Человек будущего — нравственные искания
Человек будущего — нравственные искания
Отсюда напрашивается вывод, что задачи, стоящие перед современной советской фантастикой, в принципе те же, что и перед всей нашей литературой. Безусловно, необходима поправка на специфичность НФ; обращенная в будущее, она должна провидеть более или менее отдаленные результаты нравственных и духовных исканий современности.
Разумеется, нельзя сказать, что эти задачи уже решены. Фантасты, пытающиеся предугадать облик будущего общества, наименее художественно убедительны как раз в воссоздании человека этого общества. Мы находим в их книгах остроумные и правдоподобные социальные прогнозы, но человек все-таки нередко остается «белым пятном» на создаваемой ими карте Будущего. Порой он вообще выглядит менее интересным, значительным, менее духовно богатым, чем наш современник, каким изображает его наша литература в лучших своих образцах. Здесь явно сказывается не только невысокий художественный уровень иных произведений, но и какая-то робость социального мышления некоторых современных фантастов.
Создается впечатление, что качественные изменения, произошедшие в НФ за последние полтора-два десятилетия, далеко не всеми восприняты и осознаны в полной мере. Скажем, популяризаторская фантастика, занимавшая прочные позиции в довоенные и первые послевоенные годы, давшая немало хороших произведений, сегодня чаще всего выглядит художественно и социально архаичной; тем не менее появляется немало книг этого жанра, не несущих в себе сколько-нибудь значительной мысли, но обильно наполненных риторическими пассажами и «лекционными» монологами седовласых академиков и юных гениев.
Дело, конечно, не в том, что популяризаторская фантастика плоха сама по себе, но в том, что она в силу своей жанровой специфики сводит к минимуму исследование нравственных и социально-психологических последствий НТР. Главное для нее — проинформировать читателя о научно-технических возможностях, открывающихся перед человечеством. Информация эта может быть нужной и интересной, и «лекционная» форма изложения тоже не всегда становится помехой; в конце концов лекции бывают и захватывающе интересными и скучными — в зависимости от мастерства лектора. Так, романы Александра Казанцева «Арктический мост», «Полярная мечта» и другие читались, да, пожалуй, и сегодня читаются с интересом. Принадлежали они к «инженерному» варианту популяризаторской фантастики: описывалась научно-техническая гипотеза, ее рождение и превращение сначала в проект, а потом и в реальное сооружение (тоннель, соединяющий полярные побережья СССР и США, ледяной мол, ограждающий Северный морской путь и т. п.).
Новый роман А. Казанцева «Сильнее времени» на первый взгляд свидетельствует о намерении писателя перейти к решению новых задач. Люди будущего, жители Земли, совершают в нем первые полеты в глубокий космос, вступают в контакт с инопланетными цивилизациями. Правда, если сравнить некоторые эпизоды этого романа с тем, как решается тема контакта в лучших произведениях современной НФ, бросаются в глаза довольно странные «разногласия».
Звездолет с Земли приближается к планете Этана, с которой несколько десятилетий назад было принято некое послание. Теперь с этой планеты поступает радиосообщение: «Мир разума отвечает летящим, что не посылал просьбы посетить его». На звездолете возникает короткая дискуссия, но ее быстро подытоживает начальник экспедиции Виев: «Есть мудрая поговорка на языке суахили: «Кто делал и недоделал, тот совсем не делал». Улететь ни с чем — это значит не летать совсем. Будем доделывать начатое». Земляне не интересуются причиной отказа, не пытаются хоть что-нибудь выяснить, как-то договориться с обитателями планеты — нет, все решает кстати вспомнившаяся поговорка. Сегодня это называется волюнтаризмом, в будущем, каким оно видится автору, — мужеством и оправданным риском. Может быть, высадка на планету смертельно опасна? Может быть, жизнь Земли органически несовместима с жизнью Этаны? Ничего не известно, но — вперед!
В современной советской фантастике это решение единственное в своем роде. Ее герои отваживаются на какое-либо вмешательство в жизнь иной цивилизации, если вообще отваживаются, только после тщательнейшего изучения всех возможных последствий, только взвесив и проанализировав все поддающиеся анализу факты. Отбросить эмоции, досконально изучить и только потом действовать — таков их главный этический принцип, и, честно говоря, этот принцип представляется нам оптимальным для человека будущего.
Я должен позволить себе отступление, поскольку в предисловии Р. Полонского к сборнику рассказов молодого фантаста Юрия Никитина «Человек, изменивший мир» мы находим тезис, на первый взгляд подтверждающий правоту А. Казанцева: «Хочу сказать с полной определенностью, что мне всегда казалась сомнительной по моральной своей сущности концепция категорического невмешательства землян в жизнь и развитие иных гуманоидных цивилизаций, стоящих на низшей ступени, с которыми человечество сможет встретиться… Ведь речь-то идет не о том, что нельзя навязывать силой свой образ жизни, — это бесспорно. Но говорят о невмешательстве наукой, просвещением, примером — о невмешательстве даже в тех случаях, когда гуманность требует именно вмешательства!» (Кстати, было бы неплохо проинформировать читателя, когда и кем была сформулирована эта «концепция категорического невмешательства», в конце концов сам контакт — это уже вмешательство, причем весьма значительное). Сказано весьма безапелляционно, но в сравнении с тем, что позволяют себе герои А. Казанцева, эта безапелляционность выглядит мягкостью — ведь в романе «Сильнее времени» речь идет не о «стоящих на низшей ступени», поскольку обитатели Этаны умеют передавать информацию на космические расстояния. (Между прочим в рассказе Ю. Никитина «Бесконечная дорога», в связи с которым высказал Р. Полонский свой тезис, ситуация совершенно противоположна — представитель иной цивилизации сам просит земного космонавта о помощи!)
Однако вернемся к роману А. Казанцева и его героям — может быть, их интеллектуальный и духовный уровень столь высок, что дает им право на вмешательство? Автор именно так и полагает, но поступки героев полностью опровергают его. Вот Кротов, первый пилот корабля и «первый его мужчина», увидев, что его товарищи схвачены манипуляторами каких-то движущихся машин, немедленно (и опять-таки ни в чем не разобравшись) решает: «Месть! Пусть бессмысленная, но жестокая, холодная, не знающая пощады». Ни больше, ни меньше… И поступает соответственно — крушит все лучом лазерного пистолета. Потом выясняется, что движущиеся машины — это и есть обитатели планеты, что уничтожать космонавтов они не собирались, что можно договориться, но до того, как все это выяснилось, несколько этанян уже рассечены на куски лазерным пистолетом «первого мужчины».
Мне кажется, что причина столь серьезного просчета — в несоответствии темы и художественного исполнения. Ситуация словно бы взята напрокат из довоенной популяризаторской фантастики. В книгах такого рода (в том числе и в произведениях самого А. Казанцева) всегда было ясно, на чьей стороне правда, и справедливая борьба со злодеями, угрожающими самому существованию нашей страны, а то и всего человечества, целиком и полностью одобрялась читателем. Но в ходе своего развития НФ пришла к более сложным конфликтам в коллизиям, исключающим возможность столь однозначных решений, поэтому возвращение к «черно-белым» ситуациям популяризаторской НФ становится невозможным. Что мы и видим на примере романа «Сильнее времени», автор которого неправомерно приравнивает космический контакт ко вполне земной борьбе с политическими и идеологическими противниками.
Этот пример из романа А. Казанцева должен, мне кажется, наглядно проиллюстрировать мысль о стремительном развитии НФ, о быстрой ее эволюции, в результате которой фантастика обогнала фантаста. Обогнала прежде всего в сфере нравственной проблематики, глубины и сложности этических коллизий, ставших сегодня ее главной темой.