I. Гений и пирожные — две вещи несовместные
I. Гений и пирожные — две вещи несовместные
Тема сладостей впервые возникает уже в прологе к фильму Формана:
1. По ступенькам роскошного особняка Сальери со свечами в руках поднимаются два его слуги — худой и толстый; Из-за закрытой двери комнаты Сальери слышатся стенания престарелого композитора: «Моцарт! Прости своего убийцу! Да, я убил тебя, Моцарт! Прости меня! Прости меня, прости! Моцарт!»
2. Слуги подошли к двери и худой с раздражением постучал: «Синьор Сальери! Откройте дверь, ведите себя разумно!». Пауза. Худой сменил тон с раздраженного на сюсюкающий; так разговаривают с капризными детьми: «Синьор! У нас тут для Вас есть что-то необыкновенное, Вам очень понравится!»
3. Произнося эти слова, худой слуга взял с подноса (который держит толстый слуга) пирожное, обмакнул его в крем и принялся жевать: «О-о-о! Как вкусно! Синьор! Поверьте мне — я никогда в жизни не ел ничего вкуснее!»
4. Худой слуга с таким аппетитом уплетает пирожное и так убедительно расписывает его прелести, что толстый слуга не выдерживает. Не выпуская из рук подноса, он нагибается над чашкой с кремом и жадно лижет ее содержимое. Худой слуга продолжает соблазнять Сальери: «Право, синьор! Вы даже не понимаете, чего Вы лишаете себя!»
5. В это время за дверью послышался болезненный вскрик.
6. Худой и толстый (у которого на подбородке остался след от крема) в испуге переглянулись. Затем худой вернулся к прежней тактике: «Ну, ладно, хватит, синьор! Откройте дверь!» Тишина. «Синьор! Если Вы не откроете дверь, мы сейчас всё съедим и не оставим Вам ни крошки! И я больше никогда не приду к Вам в гости!»
7. Как бы в ответ на это раздается страшный шум и звон рвущихся струн.
8. Слуги вновь переглядываются. Медлить больше нельзя. Худой и толстый поспешно выламывают дверь и видят Сальери, скорчившегося на полу: он попытался перерезать себе горло.
Этот эпизод — единственный в фильме Формана, когда Сальери, пусть и заочно, пытается вымолить у Моцарта (и, косвенно, — у Бога) прощение. И единственный — когда итальянский композитор отказывается от пирожных.[200] В отличие от толстого слуги, Сальери выдерживает искушение [дьявольской] сладостью, предпочтя ей горечь покаяния и смерти (отметим в скобках, что на роль худого слуги Форман выбрал актера с отчетливо инфернальной внешностью).
В следующий раз мотив пирожных возникает в ключевой для «Амадея» сцене, когда Сальери впервые наблюдает за поведением Моцарта воочию:
1. Парадный зал кардинальского дворца. Молодой Сальери пробирается сквозь толпу пышно одетых гостей: он разыскивает Моцарта. Звучит голос старого Сальери: «Тот вечер круто повернул всю мою жизнь. Я бродил по анфиладе комнат и играл сам с собою в игру. Этот человек написал свой первый концерт, когда ему было четыре года; первую симфонию — когда ему было семь лет; первую большую оперу — в двенадцать лет. Видно ли это по нему? Оставляет ли такой великий талант печать на лице? Кто же из них — Он?»
2. Внезапно внимание Сальери привлекает вереница слуг, торжественно несущих на огромных блюдах фрукты, дичь, пирожные… Сальери поспешно устремляется вслед за ними.
3. Слуги вносят блюда в пиршественный зал, а затем, один за другим, выходят из комнаты.
4. Выждав приличную паузу, Сальери проникает в зал; он на цыпочках крадется к накрытому столу и после непродолжительных раздумий останавливает свой выбор на засахаренном каштане.
5. Едва он подносит лакомство ко рту, раздается шум шутливой погони и в комнату вбегают девушка (будущая жена Моцарта Констанца) и молодой человек (Моцарт).
6. Поспешно проглотив каштан, Сальери отступает в укромный уголок пиршественного зала.
В следующем эпизоде, напомним, ярко проявятся те черты личности Моцарта, которые с точки зрения формановского Сальери невозможно совместить с божественной моцартовской музыкой. При этом Сальери как бы не замечает того очевидного обстоятельства, что он сам, поддавшись сладкому соблазну, совершенно забывает о первоначальной, возвышенной цели своего визита во дворец кардинала (встреча с гением-Моцартом) и оказывается в безраздельном плену у собственного желудка. Не случись этого, Сальери имел бы возможность лицезреть дирижирующего Моцарта (в одной из последующих сцен фильма), а Моцарт — нескромный ухажер остался бы вне его поля зрения.
Те два фрагмента фильма «Амадей», о которых пойдет речь далее, уточняют и конкретизируют формановскую метафору сладости-соблазна: искушение пирожными у Формана «приравнивается» к искушению женщинами и деньгами.[201]
Фабульная завязка первого фрагмента состоит в том, что жена Моцарта — Констанца тайком от мужа является к Сальери в надежде уладить карьерные затруднения своего супруга:
1. Констанца, стоя на пороге приемной комнаты Сальери, разъясняет придворному композитору цель своего визита: «Я принесла образчики работ мужа, чтобы комитет <председателем которого является Сальери. — О.Л.> рассмотрел возможность предоставления ему должности при дворе».
2. На лице Сальери написано недоумение: «Очень мило, но почему он не пришел сам?»
3. Констанца смущена: «Видите ли… Он сейчас очень занят, сударь…»
4. «Да, я понимаю». — с этими словами Сальери принимает из рук Констанцы папку с нотами: «Ну, что ж, я обязательно просмотрю, как только у меня выдастся свободная минута. Для меня это большая честь. Прошу Вас, передайте ему мой искренний привет».
5. Констанца смутилась еще больше: «Сударь, а Вас не затруднит просмотреть эти ноты прямо сейчас, а я пока подожду». Жена Моцарта, сама сознавая, как далеко она зашла в своей бесцеремонности, тем не менее, решительно садится на диван возле стола.
6. Сальери шокирован, но старается скрыть это: «Боюсь сейчас, вот именно в эту минуту у меня нет свободного времени. Оставьте у меня эти пьесы; я уверяю Вас — они никуда не пропадут».
7. Констанца одарила Сальери умоляющим и вместе с тем кокетливым взором: «Я не могу этого сделать, милостивый государь… Понимаете, он не знает, что я пришла к Вам».
8. «Так, значит не он Вас прислал?»
9. «Нет, сударь. Я сама решила к Вам прийти».
10. В глазах у придворного композитора появляется масленый блеск: «Понимаю…». Жестом руки он отсылает прочь камердинера, до сих пор присутствовавшего при беседе.
11. «Сударь, мы просто в отчаянии… Нам необходимо, чтобы мой муж получил эту работу. Муж тратит гораздо больше, чем зарабатывает. Я не хочу сказать, что он ленив, он работает с утра до вечера. Просто… Просто, понимаете, он очень непрактичен. Деньги текут у него между пальцев, как песок. Это, конечно, нелепо…»
12. Сальери усаживается за стол рядом с Констанцой и протягивает жене Моцарта блюдо с восхитительными белоснежными пирожными, каждое из которых венчает темная ягодка: «Позвольте, я Вам предложу нечто особенное. Вы знаете, как это называется? Это называется „Соски Венеры“. Римские каштаны в сахаре, с коньяком. Попробуйте, попробуйте, это удивительно вкусно!»
13. Услышав название итальянского пирожного, Констанца в кокетливом ужасе прикрывает лицо руками. Затем она с детской жадностью хватает экзотическое лакомство с блюда и надкусывает его: «М-м-м! Чудесно!»
14. Сальери удовлетворенно и заговорщицки кивает головой, а затем берет одну штуку себе. Оба с наслаждением жуют.
15. «Спасибо, Ваше превосходительство», — обращается к Сальери Констанца.
16. «Умоляю, перестаньте меня так называть, — отвечает Сальери с набитым ртом, — это воздвигает между нами целую стену. Поймите, я ведь не от рождения стал придворным композитором. Я родом из маленького городка… Как и Ваш муж!» Сальери и Констанца игриво улыбаются друг другу. «А Вы уверены, что Вы не можете оставить ноты у меня, а потом прийти еще раз?»
17. Констанца отвечает Сальери с интонацией и выражением лица ломающейся маленькой девочки: «Это очень соблазнительное предложение, сударь, но боюсь, что это невозможно. Вольфганг ужасно рассердится, если увидит, что этих нот нет. Дело в том, что это всё оригиналы, чистовики».
18. Сальери изумлен: «Как, оригиналы?!»
19. «А он никогда не пишет черновиков…»
20. Сальери отложил очередное пирожное и принялся за чтение нот. Спустя мгновение он забыл обо всём, кроме музыки Моцарта.
21. Констанца воровато глянула на придворного композитора и убедившись в том, что он не обращает на нее никакого внимания, украдкой стянула с блюда еще одно пирожное.
Кажется совершенно очевидным, что совместное наслаждение жены Моцарта и Сальери пирожными с красноречивым названием «Соски Венеры» служит метафорой эротического наслаждения (именно поэтому нежелательный свидетель удаляется предусмотрительным Сальери из комнаты).[202] В другом эпизоде фильма сладости предстают метафорой денег (тридцати серебряников): пирожные и деньги используются Сальери как средство склонить к предательству простодушную служанку Моцарта:
1. Сальери с приторной улыбкой протягивает девушке, сидящей напротив него, блюдо с пирожными.
2. «Спасибо, сударь» <…>
3. «Ты хорошая девушка. И я очень тебе благодарен за то, что ты согласилась на мое предложение <следить за Моцартом и докладывать Сальери о том, что происходит в его доме — О.Л.>. Как-нибудь, когда он уйдет из дома, сообщи мне».
4. С этими словами Сальери протягивает девушке золотую монету. Одновременно в кадр попадает тарелка с пирожными.
Эпилог формановского «Амадея» напрашивается на сопоставление с прологом к фильму: краткая вспышка проснувшейся совести, озарившая старость Сальери, сменяется уничижением паче гордости. Опустившегося композитора, попавшего в сумасшедший дом после неудачной попытки самоубийства, везут в ватерклозет на инвалидной коляске, а он произносит велеречивый монолог во славу посредственности. А после ватерклозета (доверительно сообщает Сальери больничный служка) старика ждет завтрак: «Ваши любимые сахарные булочки».
Теперь настала пора вернуться к тому вопросу, которым на протяжении всего фильма терзается Сальери: почему Бог обделил его гениальностью? Потому, что Сальери, сам того не осознавая, рабски служил позывам и прихотям собственной плоти (отметим в скобках, что пирожные и сахарные булочки всегда соседствуют у Формана с фигурами лакеев, камердинеров, служанок). Сладости в «Амадее» предстают выразительным материальным воплощением соблазна жизненными благами, устоять перед которым итальянский композитор оказывается не в силах.