Об авторе

Об авторе

После окончания Оксфорда в 1968 году Джулиан Барнс работал рецензентом и телевизионным критиком в ведущих английских изданиях, а с 1986 года целиком посвятил себя литературе. Он лауреат множества английских и европейских литературных премий и прочно занимает место в первом ряду современных английских писателей. Из десяти его романов на русский язык переведены главные: «Метроленд» (1981), «До того, как она встретила меня» (1982), «Попугай Флобера» (1984), «Глядя на солнце» (1986), «История мира в 10 1/2 главах» (1989), «Дикобраз» (1992), «Любовь и так далее» (2000), отдельные рассказы. Барнс – писатель очень техничный и разнообразный, черпающий вдохновение из самых разных источников, автор интеллектуальный, чьи тексты могут быть прочитаны, среди прочего, как иллюстрация к теории постмодернизма.

Французский теоретик постмодерна Франсуа Лиотар в «Состоянии постмодерна» (1979) называет главными свойствами этого направления крушение просветительского рационализма и просветительского проекта вообще, отказ от любых метанарративов; великие истории более не «легитимируют» (термин Лиотара) сознание человека. Они дробятся на более мелкие, простые рассказы, которые более точно передают кризис современности.

Современная действительность настолько дестабилизирована, что за ней невозможно обнаружить «истинную» реальность. Нестабильность системы знаний приводит к замене критерия истины другими, объективно работающими сегодня критериями: цинизм, перформативность, эклектизм. В эпоху Интернета для человека вопрос идет не о доступности знания (он может получить любую информацию за считанные секунды), а о том, как отличить реальность подлинную от реальности, создаваемой средствами массовой информации и рекламой, как из множества наличных, взаимопротиворечивых версий действительности выбрать ту, которая ближе всего стоит к реальности.

Жан Бодрийяр в книге «Подобия и симуляции» (1980) говорит о невозможности сегодня «доказать реальность реальности». Последствия этой констатации для искусства и литературы описывает английский теоретик Терри Иглтон: «"Искусство" и "жизнь" скрестились – искусство подстраивается под товарную форму, которая уже приобрела эстетическую притягательность. ...Искусство больше ничего не отражает. Сегодня не осталось действительности, которая сама по себе не была бы образом, спектаклем, подобием, приятным вымыслом»[25]. Рассуждая о вытеснении реальности «знаками реальности», симулякрами, маскирующими отсутствие стоящего за ними референта, Бодрийяр приводил пример Диснейленда – гигантского «тематического парка», который представляет в концентрированном виде тщательно отредактированные образы США и тем самым маскирует в сознании его посетителей истинные, далеко не столь радужные и приятные реалии Америки. Бодрийяровский анализ «гиперреальности» Диснейленда привлек интерес философов и культурологов к феномену «тематических парков», «Легомира», «Морского мира» и прочих дорогостоящих предприятий, прообразом которых послужил Диснейленд. Историю именно такого тематического парка и рассказывает Барнс в романе «Англия, Англия».

О произведении Заглавие романа напоминает о рассказе Лоренса «Англия, моя Англия», о соответствующих главах «Любовника леди Чаттерли», пронизанных лирическим чувством по отношению к Англии уходящей и сегодняшней. Но трудно найти более далекую от Лоренса по тону прозу, чем проза Барнса.

В первой части романа, озаглавленной «Англия», рассказывается о детстве главной героини Марты Кокрейн. Девочка растет в деревне, окруженная родительской любовью. С первой страницы в романе появляется проблема подлинной и фальшивой действительности. Марта не уверена, что ее первые воспоминания о том, как она собирала на кухонном полу головоломку «Графства Англии» вполне надежны, она сознает, что любое воспоминание преображает реальность, она знает о «развращенности и коррумпированности структуры под названием "память"», оглядываясь на свою жизнь, «она видела четкие и ясные воспоминания, которым не доверяла».

Но, с другой стороны, ничего, кроме эмоциональной правды этих воспоминаний, у нее нет. Паззл «Графства Англии», в котором какое-нибудь графство то и дело пропадает, складывается старательно, с трепетной любовью, и когда наконец после всех треволнений исчезнувшее графство находится в кармане папиных брюк и головоломка сходится, а в Англии девочки, в ее сердце «больше не зияет ни одной дыры» – возникает столь важное для человека детское ощущение абсолютной полноты и упорядоченности жизни.

Это ощущение подлинности и полноты достигает пика в день Сельскохозяйственной выставки, когда она с родителями гуляет между парусиновыми тентами и обозревает плоды родной земли, представленные согласно строгим правилам: «Три георгина, декоративные, более 8 дюймов – в трех вазах; четыре георгина, декоративные, шесть-восемь дюймов – в одной вазе; пять георгинов, мини-шар... Весь мир Георгинов схвачен. Ничто не осталось неучтенным». Брошюру с правилами выставки она хранит всю жизнь как воплощение гармоничного, удовлетворенного спокойствия, и стремление вырастить для следующей выставки лучшую фасоль символизирует желание девочки войти в этот мир упорядоченной красоты.

На уроках в школе в память детей с помощью рифмованных строк («До Рождества Христова сорок пять Римляне Англию пришли завоевать») навсегда закладываются основные события родной истории. Ненадежность памяти, сконструированность официальных версий истории – это постмодернистские темы, которые получат полное развитие в следующих частях романа. Но вот из семьи уходит отец, на выставке фасоль Марты не получает никакой награды, ее чувство равновесия и справедливости жизни нарушено, и умненькая девочка начинает вырабатывать защитные механизмы против жестокости и предательства, против беспамятства и лжи. Эта внутренняя броня очень пригодится ей во взрослой жизни, когда она станет помощником, а точнее, Штатным Циником при Джеке Питмане.

Основное действие романа (часть вторая, «Англия, Англия») разворачивается в начале нашего тысячелетия на вершинах мира корпоративного капитала. Достигший всех мыслимых почестей и немыслимо вульгарный, беззастенчивый сэр Джек Питман, глава транснациональной корпорации, задумывает создать нечто, равное по величию Девятой симфонии Бетховена. С помощью высокооплачиваемых интеллектуалов-консультантов, Джерри Бетсона и безымянного француза (намек на роль французской философии в постмодерне), он разрабатывает план, как извлечь максимум прибыли из товара под названием «Англия».

В сегодняшней Англии часто с сожалением говорят об утрате страной былых позиций в мире; ностальгия о славном прошлом – вполне понятная вещь у старой нации. Значительная часть сегодняшней экономики Британии зависит от туристов, приезжающих взглянуть на старинные замки и музеи, на поля знаменитых сражений, своими глазами увидеть ритуал смены караула у Букингемского дворца или парад шотландской гвардии. Одна из самых финансово процветающих английских организаций сегодня – Национальный трест, управляющий отошедшими в государственную собственность памятниками истории и культуры. Англичане научились извлекать прибыль из своего прошлого, из славы своих предков, и именно эту тенденцию делает Барнс предметом сатирической гиперболы в романе.

Как говорит консультант Джерри Бетсон: «Есть в нашей стране люди, которые считают, что наша должность в мире, наша личная геополитическая функция – это служить символом упадка, моральным и экономическим пугалом». Это неправильно; товар «Англия» надо просто правильно позиционировать: «Ее социально-культурные исторические реалии – а их легион, тьма! – штучный, ходкий товар. В особенности при нынешнем общественно-политическом климате. Шекспир, королева Виктория, индустриальная революция, садоводство и прочее в том же роде. Позвольте слоган: "вы движетесь – а мы уже пришли". Это не самоутешение, это сила нашей позиции, наша слава, имидж нашего продукта. Пальма первенства – вновь у нас. Мы продадим наше прошлое другим странам в качестве их будущего!»

Вслед за Джерри безымянный французский интеллектуал убедительно рассуждает о том, как современный человек предпочитает копии подлинникам, как неказистый первобытный мир, переживаемый непосредственно, сменился сегодня репрезентацией мира, т.е. его «его улучшенным и обогащенным, иронизированным и суммированным вариантом»; он приветствует смену черно-белого мира цветным, замену хриплого динамика – системой Dolby Surround. Тем самым окончательно подводится теоретическая база под проект воссоздания Доброй Старой Веселой Англии.

Сэр Джек берется за дело с присущим ему размахом. Солидные фокус-группы по всему миру, современные методы социологических опросов должны выявить самые распространенные ассоциации со словом «Англия», и все, чего туристы из стран вечнозеленых долларов и длинных иен ожидают от Англии, будет им предоставлено в виде уменьшенных копий, в удобном для осмотра порядке, поблизости от сверхкомфортабельных гостиниц. Список из пятидесяти Квинтэссенций Самого Наианглийского – блестящая пародия на национальные стереотипы, вот только некоторые его позиции:

1. Королевская семья. 2. Биг Бен / Здание Парламента. 3. Футбольный клуб «Манчестер Юнайтед». 4. Сословия / Лорды и дворецкие. 5. Пабы. 6. Малиновка на снегу. 7. Робин Гуд, его Веселые Стрелки и Шервудский лес. 8. Крикет. 9. «О, Дувра белые утесы...» 10. «Империализм» и так далее вплоть до «Хартии вольностей».

Список этот представляет немалые проблемы для сэра Джека, но в конечном счете он выстраивает в тематическом парке копию Парламента, готов за спиной футбольного клуба перекупить его название или просто использовать его без спросу. Огромная победа сэра Джека – к участию в шоу удается привлечь настоящих короля и королеву, которые переселяются из Букингемского дворца в Лондоне в Бук-Хауз на Острове и каждое утро приветствуют Гостей острова (так здесь называют туристов) из окошка дворца.

Компания сэра Джека «Питко» приобретает и перестраивает остров Уайт, реальный остров в проливе Ла-Манш, многократно воспетый в английской литературе; еще Шекспир назвал его «дивным алмазом в серебряной оправе океана». Сэр Джек провозглашает себя губернатором острова, получившего новое наименование – остров называется Англия, он часть страны Англия, поэтому его официальный почтовый адрес на конвертах выглядит как «Англия, Англия». Это пародийное удвоение, эта Англия в квадрате – насквозь фальшивка, царство торжества симулякров, работающих по безукоризненному бизнес-плану.

Третья часть романа открывается статьей журналистки из «Уолл-стрит джорнэл», превозносящей успешный, сверхприбыльный проект Острова. Слава Богу, здесь нет неудобств, столь обычных для старушки-Европы, – убогой инфраструктуры, забитых дорог, неудобных часов работы. Все продумано так, чтобы Гостям было так же удобно, как в Штатах:

в нашу эпоху вечного цейтнота очень даже неплохо посетить за одно утро Стоунхендж и дом Анны Хэтуей [коттедж, в котором до замужества жила жена Шекспира], отведать «обед пахаря» [традиционный английский пирог], лежа среди меловых скал Дувра, а затем лениво прогуляться по супермаркету «Хэрродз» внутри лондонского Тауэра (причем вашу тележку с покупками покатят бифитеры)! [стражи лондонского Тауэра]. Что же до переездов между достопримечательностями, то пропахшие бензином автобусы заменены экологически чистыми пони, запряженными в коляски. Если же пойдет дождь, то к вашим услугам знаменитые черные лондонские такси или даже громадные двухэтажные автобусы. И те и другие не вредят окружающей среде, поскольку приводятся в движение солнечной энергией.

Радушие в интернациональном стиле, бесперебойно работающие международные аэропорты «Теннисон-1» и «Теннисон-2» (на острове Уайт жил великий английский поэт XIX века Теннисон), бобби и кэбби, свободно владеющие туристскими языками и «иногда даже говорящие по-английски», – после этого в «старую Англию», будут ездить только «ярые ненавистники комфорта и извращенцы, питающие некрофилическую склонность ко всему отжившему».

Статья американки всячески подчеркивает чисто финансовую, денежную сторону предприятия, то удовольствие, с каким Гости тратят деньги на Острове. Вечнозеленые доллары и длинные иены мощным потоком текут в мошну корпораций-партнеров.

Но в барнсовской трактовке изгнанная из царства симулякров действительность начинает мстить за себя. Довольно скоро в работе «Англии, Англии» начинаются незапланированные сбои, вызванные непредсказуемостью человеческого фактора. Актеры, разыгрывающие роли исторических персонажей для развлечения туристов, чересчур вживаются в роли и допускают отклонения от утвержденных сценариев, беспокоящие Гостей. Контрабандисты начинают и впрямь возить контрабанду, доктор Джонсон, за обед с которым надо платить особо, вместо очаровательных застольных разговоров начинает распугивать гостей своей мрачной философией. Отряд летчиков, каждый день разыгрывающий в небе над островом Битву за Британию с фашистскими самолетами, требует права ночевать на летном поле, поскольку сирены и сигнал «На вылет!» могут прозвучать в любую минуту, и спать в своих постелях значит быть трусами и плохими патриотами. Шайка Робин Гуда начинает мятеж против «репозиционированного мифа», требуя заменить часть шайки, чтобы повысить ее «боеспособность и охотоспособность». Что именно происходит при этом – шизофренический распад личности или ее склеивание с личиной, с точки зрения автора непринципиально, но большинство работников охотно отказываются от своих старых личностей и не желают ничего другого.

Островом заправляет Марта Кокрейн, при помощи шантажа сместившая сэра Джека с его поста. Даже его непробиваемая репутация не выдержит обнародования тех гротескных сексуальных извращений великого человека, о которых ей стало известно; сэр Джек, таким образом, сам оказывается симулякром, подделкой под бизнесмена, но и Марта, в свою очередь, становится жертвой его интриг. Из-под контролируемой, просчитанной реальности с неизбежностью прорывается хаос, непредсказуемость действительности, с которой опять-таки легко справляется сэр Джек. Его длящееся до самой смерти управление островом выражает торжество фикции «гиперреальности» над реальностью.

Марта же после долгих лет скитаний возвращается в обедневшую, провинциальную Старую Англию, Ингленд (это название последней части романа). В деревеньке, где доживает свой век немолодая героиня, отчасти возрождается образ жизни аграрного прошлого, но этот патриархальный контраст с миром тематического парка не слишком воодушевляет.

В роли хранителя местных традиций выступает Джез Харрис, который ранее был Джеком Ошински, младшим юрисконсультом одной американской фирмы по производству электроники; теперь его чикагский акцент смягчился, и он с упоением «изображал из себя сиволапого мужчину всякий раз, когда в деревню забредал очередной антрополог, журналист или лингвист, неумело замаскированный под туриста». За кружку пива он потчует их придуманными им самим «местными» байками и с невинным видом выслушивает упреки в том, что фольклор, тем более вымышленный, не должно продавать за деньги или выменивать по бартеру.

Здесь пытаются возродить традицию деревенских праздников, и поскольку в отличие от остальных жителей деревни Марта действительно выросла в деревне, к ней обращаются за консультацией. Но ее воспоминания о Сельскохозяйственной выставке не встречают понимания, и даже брошюра с правилами кажется ее гостям «осколком горшка, оставшимся от невероятно замысловатой и, очевидно, прогнившей изнутри цивилизации».

Мир порядка и покоя утрачен безвозвратно; на том празднике, который устраивают в деревне, исполняется «Правь, Британия», которую часть присутствующих принимает за псалом, а часть – за эстрадную песенку прошлого века, потом возят Майскую Королеву; подвыпив самогона, танцуют у костра конгу, национальный танец Кубы и Ингленда, и воздух оглашают резкие птичьи трели – велосипедный звонок полисмена Брауна. Элементы гиперреальности проникли и сюда, но люди счастливы этой смесью подлинного с вымышленным, счастливы нехитрыми радостями сегодняшнего дня, утверждают некий новый порядок.

Стиль заключительной части книги соответствует пейзажу Ингленда с его природным законом «скромности, нейтральности и камуфляжа» и контрастирует с броским, сочным, гротесковым стилем частей, посвященных «Англии, Англии».

Сквозь всю книгу контрапунктом проходит тема поисков любви. Марта влюбляется в Пола Харрисона, Мыслелова сэра Джека, и в этой линии романа Барнс проявляет свою иную, лирическую манеру. В постмодернистской прозе любовь лишена романтической оболочки и всегда присутствует понимание того, что духовная любовь и сексуальность – разные вещи. Барнс дает ретроспективные истории становления сексуальности своих героев, которые служат для лучшего понимания их любви. Любовь они определяют для себя по-разному, но для обоих она связана с изменением чувства времени («будущее и прошлое втиснутся в настоящее», т.е. достигается полнота переживаемого момента), и главное – любовь противостоит симулякрам: «любовь к Марте сделала весь мир подлинным. Настоящим». «Но, увы, ненадолго», читаем мы сто тридцать страниц (и два года) спустя.

Любовь Марты и Пола проходит, и автор поворачивает вопрос в другую плоскость – с чего вообще современный человек поставил знак равенства между счастьем и любовью? Несколько смешной, претенциозный Официальный Историк проекта, доктор Макс, читает Марте лекцию о культурах, в которых наша погоня за счастьем была бы признана просто смешной и недостойной человека. Все Средневековье исходило из того, что цель жизни – не земное счастье, а спасение души, и по сути о том же, о бренности плоти и кратковременности мирских наслаждений, о существовании высшей реальности говорит Марте актер, игравший доктора Джонсона и целиком перевоплотившийся в своего персонажа.

Марта, Штатный Циник, относящаяся к Острову исключительно как к бизнес-проекту и ни секунды не верящая в гиперреальность, подводится к тому, чтобы признать если не существование, то власть трансцендентной реальности. Так постмодернист Барнс в качестве единственной настоящей альтернативы современному тщетному, неоязыческому миру выдвигает систему христианских ценностей в средневековом варианте. Но она не может быть возрождена как нечто органичное, она годится только на то, чтобы обнажить распад современной этики, что очевидно в последней части романа, когда Марта подводит итоги жизни, потраченной на «разномастную ерунду: деньги, карьеру, секс, несчастную любовь, внешность, тревоги, страхи, томление. ...Сколько ни отвлекайся на промежуточную ерунду – всем придется умирать. А как себя готовить к неизбежной яме на свежевыкошенном погосте – ее личное дело».

Таким образом, в романе «Англия, Англия» Барнс создал произведение с характерным постмодернистским синтезом разнонаправленных идейных и стилевых тенденций. Это и традиционный роман-биография Марты Кокрейн, с лирическими страницами, посвященными ее любовной жизни, и ироничная дискуссия по самым острым вопросам философии постмодерна, и по-свифтовски мрачная тотальная сатира на многие тенденции в социально-экономической и духовной жизни постиндустриального Запада.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.