«Горестней сердца прибой и бессильные мысли короче…»

«Горестней сердца прибой и бессильные мысли короче…»

Горестней сердца прибой и бессильные мысли короче,

Ярче взвивается плащ и тревожнее дробь кастаньет.

Холодом веет от стен, и сквозь плотные пологи ночи

Мерной и тяжкой струей проникает щемящий рассвет.

Скоро зажгут на столах запоздалые низкие свечи,

Взвизгнет румынский смычок, оборвется ночная игра.

Плотный блондин в сюртуке, обольщающий мягкостью речи,

Вынет часы, подойдет и покажет на стрелки: Пора!

Ветер ворвался и треплет атлас твоего покрывала.

В мутном проходе у стен отразят и замкнут зеркала

Тяжесть усталых колонн и тоску опустевшего зала,

Боль затуманенных глаз и покорную бледность чела.

Гулко стучит у подъезда, трепещет и рвется машина,

Мутные пятна огней на предутреннем чистом снегу,

К запаху шелка и роз примешается гарь от бензина,

Яростно взвоет рожок и восход заалеет в мозгу.

Будут кружиться навстречу мосты, и пруды, и аллеи,

Ветер засвищет о том, что приснилось, забылось, прошло.

В утреннем свете — спокойнее, чище, бледнее —

Будем смотреть в занесенное снегом стекло.

Что же, не жаль, если за ночь поблекло лицо молодое,

Глубже запали глаза и сомкнулся усмешкою рот —

Так загадала судьба, чтобы нам в это утро слепое

Мчаться по краю застывших, извилистых вод.

Скоро расступятся ели и станет кругом молчаливо,

Вяло блеснут камыши и придвинется низкая даль,

Берег сорвется вперед, в снеговые поляны залива…

Так загадала судьба. И не страшно. Не нужно. Не жаль.