Творческий кризис

Творческий кризис

Мало что вызывает столько уныния и тревоги, как пресловутый творческий кризис — фаза бесплодия и омертвения, когда перед вами лежит пустая страница, а вы смотрите на нее как зомби и чувствуете: мозг застывает, словно желе, а весь талант вытекает из тела куда-то в носок. Или берете заметки, которые недавно нацарапали на карточке или подвернувшейся папке, и видите: их как будто писал выживший из ума маньяк. При этом у вашего лучшего друга тексты расходятся как горячие пирожки: сценарии, рассказы, что-то для детей, а теперь он засел даже за роман, более того — уже почти закончил! И слова из него прут и прут, лезут и лезут, как в старой сказке: «Горшочек, не вари!»

Творческий кризис у вас обязательно будет. Вы станете перечитывать жалкие обрывки, написанные в последнее время, и с убийственной ясностью поймете: полный отстой. Стадия маниакальной производительности может резко оборваться, и окажется, что вы, как Хитрый Койот Вилли[72], сорвались с утеса, висите над пропастью и вот-вот вам придется посмотреть вниз.

Или же вы вообще сто лет ничего не писали. Страх, что больше никогда ничего не удастся создать, нападет именно в тот момент, когда вы совсем собьетесь с пути и ваши силы и вера в себя будут на нуле. Вам покажется, что написать роман — как обрушить гору при помощи бормашины. Затея выглядит безнадежной, по меньшей мере сомнительной. Вам не хватает воображения или самодисциплины даже на то, чтобы писать внятно; о том, чтобы писать интересно, и вовсе можно забыть. Каждая идея, фраза, образ уже где-то были; за душой не осталось ничего нового. Вы так свыклись, так сжились со своим текстом, что каждое слово выглядит поношенным и истертым. Писатель — как пылесос: втягивает все, что видит, слышит, читает; все, что чувствует и выражает он сам и что видят, слышат, чувствуют те, кто в зоне досягаемости.

Мы пересмешники, мы попугаи — мы писатели. Но когда знаешь природу и источник творчества, оно лишается волшебства. Материал кажется заурядным и обыденным; зачем говорить о том, что и без того очевидно. Чувствуешь себя так, будто пытаешься выдать растворимую лапшу за домашний обед.

Все мы проходим эту фазу. Да, кажется, что настал конец света; что ты — цыпленок, которого шарахнуло водородной бомбой. Вообще «творческий кризис» — по-моему, неудачное выражение, очень неточное. Если он все же творческий, почему же кризис? Ты ведь творишь. Это как если жена выгонит мужа на улицу и запрется в доме, а муж станет говорить, что у них проблемы с дверью.

Может, точнее было бы назвать эту беду «застоем»? Но само слово предполагает, что есть чему застаиваться. А проблема как раз в том, что ты пуст. Я уже говорила: пустота бывает губительна для писателя, как стыд и бессильная злоба, которые ее сопровождают. Сперва писательские боги посылают много хороших дней: хватит написать одну книгу и, может быть, даже начать вторую. Но за ними приходят недели пустоты, когда молишь о пощаде, о милости, но писательские боги как будто отвечают: «Хватит! Не донимай нас больше! Мы что, мало тебе дали? Нам хватает своих проблем».

К сожалению, нас редко учат принятию и смирению. Нас учат решать проблемы, а не выносить их, исправлять недостатки, менять то, что не устраивает. Но если научиться принимать реальность как есть — ну да, сейчас неплодотворный период, — можно вздохнуть свободно и начать снова наполняться. Когда у моих студентов наступают бесплодные времена, я советую писать каждый день одну страницу чего-нибудь. Триста слов; пусть это будет воспоминание, сон, поток сознания, злобная тирада о том, как они ненавидят писательскую работу, — хоть что-нибудь. Просто чтобы пальцы не распухли от артрита, просто потому, что ты когда-то заключил с собой договор: писать каждый день, как бы плохо тебе ни было. Всего триста слов — пусть будут.

Почти ежедневно я напоминаю себе слова одной женщины-врача, сказанные за полгода до смерти моей подруги Пэмми. Эта женщина всегда прямо и честно отвечала на любые вопросы. Набирая ее номер в тот вечер, я очень надеялась, что она даст позитивное истолкование кое-каким переменам, которые меня встревожили.

Не дала; зато сказала то, что перевернуло мою душу.

— Теперь не сводите с нее глаз. Она научит вас жить.

Я вспоминаю эту фразу, когда у меня ничего не получается. Надо жить так, будто скоро умрешь, потому что мы все там будем. Только помня о смерти, можно прочувствовать жизнь. Тот, кто сознает, что умирает, берет все от жизни — как ребенок. Каждый час у них спелый и круглый, будто яблоко. Поэтому я не таращусь уныло в монитор, не ломаю себя, не заставляю работать. Я говорю себе: «Хм! Допустим, завтра конец. Как проведем последний день жизни?» Иногда я решаю все утро читать Уоллеса Стивенса[73], или сходить на пляж, или заняться обычными повседневными делами. От этого я снова наполняюсь идеями, образами, наблюдениями, воспоминаниями, ароматами жизни. Возможно, в предсмертный день мне захотелось бы написать что-то, но я помнила бы и о других делах, которые тоже рвалась бы совершить. Но пусть бы они были простыми и пусть бы я остро сознавала и ощущала каждую секунду.

Когда только начинаешь, видишь массу причин сдаться и больше не писать. Вот почему так важно договориться с собой и обязательно заканчивать главы и рассказы, проходить весь путь целиком.

В голове всегда будут звучать голоса уныния и отчаяния. «Ты несешь какой-то бред», — скажут они и, возможно, не ошибутся. Может быть, ты пока просто тренируешься, набиваешь руку. Но ведь без этого не научишься, да и нет смысла бросать тренировки, пока не покажешь хоть какой-то результат.

Я чуть было не сломалась, когда дописывала свой самый свежий роман. Получив двадцать семь разгромных рецензий на предыдущую книгу, я слегка засомневалась в собственных способностях и в радостях авторства. Но в ходе кризиса я решила, что пока займусь новыми персонажами, а не самой книгой. И я каждый день проводила какое-то время за работой: просто переносила на бумагу воспоминания о своей семье, детстве и молодости. Еще я много гуляла, ходила на концерты и выставки, читала. Как можно больше времени проводила на свежем воздухе; ждала, чтобы мое подсознание приоткрыло дверь изнутри и поманило пальцем.

И вот свершилось. Если вы думаете, что это был светлый и благостный миг, я распрямилась, улыбнулась, отряхнула с рук прах дней и вернулась к работе, должна вас разочаровать. Гораздо больше это напоминало приступ дизентерии. Я сидела и спокойно занималась своими делами, как вдруг меня скрутило, потом прорвало, и я ринулась к столу, не в силах терпеть.

Отпустите бразды контроля над собственной жизнью. На самом деле все идет как надо вовсе не из-за наших усилий. Мы как те личинки, что барахтаются в воде на виду у глубоководной рыбы. Люди вроде меня это понимают, но все равно выдумывают себе законы и правила. Правила создают иллюзию власти, контроля над судьбой. А надо-то просто сказать себе: бог с ними, с правилами. Наслаждайся тем, что дано. Не обижай других личинок, угощайся водорослями, любуйся, как красиво извивается твое прозрачное тельце.

Все интересные истории давно витают где-то и ждут, что их расскажут по-новому, свежо и ярко. Марк Твен когда-то сказал: «Адам был счастливым человеком — когда ему в голову приходило что-нибудь смешное, он мог быть твердо уверен, что не повторяет чужих острот». Жизнь похожа на огромный завод по переработке вторсырья: думы и треволнения человечества снова и снова возникают во Вселенной. Но каждый из нас привносит что-то свое: уникальное мировосприятие; может быть, чувство юмора или внутреннюю страсть. Каждый выдает собственные смыслы. Если все человечество запоет одну и ту же песню, все равно выйдет несколько миллиардов разных версий. Кто-то станет импровизировать и выводить рулады, а другой будет репетировать, пока не достигнет совершенства, хоть на оперную сцену выходи. Выбирай что хочешь, только помни: в каждом из нас уже есть все, чтобы рассказать свою историю внятно и интересно. Нужна только своя голова на плечах, да еще память, фактура и то, что ты увидел и впитал за прожитые годы. Настоящий творческий процесс идет в подсознании, где сидит наш вечный ребенок и складывает все элементы гигантской мозаики. Когда он будет готов доверить тебе очередную главу, или сюжетный ход, или неожиданный поступок персонажа, — он это сделает.

А пока он работает — напиши свои триста слов и сходи погуляй на свежем воздухе. Если будешь набиваться в помощники, только помешаешь. Подсознание не может работать, когда кто-то дышит ему в затылок. Не нужно торопить его, пытать: «Ну когда же? Ты скоро? Уже все?» В ответ оно только скажет: «Замолкни и отойди».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.