«Современные Записки»

«Современные Записки»

Почти всю первую - литературную часть новой 65-й книги «Современных Записок» занимают отрывки романов, продолжающихся из номера в номер: Сирина «Дар» и Алданова «Начало конца». Близкое их соседство подчеркивает какую-то общую черту, чрезвычайно характерную для новой прозы. Внешне новая проза - это перечень явлений, имеющий два направления во времени - в обе бесконечности со знаком плюса и минуса - неопределенное прошлое и неопределенное будущее. Разница у авторов только в сложности формулы. У одних принят во внимание некий мистический или сюрреалистический коэффициент, у других перечень принимает вид коллекционерства. Между этими полюсами занимают среднее место - Алданов (попроще), Сирин (посложнее) - и «Дар», и «Начало конца». Герои их живут отвлеченною жизнью; их отличает сила воображения, а не действия. Сила эта у них различна (так, для человека из романа Сирина она не знает границы между воображаемым и подлинным, ежеминутно подсовываемым в поле зрения действительностью; герой же Алданова всегда уверен в том, чт? действительность, и чт? игра ума пустая), но невозможно требовать от нее системы. Потому и коллекционерство тут, - как, впрочем, всякое коллекционерство, - неполное. Некоторые отделы собираемых явлений разрастаются до избытка, некоторые только намечены двумя-тремя случайными видами.

Отрывок романа Алданова начинается рассказом о секретаре известного французского писателя, некрасивом юноше, подготовляющем убийство. Нам неизвестно, кого собирается он убить, о поводах мы можем только догадываться. Следует перечень разрозненных соображений будущего убийцы, описание читаемых им по дороге надписей и афиш, подробное описание плаката гимнастического общества, станции электрической дороги и т.д.

Алданов провожает юношу к себе домой в Париж, останавливается на коллекционировании его привычек, чтобы в следующей главе дать перечень воспоминаний старого коммуниста Вислиценуса перед домом, где жил Ленин. На минуту воображение берет верх - появляется призрак Ленина, но тут же растворяется в воздухе. С кинематографической быстротой Алданов меняет персонажей, сохраняя тот же метод.

У Сирина герой один, но жизнь его происходит во многих плоскостях сразу. Начинающий поэт, - сын известного ученого естествоиспытателя и путешественника по центральной Азии, - любитель шахмат. Настоящее входит безо всякого трения в прошлое, задевая одновременно будущее (воспоминания об отце, сплетенные с воспоминаниями о своем детстве, вызваны подготовительной работой к книге о жизни и работе знаменитого отца). Какая-нибудь подсознательно отмеченная ассоциация, тень на панели от листьев и... без предупреждения мы оказываемся на дорожке, ведущей к поляне, - прямо с берлинской улицы. При этом улица действительности, населенная призраками и оборотнями, куда менее реальна воспоминаний. На этой улице мы никогда не знаем, чт? подлинно и чт? существует лишь в воображении. Тут герой Сирина ведет страстный литературный разговор с другим начинающим поэтом, уже достигшим признания, и только по чрезмерной легкости, по порханию реплик, мы начинаем догадываться, что разговор вымышленный. Сирин подмигивает нам из-за плеча героя и, наконец, натешившись недоумением нашим, поясняет, что собеседник-то был призраком. И мы уже не верим ничему...

Но вот идут страницы воспоминаний, и тут мы попадаем в мир прочный, мир знакомого натуралистического романа, несколько уторопленного местами, местами задержанного течения. Здесь Сирин совпадал бы с планом Алдановского романа, если бы рассказ его не имел экзотических и научных отступлений. Специальность и страсть отца героя романа - «чешуекрылые». Целые страницы Сирин наполняет названиями и описаниями бабочек. Рядом с этим изобильным отделом своей коллекции он помещает отделы побледней: из опыта начинающего поэта (этот отрывок мы даем в настощем номере «Меча») и, так сказать, - шахматный.

Сирин заставляет читателя с одинаковым увлечением пробегать страницы, проглатывая всё, - и перечень названий бабочек, и кропотливое повествование о том, как его герои бреются и как они спешат на автобус, отправляясь на урок, и как они беседуют с призраками и подробно вспоминают детство, - при этом с увлечением истинного художника-виртуоза он как бы доказывает всё время: главное в искусстве все-таки как, а не что. Ведь, если разобраться по-настоящему, роман его сводится к борьбе сознания и бытия. Потому и не важны действия его героев, а важны их воспоминания и галлюцинации; потому и план реальности прозрачен, обнаруживает за собою другой мир, воображаемый, но более подлинный и прочный. Только конца этой борьбе нет, нет ее разрешения, так и остается неизвестным: что от чего, - бытие от сознания или сознание от бытия.

Есть в книге еще повесть М. Иванникова «Дорога», написанная досадно претенциозным языком (напр., «он забегал раздетыми глазами», «уехала со своим пожилым, счастливым идиотом куда-то на зимний курорт» и т.п.), не выдерживющая соседства с Сириным и Алдановым. По за,ыслу же это - эмигрантская история, исполненная истинного трагизма.

В отделе стихов - снова цикл Вяч. Иванова. Лучшее тут всё, писанное классическим александрийским: «Полинодия», «Кот-ворожей» (столь характерное по теме для автора) и «Митрополит Филипп», где происходит магическое таинство:

И грезится - в дыму встает из мглы алтарной,

Владыке сослужа бесплотным двойником,

Святого предка дух, хранящий род и дом.

Сквозит, влача в крови, руно митрополичье,

Филиппа древнего прозрачное обличье.

Из ряда младших поэтов обращают внимание несхожестью с другими, своей ни с какими канонами не считающейся «диковатой» речью, стихи Л. Кельберина. Поэт не боится мысли, не боится даже аллегории. Показавшиеся парижской критике не вполне хорошего тона стихи, по нашему мнению, весьма отчетливы и значительны. Я говорю о шестистрочном стихотворении «Ecce homo»: –

Два ангела слепых его влекут,

К немыслимому благу принуждая, –

Их - Логикой и Музыкой зовут,

Он вынужден идти не рассуждая.

Ведь их к нему приставил с детства Бог,

Чтоб, зная правду, лгать о ней не мог.

Есть еще стихи Эмилии Чегринцевой, А. Штейгера, Кирилла Набокова, Галины Кузнецовой, недавно выпустившей сборник «Оливковый сад», Г. Раевского, З. Шаховской.

Меч, 1938, №?8, 27 февраля, стр. 6. Подп.: Г.Николаев.