V. Agnus dei

Любят — думаете? Нет, рубят

Так! нет — губят! нет — жилы рвут!

О, как мало и плохо любят!

Любят, рубят — единый звук

Мертвенный!

М. И. Цветаева

Агнцы для заклания, т. е. жертвы самого Одиссея — это одна из самых скользких тем романа. Паламед — Ахиллес — Аякс — женихи Пенелопы. Как объяснить цепь преступлений главного героя? Ведь убийство, чем его ни мотивируй, все равно остается убийством, деянием аморальным. Ну разве что на войне, для спасения собственной жизни и жизни соратников по оружию. А если речь идет об отнятии этого драгоценного дара именно у соратников? Чем, спрашивается, лучше Одиссей того же Неоптолема, осуждаемого Лаэртидом за излишние зверства, учиненные сыном Ахилла в Трое?

Прежде всего следует выяснить, положительный ли герой Одиссей. Если проследить развитие этого образа в первой книге романа, то позитивность его не вызывает сомнений. Со второй книгой сложнее. На наш взгляд, уже в конце «Человека номоса», когда Лаэртид идет на сделку с богами и переступает через собственное «я», в нем усиливается раздвоение, к которому он был склонен еще с детства (как, впрочем, и многие из имеющих «золото» и «серебро» в крови). Доброе начало в царе Итаки временно засыпает. Просыпается безумие, звериная жажда сохранить собственную шкуру. В этой борьбе за выживание все средства хороши. Особенно если знаешь, что главное средство — Любовь. Любовь и смерть — извечные антагонисты, идущие рука об руку.

И кого уничтожает Одиссей-Зверь? Паламеда, едва не убившего новорожденного Телемака, чтобы принудить его отца отправиться под Трою. Думается, не только зверю свойственно мстить за обиды, нанесенные его зверенышу. Ахиллеса? Но ведь он даже не человек, а киборг-убийца, созданный на погибель роду человеческому. (Кстати, очень неожиданная и неординарная трактовка известного литературного образа.) Сошедшего с ума Аякса? Да его безумие могло принести ахейцам столько бед, что совершенно необходимо было унять разбушевавшегося гиганта.

В истреблении кучки перепуганных юнцов-женихов также повинна звериная ипостась Лаэртида, лишь на время приглушенная наркотическим золотым лотосом. Вернувшись домой с охоты, Зверь обнаруживает, что в принадлежащем ему лежбище обосновались чужаки, обижающие его подругу и детеныша. Такой наглости он вытерпеть не в состоянии и учиняет кровавую бойню. С любовью и за любовь…

Сколько жертв, сколько крови! Тем болезненнее возвращение Одиссея к самому себе. Пробуждение из беспамятства к здравой Памяти. «Память ты, моя память!»