Мир, как мы его знали, подходит к концу
Мир, как мы его знали, подходит к концу
(На жизнь вечную Стива Джобса)
Всем пишущим и читающим эти строки понятно, что такое битломания, да? Или, там, бритнисприсомания. Даже бессмысленно объяснять.
А ведь так было не всегда. И не всегда будет.
Представьте себе человека, которому в 1964 году было сорок пять лет. Поди говорил:
— Не понимаю, как можно из музыки для танцев устраивать ТАКОЕ? Я тоже был молодым! Мы тоже танцевали! Бла-бла-а-а, рио-рита… Но вот это всё — это же чёрт знает что! Нет, мир определённо погиб…
Десять лет назад ситуация в шоу-бизнесе изменилась. Я тогда как раз работал в музыкальном молодёжном издании (в полупорнографическом журнальчике для подростков). Это был транснациональный концерн со штабом очень хорошим за границей, и оттуда нам стали слать тревожные указивки: «Меньше музыки! В молодёжном музыкальном издании должно быть меньше музыки! Молодёжь её больше не слушает!»
Ну или, если слушает, то никак не за деньги.
Пятьдесят лет (именно столько было нашему журналу, созданному в послевоенной Германии по плану Маршалла, чтобы прочищать мозги нацистским детёнышам), целых пятьдесят лет поп-музыка была главным средством отъёма денег у подростков и их родителей. Мир вращался вокруг популярной музыки и пророков её. И вот эта эпоха закончилась.
Никто больше не пишет «Виктор Цой жив», зато в день смерти некоего Стива Джобса наши подростки выходят на улицы с траурными айфончиками.
Поразительное открытие: этот человек дал нашим детям то, что давали нам и нашим папам-мамам условные Леннон-Маккартни! (Ну или безусловный Гребенщиков.) Дал интерес к жизни. Ощущение наполненности её смыслом. Дал «ценности».
Это же ужас какой-то: не музыка (послушайте только: «му-у-узыка»), а какие-то там вещички…
Конечно, очевидное очевидно: нас тоже интересовала не музыка, а средство коммуникации. Способ сбивания в стаи и расчёта на «свой — чужой». Но был же пафос! Пафос был! Сначала «Yeah-yeah», потом «No, no, no»… А у этих — какие лозунги? Вот вопрос.
В нулевые годы я провёл в разных «молодёжных редакциях» больше пяти лет, но так и не выяснил, что собою представляет нынешняя молодёжь. Они ни против чего не протестуют. А если ты не протестуешь, то как же тогда живёшь?
Не менее интересно было бы понять, как и посредством чего живу я сам.
На днях (исключительно редкий случай) прослушал от начала и до конца новый альбом группы «Аквариум». (Она, оказывается, ещё есть.) Про какого-то там Узбека, про какой-то Архангельск… Ни-че-го не запомнил. Ни одного слова, ни одной ноты. Чувство такое: ну вот не помер человек, но и не поумнел (а если поумнел, то где-то сильно внутри себя) и лабает, никому не нужный, что-то там по инерции.
То ли дело раньше — музыка серебряных спиц! Чай на полночных кухнях! Держали камни в ладонях! А теперь?.. Ну, чай. Ну, камни. Ну, какая-то музыка. Зачем?
Про Узбека неинтересно (пустое), про Путина неинтересно (не сшит он ещё, мой пикейный жилет), про культуру — ну, наверное, было бы интересно в принципе, но где она сегодня, эта культура? Там же, где беготня по лесу с эльфийским деревянным мечом… Единственное, что меня серьёзно заботит — это семья и быт. Даже из друзей предпочитаю таких, с которыми можно говорить о детских болезнях. Собственно, мы с моей невыясненной молодёжью очень похожи. Только у неё айфоны вместо детей.
Интересно, это только у меня или у всех так?
Вот я читаю «Русский журнал». И чувство (снова чувство, ах ты) такое, что его пишут усталые люди. Тужат свой орган спекулятивного мышления, придумывают темы, откликаются на события — но это не нужно, не важно им. Работают по привычке. Настоящих буйных мало! Где зверская голодная молодёжь?.. А и возьми молодёжь — точно так же будут бубнить, только больше ошибать пунктуационных ошибок.
А у вас, коллеги (спросил тамбовский волк у товарищей), нет ли такого чувства?
Вот вам — отчего интересно жить?