Все мы — профессионалы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Все мы — профессионалы

Все мы — профессионалы в одной области: в нашей работе.

Мы получаем зарплату. Мы работаем за деньги. Мы профессионалы.

Итак, есть ли принципы, которые мы применяем в нашей повседневной жизни, которые характеризуют нас как профессионалов? Какие именно качества определяют нас как профессионалов?

1. Мы появляемся на работе ежедневно. Возможно, только затем, чтобы нас не уволили. Но, так или иначе, мы делаем это. Мы приходим каждый день.

2. Мы приходим, несмотря ни на что. В болезни и в здравии, вопреки всему, мы ковыляем на завод. Мы могли бы делать это только для того, чтобы не подвести наших сослуживцев, или по другим, менее благородным причинам. Но мы это делаем. Мы появляемся, несмотря ни на что.

3. Мы остаемся на работе целый день. Наши мысли могут блуждать далеко, но наши тела остаются у штурвала. Мы берем трубку, когда звонит телефон, мы помогаем клиенту, когда ему требуется наша помощь. Мы уходим домой по гудку.

4. Мы повязаны обязательствами по рукам и ногам. Мы можем уйти на другую работу, в другую компанию, уехать другую страну. Но мы по-прежнему будем работать. Пока мы не выиграем в лотерею, мы остаемся частью рабочей силы.

5. Ставки на нас как на профессионалов — высокие и реальные. Речь идет о выживании нашем и наших семей, обучении наших детей. Речь идет о первичных потребностях.

6. Мы принимаем вознаграждение за наш труд. Мы здесь не шутки ради. Мы работаем за деньги.

7. Мы не слишком отождествляем себя с нашей работой. Мы можем гордиться нашей работой, оставаться на ней допоздна и работать на выходных, но мы признаем, что мы и наши служебные функции не одно и то же. А вот любитель чрезмерно отождествляет себя со своим призванием, своими устремлениями. Он определяет себя своим занятием. Он — музыкант, художник, драматург. Силам Сопротивления это нравится. Сопротивление знает, что композитор-любитель никогда не напишет свою симфонию, потому что он слишком заинтересован в ее успехе и слишком напуган возможностью провала. Любитель относится к своему занятию настолько серьезно, что это парализует его.

8. Мы постоянно изучаем технологию нашей работы.

9. Мы относимся к нашей работе с юмором.

10. Нас хвалят за нашу работу, но иногда и порицают, когда мы допускаем оплошности.

А теперь рассмотрим любителя — тщеславного художника, драматурга-плагиатора и т. д. Как он следует своему призванию?

Во-первых, он не ходит на работу каждый день. Во-вторых, он может не прийти даже тогда, когда это остро необходимо. В-третьих, он не остается на работе на целый день. Он не связан обязательствами, ставки на него как на профессионала — это иллюзия и самообман.

Он не зарабатывает денег. И он чрезмерно отождествляет себя со своим занятием. Он относится к неудачам с трагизмом. Вы никогда не услышите, как он жалуется: «Эта долбаный роман высосал из меня все соки!» Он его просто не пишет.

Любитель не овладел техникой своего дела. И не позволяет объективно оценивать себя. Если мы показываем свое стихотворение другу, а друг говорит: «Просто замечательно, мне нравится», — это не искренняя ответная реакция, а любезность нашего друга. Ничто так не придает сил, как реальная и честная оценка, даже негативная.

Первая профессиональная сценарная работа, которую я получил после 17 лет попыток, была связана с фильмом под названием «Кинг-Конг жив!». Мы с моим тогдашним партнером Роном Шусеттом (блестящим сценаристом и продюсером, сделавшим среди прочего фильмы «Чужой» и «Вспомнить все») придумывали сценарий для Дино Де Лаурентиса. Нам это нравилось, мы были уверены, что это будет хит. Даже после того, как мы посмотрели готовый фильм, мы были уверены, что это шедевр. Мы пригласили всех своих знакомых на премьеру и даже арендовали соседнее здание для последующего торжества. «Приходите пораньше, — предупреждали мы друзей, — а то не хватит мест».

Никто не пришел. Кроме наших знакомых, пришел один парень, который что-то бормотал про обмен билетов. В зале наши друзья терпеливо просидели весь сеанс в немом остолбенении. А когда в зале зажегся свет, они выбежали в ночь, словно тараканы.

На следующий день появился обзор в журнале Variety: «…Рональд Шусетт и Стивен Прессфилд; мы надеемся, что это не настоящие их имена, и их родителям не придется умереть от позора». Когда поступила выручка после первой недели проката, ее даже не пришлось регистрировать. И все же надежда меня не покидала. Может быть, фильм проваливается только в городских кинотеатрах, может быть, в пригородах дело пойдет лучше? Я поехал на автомобиле в многозальный кинотеатр Edge City. У киоска с попкорном стоял подросток. «Ну и как “Кинг-Конг жив!”?» — спросил я. Он скорчил гримасу: «Забей, мужик. Полный отстой».

Я был раздавлен. Я, сорокадвухлетний, разведенный, бездетный, отказался от всех обычных человеческих радостей в погоне за мечтой стать писателем. Наконец-то мое имя появилось в титрах крутого голливудского фильма, в котором играет сама Линда Гамильтон. И что происходит? Я — лузер, пустышка; моя жизнь ничего не стоит, как и я сам.

Мой друг Тони Кеппельман освободил меня от этого чувства, спросив, не собираюсь ли я бросить это дело. Нет, черт побери! «Тогда будь счастлив. Ты — там, где ты хотел быть, правда? Иногда ты получаешь удары. Это плата за то, чтобы находиться на арене, а не на скамейке запасных. Перестань жаловаться и будь благодарен».

Именно тогда я понял, что стал профессионалом. Я еще не добился успеха. Но у меня уже был настоящий провал.