Дэвид Балдаччи

Дэвид Балдаччи

Почему я пишу

Если сочинение книг было бы запрещено законом, я сидел бы в тюрьме. Я не могу не писать. Настоящая зависимость.

Когда фразы легко ложатся, а интрига льется сплошным потоком — да это лучше любого наркотика. Сочинительство не просто поднимает настроение. Оно все делает лучше.

Бывает иначе. Стремительно приближаются сроки сдачи работы, а вы мучаетесь со своими героями, не знаете, что с ними делать, удаляете страницу за страницей, — знаете, тогда уже не до эйфории. Но если по-настоящему, у меня самая крутая профессия в мире: предчувствовать зарождение идеи, размышлять над замыслом, придумывать сюжеты — и все это сидя. Вдобавок тебе еще платят за фантазии.

В детстве я много читал. Постоянно мечтал о разных мирах, придумывал собственные маленькие вселенные, в которых не мог бы затеряться. Я рассказывал свои истории всем, кто их слушал, и даже тем, кто не слушал. В итоге мать не выдержала и подарила мне чистый блокнот. Это была попытка меня заткнуть — она надеялась, что так наступит покой и тишина. Мать сказала, чтобы я записывал свои истории. И я подсел.

Если у вас есть желание рассказывать истории, при этом вы наделены каким-то воображением и любите играть словами — процесс писания выходит из-под контроля. Сочинительство начинает жить собственной жизнью. Когда я даже выхожу на прогулку, то не в состоянии удержаться, чтобы не перетащить прохожих, которых вижу по дороге, в новый сюжет. Я населяю ими свою вселенную. Они, к счастью, не подозревают о моих помыслах, иначе до смерти бы перепугались, узнав, что стреляют в меня на улице, а я, естественно, отстреливаюсь.

Я обычно говорю школьникам на разных встречах: «Вы все потрясающе талантливые, знаете вы это или нет. Взросление лишает вас творческого начала. Не теряйте его, и тогда вы сможете отправиться в такие места, до которых еще ничье воображение не добиралось».

Я не могу написать «Выбор Софи»[7]. И не собираюсь писать книги для Пулитцеровской премии. Это не мое. Я хорошо знаю, на каком поле мне играть и на что хватит моего таланта.

Романы, получающие такого рода награды, обладают невероятной глубиной. В них все сделано на высочайшем уровне: язык, стиль изложения, фабула — все держит тебя в напряжении. Одна фраза может быть растянута на шестнадцать строк — хорошо хоть запятые стоят. Как в «Выборе Софи», например. Но это вещь! И это красиво!

Могу ли я потратить пять лет жизни на одну книгу, вместо того чтобы выпускать каждые семь, восемь или десять месяцев по так называемому коммерческому роману? Не знаю. Даже не уверен, хватит ли у меня на это профессионализма, образования и даже таланта. Люди, создающие подобные художественные произведения, более дисциплинированы. Они тратят не то что годы, а кладут целые жизни на алтарь одной книги. Вкладывают весь накопленный опыт в одну историю.

Три года я работал над первой книгой, но в те времена мне надо было еще ходить на службу и находиться там полный день. Конечно, я не создал высокохудожественной вещи. Как мог, трудился над развитием характеров персонажей. Что говорить, «Абсолютная власть» целиком завязана на сюжете. Вот читатели и ждут от меня лихо закрученных интриг и неожиданных поворотов.

Американская федерация труда против Конгресса производственных профсоюзов

Разделение литературы на художественную и коммерческую меня убивает — все равно что разрубить единое целое пополам. С этой стороны у нас Американская федерация труда, а с другой — Конгресс производственных профсоюзов, и мы хотим, чтобы вы, ребята, боролись друг с другом, потому что так будет лучше… Вот как! Кому лучше? И в чем лучше? Это все большой бизнес.

Я езжу по всей стране, посещаю многие литературные мероприятия, где бывают потрясающие писатели. Между прочим, многие из них встречают нас, коммерческих авторов, с распростертыми объятиями. Ну, где-то на уровне: «Привет, приятель!» Однако приходилось сталкиваться и с враждебностью. Обычно происходит так: «коммерческие» жалуются: «Пишу ведь такие же хорошие вещи, как твои, но никогда не получаю наград», «высокохудожественные» парируют: «Книги, которые я пишу, лучше твоих, но они не продаются».

Кто-то однажды спросил Джона Апдайка: «Почему вы не пишете детективов?» Знаете, какой был ответ? «Потому что я недостаточно умен», — и это сказал автор, написавший блестящие художественные произведения, получивший две Пулитцеровские премии. У него просто другая «квалификация» — и у меня другая… Я, например, никогда не смог бы написать «Кролик, беги»[8]. Чтобы делать детективы, нужно уметь планировать и продумывать сюжеты. Вы закладываете бомбу на девятой странице, но взорвется она только на четырехсотой. Даже для примитивной книги потребуются способности и труд.

Каждый полагает, что способен написать роман. Почему-то никто не считает, что можно легко забросить мяч в баскетбольную корзину. Любой нормальный человек оценивает свои возможности и понимает: для этого ему не хватит ни роста, ни спортивной подготовки. Но все думают: «У меня есть мозги, есть ноутбук. Что в этом сложного?» Тот, кто хоть раз попробует, начинает осознавать, насколько это сложно.

Адвокаты — великолепные рассказчики

С лучшими образцами художественной прозы я познакомился, когда стал адвокатом.

Знаете, кто выигрывает в суде? Клиент, чей адвокат говорит лучше и более вдохновенно, чем адвокат противной стороны. При работе с судебным делом вы не имеете права ни поменять, ни подтасовывать факты. Но вы можете, акцентируя внимание на одних вещах и тушуя другие, так скомпоновать и подать информацию, что получится блестящая новелла, в которой ваш клиент будет представлен в лучшем свете. Вам необходимо убедиться, что тем фактам, которым люди должны поверить, невозможно противостоять. Обстоятельства, вредящие делу, следует либо объяснить, либо спрятать. Вот что значит рассказывать историю.

Адвокаты трудятся невероятно много, продавая свои жизни и таланты за получасовую оплату. Поэтому у них расписан каждый час. Мои сутки, включающие и юридическую службу, и писательский труд, были жестко распланированы вплоть до 1995 года. В том году я оставил адвокатскую практику. А до тех пор, в течение десяти лет, мне приходилось писать с десяти вечера до двух ночи, шесть ночей в неделю. Довольно сурово, но я выискивал время везде, где только возможно. Правда, для меня это оказалось не столь тяжело. За рабочий день я собирал множество сюжетов — они просто роились у меня в голове, и я не мог дождаться, когда доберусь до дома и запишу их.

Голодающий писатель — не мой вариант

Я вырос на Юге; и у нас, южан, всегда были по-настоящему хорошие авторы, писавшие короткие рассказы. Например, Фланнери О’Коннор, Трумен Капоте, Юдора Уэлти, Ли Смит. Поэтому нет ничего странного, что меня тянуло к этой форме. Я пытался публиковать свои короткие рассказы в старшей школе и продолжал попытки, пока учился в колледже. За те годы у меня скопилось множество писем с отказами.

Мне это надоело, и я решил переключиться на сценарии. Купил книгу, где объяснялось, как их писать; более того — я нашел агента из Вирджинии, что совсем непросто. За свою адвокатскую практику я получал двести долларов в час, и вот, в 1991 году я написал сценарий, который понравился всем в Голливуде. Мой агент надеялся, что сценарий принесет большие деньги. Большие. В полночь он позвонил и рассказал, что в Warner Bros, отказались от моего сценария, остальные студии поступили так же, решив не рисковать, — если Warner Bros, отклонила, значит с ним явно что-то не так.

Удар сокрушительный. Мою работу так расхваливали, и я им поверил. К тому моменту я сочинял уже довольно долгое время. Причем даже в мыслях не держал зарабатывать писательством на жизнь. Даже если опубликуют ваш короткий рассказ, самое большое, на что вы можете рассчитывать, — бесплатные журнальные экземпляры. Вашему банковскому счету от этого ни холодно ни жарко.

Как только в 1993 году родился наш первый ребенок, я понял, что путь голодающего писателя не для меня. Я стал кормильцем, и если не мог заработать денег сочинительством, то должен был продолжать свою адвокатскую практику. Я подумал: «Нет, такой вариант не рассматривается. Я просто останусь тем автором, кто пишет ради удовольствия и знает, что его произведения никогда не выйдут в свет». Это не означало, что я собирался перестать сочинять.

Мой лучший выстрел

Я изучал книжную отрасль. Читал множество боевиков и детективов, чтобы понять, чему противостоять. Я знал, что мне нужен агент, поэтому начал искать новости про начинающих романистов, подписавших первые крупные контракты. Потом шел в книжный магазин, брал книгу начинающего автора и читал страницу с благодарностями, чтобы узнать, кто был его агентом.

Так я получил имена семи агентов. Я написал каждому короткую заявку: «Я адвокат из Вашингтона, написал политический боевик. Уверен, если вы прочитаете первую страницу, то не сможете оторваться, пока не дойдете до последней. С уважением, Дэвид Балдаччи». Надежда была на то, что половина из них прочитает рукопись до конца лишь затем, чтобы опровергнуть мои слова.

Я рассчитывал на ответ хотя бы одного из агентов, но мне написали все семеро. Я отправился в Нью-Йорк и встретился с ними. Тот, на ком я тогда остановил свой выбор, до сих пор со мной работает.

Пару дней я вносил правки, и наконец вечером в понедельник мой агент разослал рукопись группе издателей. Он позвонил утром во вторник, когда я находился в офисе.

— Эй, если я пристрою твою рукопись, ты сможешь бросить работу и писать весь день?

— Ну, я ждал этого последние шестнадцать лет. Так что да, было бы здорово.

— Это хорошо. Потому что я продал твою книгу.

Главный редактор издательства, которое на тот момент звалось Warner Books, прочитал рукопись за ночь и послал по факсу заманчивое предложение: мультимиллионный гонорар за одну книгу. Мое сочинение обернулось большими деньгами для издателя и отличной сделкой для меня.

Малыш по имени книга

Все было нереально. Оказалось, никто — кроме жены, родителей, брата и сестры — не знал, что все эти годы я писал. Мы с женой позвонили друзьям: «Нам нужно сообщить вам кое-что особенное». Они решили, что мы ждем еще одного ребенка. Я сказал: «Ну, вообще-то, мы правда ждем еще одного малыша. Но его рожаю я. Это книга».

До этого момента издательский мир — тот, который я знал, — был для меня воплощением одного большого отказа, поэтому в течение следующего года я оставался на основной работе. В конце концов не выдержав, я объявил жене: «Ради этого я трудился всю свою жизнь. Хотелось бы воспользоваться таким шансом». Мы решили, что пора уходить с работы, но, если книга провалится, я смогу вернуться к адвокатской практике. Как я волновался, ожидая выхода книги! Я понимал, что если она не станет продаваться, то, учитывая размер аванса, с которым придется расстаться, со мной будет покончено.

Звучит несколько сентиментально, но в ту минуту, когда я увидел свою книгу на полке в Центре международной торговли, я понял, что стал писателем, причем успешным писателем. После того дня я перестал ожидать от издателей их вечного «Наши планы изменились. Вам придется вернуть деньги». Я осознал, что моя писательская карьера состоялась.

Всякий раз боюсь до смерти

Когда я приступаю к очередной работе, то боюсь до смерти, что волшебство не свершится.

Вряд ли вам захочется оказаться на операционном столе под скальпелем хирурга, который говорит: «Попробую-ка я сегодня пооперировать левой рукой». Именно в этом суть писательства. Чтобы стать лучше, заставляешь себя каждый раз делать что-то по-другому. Как писатель вы не ограничены никаким оборудованием и вам все равно, какие новейшие технологии завоевывают мир. Вы затеяли азартную игру. И это пугает.

Уильям Голдмен, написавший сценарий для «Абсолютной власти», дал мне великолепный совет: «Пиши так, будто это твое первое в жизни произведение. С того момента, как ты поймешь механизм сочинительства, с тобой как с писателем будет покончено». И он прав. Если литературный труд станет для меня привычным делом, если я начну думать, что лучше помахать ракеткой на корте, если пойду наиболее простым и проторенным путем, повторяя собственные приемы, которые использовал раньше, — я брошу.

Иногда я завидую тому парню, каким был двадцать лет назад, когда сидел в маленьком уютном жилище и никто не стучался в мою дверь. Меня не беспокоили мысли о поездках, деньгах, путешествиях в другие страны — я просто писал рассказы, ни о чем не думая. Сегодня я каждый день воздвигаю стену между собой и деловым миром — будто я пишу бесплатно, ради собственного удовольствия, которое получаю, рассказывая вам свои истории. Ведь именно этим я занимался в свои первые шестнадцать лет.

Дэвид Балдаччи делится профессиональным опытом с коллегами

• Вы можете работать в любом жанре, но всегда следите за тенденцией: что на сегодняшний день актуально в том литературном виде, который вы выбрали. Темы, волновавшие читателя десять лет назад, совсем не обязательно будут востребованы сегодня. Думайте о конкуренции и оставляйте конкурентов далеко позади.

• Вне зависимости от того, пишете ли вы роман или сопроводительное письмо потенциальному агенту — чем короче, тем лучше. Напомню фразу Авраама Линкольна, перефразировавшего слова Паскаля[9]: «Прошу прощения за столь длинное письмо. Не было времени написать короткое».

• Преимущество современного издательского дела: намного проще публиковать свои произведения самостоятельно, чем отдавать их сторонним издателям. Размещайте их в интернете, издавайте по требованию[10] или самостоятельно — но в любом случае, если хотите поделиться своей историей, публикуйте ее.

• «Писать для читателей» равносильно тому, чтобы «писать то, что, по-вашему мнению, люди купят». Не попадайтесь на эту удочку! Пишите для человека, которого вы знаете лучше всего, — для себя.