Пошла охота на свиней

Пошла охота на свиней

Современная зарубежная проза сегодня публикуется в основном в журнале «Иностранная литература». Отдельные издания, если это не триллер или женский роман, редки, потому что плохо окупаются: что нам шведская или ирландская Гекуба, когда и своято неинтересна. Поэтому появление сборника современной шведской прозы «Охота на свиней» – по меньшей мере, повод для сопоставлений.

Начнем с композиции. Составитель сборника, писатель Михаил Кураев, человек глубоко и искренне чуждый постмодерну, в своей книге использовал, однако, вполне постмодернистский принцип «шведского стола»: бери что хочешь согласно пристрастиям – кому бифштекс с кровью, кому пресная вегетарианская зелень или сладкий компот из персиков и ананасов. В книге четыре автора, принадлежащие разным поколениям и разной культуре письма, – от наивно-реалистической прозы, антиутопии и философской притчи до иронического женского романа, написанного прихотливой рукой автора-гомосексуалиста.

Не вполне понятно, почему роман Биргитты Тротциг «Предательство», созданный в середине 60-х и представляющий собой еще одну вариацию на затасканную тему «униженных и оскорбленных», не был свое время напечатан в «совке»: умелое предисловие мастера – и он легко превратился бы в печальную думу о судьбах простых шведских тружеников, словно сошедших с картины Ван Гога «Едоки картофеля». Библейские мотивы и серое свинцовое небо поочередно отражаются в неожиданно бодром ритме по-женски аккуратных фраз, но достаточно интерпретировать богооставленность, на которой настаивает шведская шестидесятница, в виде социальных претензий жестокому буржуазному обществу, как все встает на привычные места.

Название сборнику дал роман писателя-сатирика Пера Кристиана Ершильда «Охота на свиней»; эта социально-критическая антиутопия, давно (можно даже сказать, слишком давно – роман был написан в знаковом 1968-м) ставшая в Швеции классикой, построена в виде дневника бюрократа, который получил задание: осуществить массовое уничтожение свиней в Шведском королевстве. От этого романа до майских студенческих беспорядков в Париже ровно один шаг. Начинается роман в стиле раннего Булгакова, эпохи «Заметок на манжетах» (кстати говоря, Ершильд тоже врач по специальности), а кончается инсценировкой легкого стилистического помешательства в духе «Записок сумасшедшего» Гоголя. То, что автор внимательно читал русскую литературу, сомнений не вызывает.

Есть в сборнике и нечто отдаленно похожее на постмодернистскую прозу – это «Восемь вариаций» Вилли Чурклюнда, которого называют Диогеном шведской литературы, потому как он аскет и провокатор и в своих романах-эссе, философских притчах или ироничных путевых заметках постоянно доказывает, что никаких разумных причин для существования доброты в человеческом мире не существует. Благопристойно, но твердо. Чуть-чуть мракобесно, но последовательно. Выглядит это примерно так, как если бы Станислав Рассадин, во всеоружии своего философского аппарата, неожиданно вызвался бы оправдать прозу Владимира Сорокина или Виктора Ерофеева перед «комиссией по творчеству молодых писателей».

Последний из четырех авторов – и самый юный среди них – Юнас Гардель. Тридцатипятилетний Гардель – герой молодой шведской публицистики; он не только драматург и прозаик, в полный рост эксплуатирующий откровенно гомосексуальную тематику, но и один из самых высоко-оплачиваемых и почитаемых в Швеции эстрадных артистов разговорного жанра. Что-то среднее между Задорновым, Жванецким и Борисом Моисеевым. В сборник вошел его пародийный женский роман «Жизнь и приключения госпожи Бьерк»; понятное дело, ничего более смешного, чем женские любовные переживания, для гея не существует. Действительно, подчас забавно, эдакая мадам Бовари наоборот.

Если говорить на прямолинейном языке предисловий, то с помощью шестисотстраничного сборника «Охота на свиней» российский читатель получил возможность увидеть шведскую жизнь через призму четырех темпераментов и познакомиться с четырьмя различными версиями шведского литературного языка. Проще говоря, читатель может проделать недолгий путь от «шведского стола» до «шведского секса» и вернуться обратно в Россию почти столь же невинным и угрюмым, как и раньше.

1998