Юрий Трифонов СТИХИ

Юрий Трифонов

СТИХИ

ЗА ТЕХ, КТО В МОРЕ!

Раскрыв меню, я с трепетом вникал

В названья блюд абхазца-кулинара,

Когда они вошли, кивнув швейцару.

Их было четверо. Пройдя в зеркальный зал,

Они разбились весело на пары.

Мужчины, если можно так назвать

Двух юношей в костюмах мешковатых,

Сутулились под толстым слоем ваты

Широких плеч. Одеты им под стать,

Шли дамы, улыбаясь виновато.

Мой столик был свободен. Пятый стул

Подставили («Прибавим чаевые!»).

— Так долго выбирать… Вы здесь впервые?

Один из них с ехидцей протянул,

Раскрыв глаза невинно голубые.

— Заказывайте… Я повременю!.. —

Ответил я, протягивая книжку,

Смирив желанье осадить мальчишку.

Он даже не притронулся к меню.

— О-фи-циант!

Поднос держа под мышкой,

Седая женщина, не по летам быстра,

С блокнотом наклонилась в ожиданье…

— Мы, кажется, в отличном ресторане?!

Портвейн? О, нет… Конечно, хванчкара…

Да, девушка, и максимум старанья!..

Они провозгласили первый тост

Я встал, уже намереваясь выйти,

Оправил свой видавший виды китель.

Но вдруг один из них поднялся в рост:

— За тех, кто в море!.. Друг, не откажите…

Его глаза насмешливо узки,

Открытый вызов светит в дерзком взоре.

— Ну, что же, если пить за тех, кто в море.

То, непременно, только по-морски! —

Я им сказал, желая подзадорить.

— Морской обычай изменять нельзя.

Пьем только мы, одни мужчины…

— Ясно!

— Не тонкое вино, а спирт…

— Прекрасно!

— По широте разбавив, где друзья

Мои сейчас идут в штормах…

— Согласны!..

«Пускай мальчишкам горла обожжет, —

Подумал я, склонясь над верной флягой, —

Восьмидесятиградусною влагой

Суровость наших северных широт,

Где мы дружили с ветром и отвагой».

Их дамы, говоря наперебой,

Смотрели с восхищеньем на героев.

Но я-то видел, — от меня не скроешь! —

Как нелегко юнцам владеть собой

И сохранять достоинство мужское.

Пить спирт еще не приходилось им,

Вспоённым нежной материнской лаской.

Они косились на меня с опаской.

А я разлил огонь, неумолим,

Невозмутим под равнодушья маской.

Я видел: им не сделать и глотка,

Не знающим, как пьют напиток жгучий.

Я сам не пил. Мой спирт — на трудный случай.

И если нынче поднялась рука,

То для того, чтоб проучить их лучше.

— За тех, кто в море!

Выпьем залпом, львы!..

Глоток — и слезы градом у обоих.

Давали им аптекарских настоек,

Но — тщетно все! — две гордых головы

Беспомощно уткнулись в круглый столик.

…Наказываю вас за то, что я

Знал в жизни только ночи штормовые.

За то, что лето вижу я впервые,

Бессменно, год за годом, шел в моря.

Забыл, как пахнут травы полевые.

Вас, прозябающих в тепле,

Наказываю, чтоб встряхнуть немножко,

За то, что ел сушеную картошку,

За то, что лук в каютной полумгле

Растил в открытом море на окрошку…

Я посмотрел в последний раз на дам.

И вдруг увидел тонкие косички,

Такие ж, как у школьницы-сестрички.

В глазах мольба: «Пора нам по домам!»

Растерянные, рыжие реснички…

Я молча взял их под руки. У плеч

Качнулись их доверчивые плечи.

Мы вышли в голубой июльский вечер,

В открытый мир огней и первых встреч,

Спокойной ясности и беспощадных смерчей.