ в США (выступающий в огне перекрестных вопросов), но, конечно, это было очень мягкое «прижимание к стенке». Мне построили Луну с маленькими
Адресат неизвестен Краков, 9 апреля 1974 года
Адресат неизвестен Краков, 9 апреля 1974 года Уважаемая пани,с тех пор, как я узнал, что открытия делают те, кто не знает хорошо соответствующей литературы предмета, потому что, если бы хорошо ее знали, то ведали бы, что открыть ничего нельзя, с тех пор я с поднятой головой
Рафаилу Нудельману[323] Краков, 19 апреля 1974 года
Рафаилу Нудельману[323] Краков, 19 апреля 1974 года Дорогой пан,благодарю за письмо со ст[атьей] Бахтина, книги, статью о фант[астике], но прежде всего за само письмо. Сначала такое общее замечание. Такие письма, как ваше последнее, для меня ценны — несмотря на то, что у меня
Майклу Канделю Краков-Франкфурт, в октябре 1974 года
Майклу Канделю Краков-Франкфурт, в октябре 1974 года Дорогой пан,пользуюсь пребыванием в Франкфурте, чтобы переслать вам письмо, которое не будет открыто и прочтено в Польше. Прошу считать все, здесь написанное, конфиденциальным, то есть не использовать это публично со
Рафаилу Нудельману Краков, 2 января 1975 года
Рафаилу Нудельману Краков, 2 января 1975 года Дорогой пан,хоть я и писал вам всего лишь 3 дня назад, пишу снова, так как забыл в том письме попросить вас ответить на вопрос, касающийся «Пикника» Стругацких.В одном из своих предыдущих писем вы заметили, что Стр. склоняются к
Майклу Канделю Краков, 9 февраля 1975 года
Майклу Канделю Краков, 9 февраля 1975 года Дорогой пан,я очень благодарен вам за письмо, в котором вы с такой добросовестностью представили свои likes and dislikes[348] и попытались обосновать их обобщениями (Mythos-Logos). Ваше письмо объяснило мне, на сколь хрупком основании покоится
Майклу Канделю Краков, 21 мая 1975 года
Майклу Канделю Краков, 21 мая 1975 года Дорогой пан,вернувшись вчера из путешествия по обеим Германиям, обнаружил 2 ваших письма в стопке корреспонденции, выловил их и прочитал. Идея вашей книги кажется мне родственной моей идее, с которой я носился некоторое время, но так
Владиславу Капущинскому Краков, 11 ноября 1975 года
Владиславу Капущинскому Краков, 11 ноября 1975 года Уважаемый и дорогой пан профессор,одиннадцатый номер «Problemy» стал непосредственным толчком, который склонил меня написать вам, — я не буду начинать с извинений за мое долгое молчание, но я не смел отвлекать вас, хоть не раз