Андрей Рудалёв Человек горизонтальный6

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Коварство без любви

У современной женщины много личин, и все они коварны и ведут к трагедии. Они, как слои косметики, прикрывают реальность и к тому же ядовиты. Женщины вьют верёвки и пьют соки из мужчин, а потом выбрасывают опустошёнными, уничтоженными, растоптанными. Современные Евы в преизбытке поставляют к столу новоиспечённого Адама яблочные плоды всевозможных сортов. Искушают. Причём даже не по злому умыслу, а исходя из особенностей собственной природы, по-другому они попросту не могут. Сидит внутри червь, «ледник», и он руководит всеми поступками. Три «Плотских повести»: «Подземный художник», «Возвращение блудного мужа» и «Небо падших» Юрия Полякова – примерно об этом. Взаимоотношение полов, плотская любовь, её странности, движение и даже скорее скатывание человека к яме плотоядной страсти – это та тема, на которую автор серьёзно подсел.

Под впечатлением от этих повестей можно бесконечно петь дифирамбы слабому полу, продолжим…

Женщина – ведьма, оторва, стерва, Юдифь, пробравшаяся в стан к врагу и с маниакальным восторгом рубящая голову дикому Олоферну. Она – снежная королева – героиня повести «Небо падших», у которой ещё с детства внутри образовалось нечто ледяное: «ледяной истуканчик, требующий постоянных жертв». От этого не лечат, эта болезнь смертельная, она несёт гибель и страдание всем. Будто античная богиня возмездия Немезида вошла в тело современной женщины и, подсадив мужчину на секс, стала манипулировать им, бесконечно колотя головой о стену, покуда дух не вышибет: «женщины для того и существуют, чтобы обирать мужиков».

Всё это является следствием не столько садистских наклонностей женского пола, а особого таланта мимикрии, приспособления под ситуацию, которая выстраивает к женщине определённую систему отношений.

Женщина унижаема, как та же секретарша и вечная любовница Катерина «Неба падших», потребляемая бесконечным рядом мужчин. Но в итоге своё унижение она выворачивает во мщение, и становится понятно, что всё это лишь комбинации её игры под названием «Человек и Смерть».

В той же Катьке сидит особый «бабский гений», который через свой телесный низ интуитивно сканирует желания, распаляет страсти. Мужчина подчиняется ей, он перестаёт властвовать над собой. Хотя разум его и сигнализирует о движении к погибельной плоскости, он – раб сексуальной страсти, и чувство самосохранения притупляется.

Катерина, хранительница иглы жизни-смерти, не выносит счастья, и под прекрасной личиной бурлят гейзеры ненависти. Она никого не любит и даже любовь к себе своего Зайчугана – бизнесмена Шарманова способна переформатировать в ненависть: «Какая же ты, Катька, стерва! Из-за тебя я убил человека. Женщину, которую любил. Мне будет не хватать её всю жизнь! Ненавижу тебя! Ненавижу навсегда…» Для неё самым большим удовольствием было лицезреть «разъярённое лицо мужика», который кричит ей: «Стерва! Я тебя ненавижу!» Она, как сук-куб, питается этим. Через ненависть достигается оргазм и избавление от ощущения униженности.

Кащеева игла

Одну из повестей сборника «Небо падших» при желании можно представить в качестве современного извода «Крейцеровой сонаты» Льва Толстого. Позднышев, герой-рассказчик

Толстого, также говорит о «властвовании женщин, от которого страдает мир». У Полякова эта тема гипертрофируется до особого проклятья, клейма, поставленного на человечество. Атмосфера «Неба падших» – заключительной повести в книге – разврат, который начинается, как и в рассуждениях толстовского Позднышева, с «освобождения себя от нравственных отношений к женщине, с которой входишь в физическое общение», а потом распространяется повсеместно и своими метастазами охватывает всё общество. Секретарша Катерина для Шарманова именно «трахательная кукла», причём она эту сексуальную страсть может довести до маниакального наваждения.

Любовь здесь преподнесена исключительно в плотской вариации. Секс и ничего более. Произнося «люблю», попросту «хочу», без новой дозы сексуального наркотика начинаю физически задыхаться. Любовь – только лишь сексуальное влечение, которое столь же необходимо, как пища, воздух. Любовь – особый мандат на разврат. Жена с ребёнком Шарманова отосланы на ПМЖ на Майорку, где супруга совокупляется с охранником, но ничего в этом страшного нет, ведь это естественно. Человек не может жить без секса, и неважно с кем! В плотской близости ничего мистического и нет. Это обыкновенный коммуникативный акт, как простая задушевная беседа, только исполненная на языке тела, ну и так далее. Удивила же Катерина на приёме у гинеколога, сказав, что «постельные болезни – это всего лишь разновидность отрицательной информации, которой обмениваются люди во время общения».

Да, это вам не Катерина Кабанова из известной пьесы Островского… Половая страсть, о которой как о «страшном зле» говорит толстовский Позднышев, близится в «Плотских повестях» к своему апогею. Тот же Позднышев определяет понятие «блудник» в качестве физического состояния человека, аналогичного алкоголизму или наркомании. Плотская похоть превращается в неотвязную жажду, без которой начинаются страшные ломки. Всё теряет смысл, обесценивается: «весь мир был послеразвратно сер и тошнотворно пресен» – именно так воспринимает окружающую действительность Шарманов после парижской разнузданной оргии на высшем уровне.

Действительно, мало что изменилось. Женщина, как и во времена создания «Крейцеровой сонаты», осталась «орудием наслаждения», «постельным инвентарём», а тело её – «средство наслаждения».

Вот Шарманов рассуждает, что женщина – «прирученная хищная птица»: когда её отпускают, она охотится на зайцев, но по первому хозяйскому свистку возвращается и ожидает приказа. И тело этой женщины отдано ему в «отзывчивое рабство». С другой стороны, он сам периодически ощущал себя наколотым на булавку жуком, которого Катерина «рассматривает с сочувственным интересом».

Ты можешь кричать: «стерва, сука, гадина, предательница», «трахательная кукла», но в то же время будешь осознавать, что в кулаке у неё зажата игла, и её она в любой момент может разломить. Поэтому без неё никуда, она как воздух, наваждение. Этим и достигается особый головосносящий оргазм, который становится жёсткой наркотической зависимостью.

Да и любовь по Шарманову – это когда ты осознаёшь, что твоя Кащеева игла «зажата в кулачке вот у этой женщины», и создаётся ощущение, что ты не можешь без неё существовать, что повязан с ней навсегда. Ты чувствуешь несвободу, зависимость и это рабство прикрываешь красивыми романтическими словами, возвышенными материями.

Женщины «Плотских повестей»: Лида – Инга – Катерина. Все они гордые, статные, неприступные – роскошные любовницы, в которых бушует огонь страсти, иногда сдерживаемый, но чаще отпускаемый на волю судьбы. Герои Полякова раздваиваются между обычной тихой семейной жизнью, которая ведёт к медленному затуханию, притуплению сил, где всевластвует привычка, и наркотическим дурманом разврата, пробуждающим к новой сладостно-иллюзорной жизни, к буйству страстей. И пусть этот дурман гибелен, но притягателен, восхитителен и заманчив.

В героине повести «Подземный художник» Лиде Зольниковой обитали две внутренние женщины: Оторва и Благонамеренная Дама, говорившая языком мамы-учительницы, женщины «собранной и правильной». Каждая из них по-своему оценивала ситуацию и давала свой совет. Часто вступая друг с другом в спор.

Или вот классическое раздвоение женатого мужчины между любовницей и супругой в «Возвращении блудного мужа»: «неистово-постельной там и уютно-кухонной здесь». До поры это даже доставляет удовольствие, но со временем возникает необходимость выбора, и ты понимаешь, что в годы тихой семейной идиллии «мужской интерес томился и чах». Пора на волю, на охоту, вспарить в небо орлом и начать питаться свежим мясом, а не «сухим гранулированным кормом». Жизнь приобретает новый импульс, в ней появляется возбуждающая на деятельность интрига. Первая близость с Ингой и «острое любовное помешательство» трансформировались в «неизлечимую хронику». При том, что в трактовке, которая превалирует в сборнике, разврат более нравственен, чем обман чувств и жизнь по инерции годами в семье. «Блудный муж» Калязин попал на передачу «Семейные катастрофы», где разыгрывался спектакль слёз, истерик и эмоций на тему «Я ушёл от жены…». Именно здесь промелькнула реплика о нравственности, когда актёр, изображавший бросившего семью мужа, сказал, что «жить с женщиной, которую не любишь, безнравственно…».

Этот правдоподобно сыгранный спектакль и отправил Калязина домой, к «запаху одного жилища», к словам жены: «Наблудился?» – и осознанию того, что простит. Освежились воспоминания, на какой-то момент вернулись прежние чувства, возникла ностальгия по ушедшему времени, духу, аромату прошлого. Ну, а блуд? Это временная хандра, слабость от двухнедельного заболевания гриппом или ОРЗ, не более. Здесь главное – предохраняться. Чеснок и всё такое, ведь микробы активно пробираются к тебе воздушно-капельным путём. Хуже, когда это становится хронической неизлечимой болезнью, как в случае авиационного бизнесмена Шарманова.

Мёртвая улыбка Моны Лизы

Зацикленность на плотском существовании неминуемо ведёт к измене. Из всех нюансов «треугольной жизни» основным в повестях Юрия Полякова является измена в различных уровнях и формах. А ведь за предательство в любви, как сказала Инга из «Возвращения блудного мужа», полагается высшая мера.

Впрочем, также и за чрезмерное горение ею.

Подруга героини «Подземного художника» постоянно внушает ей необходимость измены, соблазняя тем, что «женщина после этого изменяется» и ещё больше любит мужа. Художник из подземного перехода, которому Лидия заказала свой портрет, прочёл в ее глазах тайну – страсть. По его словам, портрет может выдать эту тайну мужу. На протяжении всей повести эта страсть искала выход наружу, целенаправленно пробивалась через асфальт благопристойности.

И в конце повести, уже после гибели мужа, Лидия вспоминает его трактовку улыбки Моны Лизы, её загадки, тайны: «Она тихонько изменила мужу и смеётся над ним». Уже сейчас, вглядываясь в мёртвое лицо супруга, она понимает, что и у Моны Лизы улыбка «мёртвая». Измена ведёт за собой цепь неотвратимых катаклизмов вплоть до смерти. Это и есть высшая мера наказания за неё.

Вообще игра в страстную любовь – это балансирование на грани, практически суицидальное действо. Её, по словам воплощённого суккуба Катерины, можно купить «за любовь, если очень повезёт… Или за смерть, если не повезёт…». Позднышев убивает свою супругу; Шарманов, борясь за собственную жизнь, становится виновником гибели Катерины; погибает после измены жены герой «Подземного художника».

Вообще у Полякова идёт нагнетание семантики смерти, что выражено и в названиях повестей. Вначале спуск вниз к «подземному художнику» за портретом, таящим лукавый прищур страсти. В «Подземном художнике» только ещё зреет губящая страсть, она продирается через гул внутренних спорящих голосов Оторвы и Дамы у Лидии. Причём сама героиня здесь в двух ипостасях: жена и любовница. Срединная повесть «Возвращение блудного мужа» показывает метания по земной плоскости, горизонтали между женой и любовницей. Поддаётся химерам и обманам в виде вульгарного ток-шоу. Герой мечется, он в хаосе чувств и мыслей, не случайно в финале идёт ночевать на вокзал, и неизвестно, куда утром двинется оттуда. «Небо падших» – взлёт любовной страсти к Катерине ради падения, гибели. «Небо падших» – также место потустороннего пребывания грешных душ: Павел и Катерина зависли в воздухе, пытаются взяться за руки, но не могут. Такая вот трёхчастная структура пространства, которую смонтировал Поляков.

Проблема не только в женской или мужской части общества, но и в том, что отечество наше стало «женственным». Его тоже «имеют». Вот оно и адаптируется, становится не поддающимся разумной логике, мстительным к своим членам, плотоядным и подверженным похотливым страстям. Здесь всеми, от самого простого гражданина до Второго Любимого Помощника Президента по кличке «Оргиевич», управляет и руководит либидо – наглядная иллюстрация фрейдистских построений.

Почему так неуклюже многое в России? Ответ прост: «русский блуд – бессмысленный и беспощадный»…

Аналогичная половым, общество повязала система отношений, в которой один даёт, другой берёт. Причём это уже укоренённая традиция деления всех на взяточников и давателей, как и система взаимоотношения полов, испокон веку. Древнейшая профессия и вид деятельности. Мир, где все друг друга используют, иначе никак, иначе пуля в лоб…

Тот же бизнес начинается, как у Шарманова, с «большого грузового вертолёта, оборудованного под шалаш любви», то есть под бордель. Милиция, руководство авиационного музея всё это покрывало – участвовало в отладке системы сексуального спаривания общества… Так же и герой повести «Возвращение блудного мужа» Калязин на заре юного отечественного капитализма ушёл из потускневшего издательства «Прогресс» и вместе со знакомым стал издавать эротический еженедельник «Нюша». Новое общество зарождается в процессе совокупления, что тут такого, всё логично…

Этот взаимный корыстный интерес, эта система взаимоотношений повязывает людей, соединяет вместе. А вы говорите: любовь, она ни при чём, про неё лишь в книгах пишут, и то не во всех.

Не только плотская страсть, но и самые незначительные факты могут серьёзно повлиять на движение истории. Чего стоит хотя бы полулегендарный рассказ Шарманова о своём охраннике Толике, который, нахамив президенту Молдавии, «развалил» Советский Союз. Движитель истории – глупости и банальности, а также человеческие слабости и, естественно, плотский зуд.

Значит, всё дозволено?!

Мир повестей представляет собой погружение в низины порока. Это ступень перед нисхождением в «небо падших», и здесь нет места «небу праведников». Обычно в таких случаях вопрошают: а выход какой? Неужели всё так беспросветно и цель только одна – оргазм? Почему нет ни одного мало-мальски достойного персонажа, а все – участники оргии разврата, который выводится за главный принцип жизни?.. Неужели, действительно, небо падших ничем не отличается от неба праведников? Неужели «всё очень просто» и различие только в том, что на одном пребывают так называемые праведники, а на другом так называемые грешники, одно зовётся ад, а другое рай? А если так, то какая вообще разница во всём? Полюса нивелированы, «добро» и «зло» – не более чем карнавальные маски. Значит, всё дозволено?! Конечно, если принять на веру и за ценность систему плотских построений Юрия Полякова, то со многим можно согласиться. Но… наверное, в жизни есть что-то ещё кроме страсти, похоти, влечения и разврата, постоянной тяги к совокуплению… И если мы это поймём, если уйдём от зацикленности на плотском, то и женщина станет многим больше, чем «трахательная кукла», а мужчина будет не только выступать в шутовском костюме самца, влекомого исключительно сексуальными инстинктами. Я не хочу впадать здесь в религиозный экстаз и начинать взахлёб проповедовать, но человек у Полякова – исключительно посюсторонний, он – малоприятное горизонтальное животное. В действительности всё же это не совсем так, вернее, совсем не так. Кажется, в газете «Красноярский рабочий» наткнулся на рецензию, которая завершается словами: «Нет, все эти страдания современных блудодеев не пробуждают во мне сочувствия, а стилистические изыски способны вызвать кривую усмешку. Вот, для примера: “На сковородке шипели, поджариваясь, как грешные мужья в аду, котлетки”. Вам это нравится? Кушайте на здоровье».