«Стихает день, к закату уходящий…»

«Стихает день, к закату уходящий…»

Стихает день, к закату уходящий.

Алеют поле, лес и облака.

По вечерам и горестней, и слаще

Воспоминаний смутная тоска.

Вот так же хлеб стоял тогда в июле,

Но — кто глухую боль души поймет? —

Тогда певучие свистели пули

И такал недалекий пулемет.

И так же теплый ветер плакал в роще

И тучи низкие бежали до утра,

Но как тогда и радостней, и проще

Казалась смерть под громкое «ура».

И как под грохот нашей батареи,

Ложась на мокрую и грязную шинель,

Спокойней засыпал я и скорее,

Чем вот теперь, когда ложусь в постель.

Как было легче перед сном молиться

И, прошептав усталое «аминь»,

Увидеть в снах заплаканные лица

И косы чеховских унылых героинь.

А на заре почистить голенище

Пучком травы — и снова в строй. Теперь

Моей душе потерянной и нищей

Приятно вспомнить гул приклада в дверь,

Когда, стучась в покинутую хату,

Чтоб отдохнуть и выпить молока,

Ругают громко белые солдаты

Сбежавшего с семьею мужика.

Ах, не вернуть. Ах, не дождаться, видно.

Весь мир теперь — нетопленый вагон.

Ведь и любить теперь, пожалуй, стыдно,

Да как и целоваться без погон!

Ничей платок не повяжу на руку.

И лишь в стихах печальных повторю

Любви к единственной немую муку

И перед боем ветер и зарю.

Прага, 1926. «Годы». 1926. № 4.