Владимир Курбатов
Владимир Курбатов
СОСЕД
Он мне понятен, я ему неведом.
Так впредь и будет, как он ни ловчит.
Я не могу здороваться с соседом —
глаза не смотрят, а язык молчит.
И он, и я — мы оба из народа.
Он или я на вираже отстал?
Его портрет у проходной завода
аж засиял, когда мой взгляд поймал.
Его портрет поди-ка сбрось со счета.
Ему почет — он к этому привык.
А я привык к отсутствию почета —
не я, а он из нас передовик.
И эта мысль засела, как заноза.
Мне от нее никак не убежать.
Поддаться, что ли, общему гипнозу
и тоже вдруг его зауважать?
Но я смотрю на эти вещи шире,
забыть не в силах, как ни поверни,
что он семью гоняет по квартире
по выходным и в праздничные дни.
Его жена потом привычно плачет,
и рвется в двери жалкий детский крик...
У нас добро под маскою не прячут.
Я «раскусил» тебя, «передовик»!
* * *
Забудешься и побредешь рассеянно,
как будто бы в завесе дымовой,
по той тропе, которая засеяна
давным-давно травою-муравой.
И вот она почти по пояс выросла,
и тщетно бьется, тщетно бьется в ней,
шарахаясь меж правдою и вымыслом,
прохладный ветер памяти моей.
Нет ничего щемящего, знакомого.
Споткнусь и догадаюсь: не к добру.
Услышу песню — не пойму, о ком она,
поскольку слов никак не разберу.
Но ничего, я не поддамся панике.
Пускай уходят годы, как вода,
но никогда я в жизни не был маленьким
и здесь я не был тоже никогда.
Зачем прохладным ветром снова дунуло?
Здесь даже пыль тяжелая, как ртуть.
...Быть может, детство мы себе придумываем?
Придумываем, чтоб передохнуть?..
* * *
Листву продавливаю весом...
Она, пожухлая, сыра,
как будто пролили над лесом
заварку чайную вчера.
Лес пахнет добрым и давнишним,
какой-то горестно-живой.
И если где-нибудь я лишний,
то этой осени я свой.
Рву паутиновые сети
и слышу выросших птенцов...
И никаких на мне отметин!
И никаких на мне рубцов!
И душу робкий нежит ветер,
и о серьезном думать лень...
Смешна моя в закатном свете
сверхреспектабельная тень.