Писатели пописывали

Отсутствие левого кино и левой культуры вообще в современной России вовсе не означает, что для левых критиков нет работы. Как раз напротив: чисто левая критика первичнее чисто левой культуры. Отсутствие левой культуры — это вовсе не какая-то абстрактная пустота, а яркое проявление капитализма. Левые должны твердить об этом, о засилии примитивного буржуазного «искусства». Если они не заявят об этой проблеме, то молодежь никогда и не узнает, что может быть антибуржуазное искусство.

Задача левых публицистов и критиков — отталкиваясь от произведений искусства, переходить к критике капитализма; обращаться к насущным вопросам теории и практики левого движения; восстанавливать традиции левого искусства; разоблачать отупляющее агрессивное буржуазное «искусство», учить его неприятию, создавать свободную от него культурную автономию, творческий очаг.

Конечно, с этих позиций может выступать только тот, кто понимает суть капитализма, ненавидит его и осознает путь выхода из этой все более опасной для общества ловушки. Но оказывается, что многие так называемые «левые» испытывают совсем другие чувства к буржуазной культуре.

Специальный раздел «Культура» имеют, например, сайты Российского социалистического движения (РСД), «Открытая левая» и «Рабкор». Куда движутся эти авторы? О чем корреспондируют эти «работяги»? Каким ветрам открыта эта «левая»? Порой авторы этих сайтов, фрондируя, отыскивают в свежих фильмах, сериалах и т.п. продукции — голливудской по преимуществу — критику капитализма и левизну. Пытаются обнаружить, так сказать, «известное направление». «Вот оно, вот оно», радостно тычут они пальцами, если на экране говорят о какой-нибудь социальной проблеме или показывают какое-нибудь восстание, пусть и в наиотдаленнейшей галактике. Дальше этого дело не идет. Авторы рады и этому: и кино посмотрели, и супротив капитализма что-то сказали. Они не осознают, что попали в расставленные сети и потребляют продукцию, производимую классовыми врагами левых в целях своего финансового и идеологического укрепления. И наши «левые» им в этом беззаветно помогают. Промытыми мозгами они не могут понять, что в своих текстах выставляют напоказ собственные патологии, и эти свои личные девиации они представляют как политически значимые явления. Их абсолютно не смущает, что режиссеры, сценаристы и актеры, прочно встроенные в киноиндустрию, в принципе не способны хоть сколько-то критически выступить против буржуазного общества как системы, а уж тем более — достоверно изобразить революцию.

Вот лишь один пример стремления левеньких выдать масскульт за социально значимое произведение искусства. Студентка ВШЭ Элла Россман выражает восхищение клипом певицы Виктории Модесты[35]. В клипе эксплуатируется «тоталитарная» символика (Россман в этом усматривает «критику советской биополитики»!) и прочие эстетские штучки низкого пошиба; героиня будоражит общественную мораль и за это отправляется под суд. В чем ее опасность — непонятно (приговор героине так и не вынесен). Видимо, она развращает граждан от мала до велика сугубо тем, что … имеет протез вместо одной ноги. В конце клипа — безо всякой связи с предыдущим сюжетом — она танцует, и в этот раз у нее вместо протеза — огромный шип. Это — не компьютерная графика, у певицы действительно ампутирована нога ниже колена.

Ногу, как и многие другие части тела, можно протезировать. Талант — нельзя. Китч одноногой певицы никак не отменяет того, что ее клип является пошлым и безвкусным. Обывателю приедаются такие же бездарные, но стандартных форм певицы. Обывателя нужно встряхнуть. Модеста — не первая, кто эпатирует своим внешним видом. Однако дегуманизация общества дошла до такой степени, что можно кичиться протезированной ногой в стразах. Внимание зрителя привлекают, конечно, к откровенным нарядам, стразам на протезе и агрессивности образа, а не к инвалидности и ее причинам.

Россман же утверждает, что образ певицы и ее клип крайне важны для российских инвалидов, ибо поспособствуют распространению «дискурса об инвалидности»! Будто есть что-то общее между инвалидами, принадлежащими, как правило, к «низшим классам», и китч-певичкой. Будто выставление напоказ своего тела есть доказательство человечности. Среди парализованных американок — поветрие публиковать свои «откровенные» фотосессии[36]. Должны ли мы в этом действии признать защиту «дискурса об инвалидности»? Маркс как раз и говорил, что из-за отчуждения личности человеческими потребностями считают то, что в действительности является сугубо животным началом в человеке — еду, сон, секс.

Отношение к инвалидам как к равным может быть только результатом гуманистического воспитания, которое невозможно в расколотом неравенством буржуазном обществе. Клип этой певички, конечно, не помогает такому воспитанию: например, в нем девочка отламывает ногу кукле — чтобы та выглядела как кумир — и бьет обрубком ноги другие игрушки. Здесь открыто пропагандируется насилие и садизм. Гуманистическое воспитание не означает, что детям нужно вдалбливать в головы и требовать от них произносит наизусть, что, мол, инвалиды — такие же люди как мы. Это будет простым пустословием — то есть именно «дискурсом» — если не будут изменены общественные отношения. Задача заключается в борьбе с социальными причинами инвалидности: некачественной медициной, плохими условиями жизни, войной, в конце концов — то есть именно с капитализмом. Все эти причины — а значит и капитализм — Россман принимает как неустранимую данность и лишь предлагает поудобнее устроиться, успокоив свою совесть ни к чему не обязывающими словами о том, что к инвалидам нужно относится справедливо. Не борьба с социальным неравенством, а созерцание бездарных клипов — вот, оказывается, метод решения социальных проблем. Мещанские пристрастия нагло выдаются за левые идеи.

Россман собезянничала несвежий западный «дискурс об инвалидности», который, кроме того, получил даже правительственное благословление от Медведева. Педалирование «проблем инвалидов», доступности для них городской среды, объектов культуры и т.д. — тема, намеренно раздуваемая в странах Запада, начиная с эпохи расцвета извращенной политкорректности, когда бывшие левачки после 68-го года устремились в вузы и правозащитные организации. Это их работа, это их способ примирить свою паскудную жизнь с реальностью за счет антидиалектического абстрагирования «проблем инвалидов» от общественных проблем в целом. Это даже позволяет что-то подправить, подкрасить капитализм, сделать его еще прочнее. Но это не радикальное решение проблем.

Если то, что делают западные левенькие, есть глупость с точки зрения революционной стратегии, то занятия Россман — это глупость втройне: на самом левом для нее самой российском ресурсе — то есть там, где она могла высказаться наиболее безапелляционно — она публикует текст о клипе на песню западной певички. Более искаженную, превращенную форму освободительных идей трудно представить. Вот результат пересаживания лицемерной западной риторики на периферийную российскую почву[37].

Ровно то же можно сказать о подавляющем большинстве «культурных» материалов на сайтах «Рабкор» и «Открытая левая». Просто именно пример Россман как в капле воды отражает их культурный уровень. Выдаваемые за печалования об угнетенных мещанские рассуждения под впечатлением от примитивных образчиков масскульта — таковы их высказывания.

Но подобные материалы на этих сайтах бывают не так уж часто. Преобладают же совсем крохотные заметочки о новинках кинематографа и других видов искусства. В них — лишь краткое описание или пересказ и ни к чему не обязывающие рассуждения автора. Бессмысленно искать в них какую-то идейную направленность. Как признался член редколлегии «Рабкора» Даниил Григорьев, «у нас тенденция печатать любые приходящие к нам материалы, отвечающие чисто формальным критериям, среди которых нет критерия идеологического»[38]. Тогда непонятно, зачем о своих принципах нужно говорить так: «Мы стоим на демократических и социалистических позициях, выступая за радикальные перемены в обществе. И в этом плане мы одинаково противостоим как идеологии западнического либерализма, так и всевозможным версиям охранительства, прикрытого псевдопатриотической фразой» (курсив мой) [39]. Социализм — это уже не идеология?

В очередной раз это болото оживилось после случая с «Шарли Эбдо». Какое многоголосое кваканье разнеслось над булькающими просторами Интернета! Каждая лягушечка с красными пятнышками посчитала себя обязанной выразить мнение по столь существенному вопросу. Но не для того, чтобы показать, что это — конфликт двух сил, одинаково чуждых левым. Не для того, чтобы указать, что исламисты каждый день творят вещи куда более жестокие, чем расстрел редакции журнала. Ровно в тот же день, 7 января 2015 года, в столице Йемена Сане очередной взрыв заминированного радикальными исламистами автомобиля унес жизни 30 человек, ранения получили более 50 человек. Почему российские левенькие промолчали?

Примитивность и тенденциозность самог? пострадавшего журнала тоже не должна остаться секретом для левых и людей, хотя бы немного эстетически развитых. Никаким гуманистическим просвещением «Шарли Эбдо» не занимался, так что глупо левым брать его себе в союзники. Кстати, Трофименков пишет, что во время войны в Алжире анархист и антимилитарист Кабю — один из будущих карикатуристов этого издания, убитый 7 января, — поддерживал именно французских империалистов (С. 307). Левенькие не обращают внимания на такие «мелочи». Они горюют по «Шарли Эбдо». Ведь — ужас! — расстреляли французских буржуа, и кваканье краснопятнышковых по этому поводу есть показатель их классовых симпатий. Они сами работают в похожих журналах («Афиша», «Эсквайр», «Слон», «Сноб» и проч.), сами живут в мегаполисе и противостоят провинции (по аналогии с тем, как Париж противостоит бывшим колониям), у них даже когда-то были «свои» исламисты, которые что-то могли в Москве устроить. Это — одинаковые люди. За тем лишь исключением, что отечественные левенькие буржуа — жители периферии, в которую превратили нашу страну. Но для них это — не причина для восстания, для разрыва с центрами капитализма. Нет, для них это основание мечтать о недосягаемой парижской жизни, и «быть святее папы» — «быть Шарли» больше, чем сами «Шарли».

Другой недавний пример: неодолимое желание левеньких «вставить свои пять копеек» по поводу «Левиафана» Звягинцева. Это, впрочем, объяснимо: наглядных примеров социальной трагедии в стране этой московско-питерской тусовке неоткуда взять, кроме как из подобных шаблонных фильмов. Ясно, что склонность «левых» к подобным обсуждениям, навязанным буржуазными масс-медиа, выдает отсутствие собственной системы знаний и ценностей. Они не знают общества, а потому они и не могут поставить вопрос о реализме других авторов.

Вся эта их писанина — вовсе не критика. Левенькие не проводят исследований — об этой черте своих дружков без стеснения «отлил в граните» И. Матвеев из «Опенлефт»: «Проводить ресерч для полноценных статей — ленятся»[40]. В их меленьких текстах нет аргументации, они ограничиваются лишь впечатлениями. Эти тексты не обращаются к важнейшим проблемам буржуазной и антибуржуазной культуры. «Левые» полностью перенимают подход худших буржуазных СМИ: просто откликнуться на новость. Это делается для того, чтобы удержать свою аудиторию, которая потребительски требует новых и новых материалов «на злобу дня». Но ни публика, ни авторы, которые есть плоть от плоти этой публики, не хотят вникать в причины событий, идти от частного к общему. Вчерашнее событие они забудут завтра. Его вытеснит из сознания очередная «сенсация». Такое коллекционирование фактиков вкупе со скудным их комментированием не имеет ничего общего с изучением закономерностей развития общества, чем вообще-то должны заниматься левые. Писатели пописывали, читатели почитывали, фрэнды полайкивали.

О таких «свистунах» писал Эрих Фромм: «Многие, а возможно и большинство, реагируют на разочарование в своих надеждах, подстраиваясь под оптимизм рядового человека, уповающего на лучшее и не удосуживающегося признать, что может случаться не только хорошее, но, пожалуй, и наихудшее. Если уж кто-то свистнет, такие люди тоже свистят, и вместо того, чтобы прочувствовать безнадежность, им кажется, что они участвуют в своего рода общем хоре. Они урезают свои требования так, чтобы можно было их выполнить, и даже не мечтают о том, что кажется им недосягаемым. Они — хорошо приспособленные члены стада, они никогда не чувствуют безнадежности, потому что никто, похоже, ее не испытывает. Они являют собой картину особого рода покорного оптимизма, который мы встречаем у столь многих представителей современного западного общества, причем оптимизм обычно осознан, а покорность — бессознательна»[41].

Покорные оптимисты-псевдолевые оказываются полностью подавлены капиталистической гегемонией. Они пишут о тех же событиях, что и буржуазные СМИ. Качество же их заметок гораздо хуже. Они довольны, что есть такое кино, театр, книги и т.д., они принимают их за культурный образец. В этом их псевдолевом анализе, конечно, нет ничего марксистского, ибо не ставится вопрос о классовой природе искусства, о том, почему буржуазии неопасно и даже прибыльно допускать в искусстве темы социальных бедствий и восстаний. Левенькие не дают образцов подлинной культуры, ведь их вкусы — абсолютно мещанские.