Путь интеллектуала к массам
Путь интеллектуала к массам
Воротит не от футбола, а от «патриотизма», с которым о России, которая встала с колен и забила гол, рассказывают в репортажах. Один из комментаторов договорился до того, что в разнообразии номеров приехавших в Европу из России автомашин отражено величие страны. Интересно, какие марки у этих машин? «Волга» или, может быть, перепертые с итальянского «фиата» «Жигули»? Совсем на других приехали в Австрию и Швейцарию болельщики наши – на «иномарочках». Вот и весь комментаторский «патриотизм», красная ему цена. Итоги чемпионата еще не ясны никому, а государственные телеканалы срываются на фальцет. Скоро опять просвещенная публика начнет болеть за чужих (если еще не начала), – просто из духа противоречия официальщине: ведь и спикеру Госдумы г-ну Грызлову не дают покоя лавры Михалкова-старшего: он тоже сочинил гимн, футбольный. Лучше бы законы сочинял. По десяти тысяч наших болельщиков летят на очередной матч с участием России. Считается, видимо, что мы – цивилизованная страна, у сборной которой тоже есть фанаты.
Будучи в Париже во время одного из чемпионатов Европы, я наблюдала по ТВ ведущую первого канала, начинавшую ежевечернюю новостную программу информацией о победе сборной Франции. Но никаких пафосных слов о величии Франции не следовало. В нашем случае они смешны тем более: главный человек, кующий наши победы, – тренер, вывезенный из Голландии. Впрочем, сам футбол, да еще в мастерском исполнении, ценили (и «болели» за «свою» команду) Шостакович и Трифонов.
Одновременно с чемпионатом не где-то там далеко в альпийских селениях, а в Москве проходил очередной (уже третий) летний книжный фестиваль. Душная «праздничная» Москва была покинута жителями. Но стоики, настоящие читатели остались, бродили между белыми шатрами во внутреннем дворике ЦДХ и даже включались в дискуссии.
Давайте сначала на этот фестиваль приедем – например, с Пироговки.
Роскошная надпись с картинками рекламирует выход очередного сочинения Полины Дашковой в издательстве «АСТ».
История, приводящая в трепет, – написано на заборе, точнее, образующих его рекламных щитах в самом конце Большой Пироговки, напротив известной как «шестисоткоечная» клинической больницы. Издательство зарабатывает деньги и раскручивает книги: не для Дашковой это делается. Богатые издательства потому и богаты, что работают с бедным населением, навязывая ему в больших количествах дешевый товар. Но и автор не в накладе. И со множества экземпляров, которые скупят и ходячие больные, и их посетители, не говоря о других обитателях Пироговки, получит свое роялти.
Другое дело, что книжным гигантам нужны интеллектуалы – для креативных идей, без которых массолит застрянет, а денежный поток иссякнет. Поэтому пока один «серьезный» писатель сидит в позе роденовского мыслителя и размышляет, издательство массовой литературы идет на абордаж другого.
В частности, на упомянутом летнем книжном фестивале состоялась презентация «масскультового» романа интеллектуала Александра Архангельского «Цена отсечения». Предыдущее сочинение Архангельского, «1962», выпущенное питерской «Амфорой», получило лестные оценки критики, но распространялось из рук вон плохо. Теперь автор решил преодолеть высоколобые заморочки и пошел другим путем: во-первых, смело ступил на территорию массолита, а во-вторых, предоставил «остросюжетное повествование в любовной драме», да еще и с «настоящим преступлением» внутри, более расторопному, чем «Амфора», «АСТ».
Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен, говорит Петруша Верховенский о Ставрогине. А интеллектуал, идущий в массолит?
Да – если он прячет в своем сочинении не надуманную на фоне образа жизни «новых русских» псевдолюбовную интригу (и они любить умеют, что широко известно из каждого выпуска журнала «Семь дней»), а интеллектуальный «нз», сделав его притягательным и для купившегося на массолитные ловушки наивного читателя. Нет – если он, напротив, упрощает свой мир, делая его доступным для бедных (интеллектуально бедных, разумеется). Между этими «да» и «нет» колеблется повествование Архангельского.
Еще один случай предназначенности разным читательским группам книги – Соломон Волков, «История русской культуры XX века от Льва Толстого до Александра Солженицына». Издало ее «Эксмо» – издательство, по всем параметрам сопоставимое с «АСТ». Книга, по предваряющим ее словам самого автора, – это «„комплексная презентация“ проблемы культурно-политического взаимодействия в России прошлого века». («Комплексным», помнится, в отечестве был обед, а не презентация.) Автор, видимо, сам делал перевод своей «культурно-политической истории» России (книга сначала вышла на английском языке в США в Random House, тоже издательстве-монстре, вроде «Эксмо» или «АСТ», и была предназначена стремящемуся больше узнать о России, ее культуре и политике американскому читателю). Отсюда, по всей вероятности, в этой плотно набитой фактами – впрочем, хорошо известными – книге весьма странный симбиоз русского с международным: Толстой характеризуется как «лидер по продажам книг», Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус – как «мейнстримные писатели и поэты»; более чем странным звучит определение Александра Гинзбурга – «предприимчивый диссидент»: распространителя журнала «Синтаксис» в 1959—1960-е гг. можно назвать вызывающе свободным, но никак не «предприимчивым». Иногда получается совсем смешно: «Культурные бюрократы вынуждены были теперь учитывать эппил Запада, и они с неохотой, но шли на некоторые уступки». Предполагаемому американскому незнайке такой дайджест – в размере внушительного тома – может пойти впрок. А предполагаемому незнайке отечественному – книга ведь претендует на то, что она «первая в своем роде на любом из языков»? В цепи сравнений и соположений автор восстанавливает невольную в России прошлого века связь культуры и политики. Другое дело, что о кровоточащих до сих пор событиях и явлениях повествуется дистанцированно, остраненно, а то и с явной глухотой, – как бы не вовлеченным в события, но заинтригованным наблюдателем. В таком взгляде «с горы» есть свои достоинства, но есть и свои неизбежные потери. И погрешности. Не только против исторической правды, как в случае с Александром Гинзбургом, но и против исторического чувства.
Ведь ежели книга предназначена многим читателям, на что и наводит издательская марка, то история должна приводить в трепет. Может быть, отсюда и раздражающий меня – вернемся в начало – успех приводящего болелыциков в трепет футбола? И Полины Дашковой, Дарьи Донцовой, книги которой прячут под подушку телеинтеллектуалки вроде Татьяны Толстой и Дуни Смирновой?
Выходит, путь массовой культуры к интеллектуалу намного проще, чем путь интеллектуала к массам.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Светлый путь
Светлый путь Ниже мы печатаем «Подвальные очерки» умершей в прошлом году замечательной русской поэтессы А.Г. Друзья покойной просили не называть ее полного имени, ограничиться лишь инициалами — из опасения за оставшихся в России родственников. Итак, над могилой
Путь писателя*
Путь писателя* IВ наружности, в манере Александра Серафимовича Серафимовича есть что-то как будто несколько тугое, что-то веское, даже увесистое, несколько медлительное и очень сильное.Его друзья — например, Леонид Андреев, с которым он дружил в лучшую пору этого
Трудный путь
Трудный путь Я решил и отправляюсь, Я иду в этот трудный путь. Я иду в соседнюю комнату, Где молча сидит моя мама. И придётся открыть дверь И сделать шаг… и ещё И ещё, может десять, десять шагов! И тихо к ней подойти, И тихо сказать: «прости…» Есть мужество стоять под
Зимний путь
Зимний путь Ночь холодная мутно глядит Под рогожу кибитки моей, Под полозьями поле скрипит, Под дугой колокольчик гремит, А ямщик погоняет коней. За горами, лесами, в дыму облаков Светит пасмурный призрак луны. Вой протяжный голодных волков Раздается в тумане дремучих
1. Путь к роману
1. Путь к роману Начнем с Первой мировой войны, когда политэмигрант Илья Эренбург жил в Париже и писал стихи. Он пытался записаться добровольцем на фронт, но его не взяли из-за болезни сердца. Вскоре патриотический угар первых месяцев войны во Франции растаял, но при этом
Мишель Сюриа Портрет интеллектуала в обличье домашней зверушки
Мишель Сюриа Портрет интеллектуала в обличье домашней зверушки Как это чудесно, что нас так презирают, да в наши-то годы. Из письма Марселя Дюшана Андре Бретону (1947) В чем люди обвиняли интеллектуалов? В общем, ни в чем. Сразу как-то не дошло: ведь это интеллектуалы
Путь к Я
Путь к Я Вы когда-нибудь думали о том, почему сленговые обозначения наркотической или алкогольной интоксикации всегда связаны с разрушением? «Убитый», «расплющенный», «обдолбанный» … Потому, что они рассказывают об Эго. Именно Эго убивается, расплющивается,
Зимний путь
Зимний путь Робб Старк, молодой новопровозглашенный Король Севера, творит добро, установив подобие мира и единства между разрозненными группами, когда дает слово жениться на дочери лорда Уолдера Фрея. Затем он нарушает обещание, сочетаясь браком с ухаживавшей за ним
Летний путь
Летний путь Другие персонажи «Песни льда и огня», возможно, обладают большим потенциалом к прозрению и искуплению своих грехов. Вероятно, Давос Сиворт – простейший пример героя с реалистичной самооценкой. Рожденный в нищете контрабандист, Давос становится самым умелым
«ПУТЬ ПРАВЫЙ»
«ПУТЬ ПРАВЫЙ» Первый роман Сергея Шаршуна — «Долголиков» — я прочел несколько лет тому назад в рукописи. Впечатление было настолько острое и сильное, что побудило меня отступить от обычного, общепринятого правила и написать о произведении, которое публике еще
Жизненный путь
Жизненный путь Значение творчества ирландского писателя Джеймса Джойса (1882-1941) для литературы XX в., без преувеличения, огромно. В его произведениях произошло радикальное переосмысление не только жанровых форм, но и литературного языка. Его знаменитый роман «Улисс» (1922)
«Путь с сердцем»
«Путь с сердцем» Книги необычного «спиритуального сериала», прославившие К. Кастанеду, невозможно отнести ни к одному из литературных жанров: это не «история про индейцев», не детектив, не документальная повесть, не мистический роман, скорее это удивительный синтез
Путь-дорога
Путь-дорога Известно, что образ дороги принадлежит к числу универсальных, «вечных» образов фольклора и литературы. «Значение хронотопа дороги в литературе огромно, — подчеркивает М. М. Бахтин, — редкое произведение обходится без каких-либо вариаций мотива дороги».[282]