Георгий Либерт (О польском поэте)

Георгий Либерт (О польском поэте)

В этом году летом недели две я провел под Варшавой в имении Ляски-Ружана. Это - хвойный лес; сосна, ель, можжевельник; хвойный шум, хвойная тишина, дыхание хвои; под ногами - пески, мхи и вереск. Это - колония францисканского ордена при школе для слепых[386]. И это - место, где еще жив (некоторое время он жил или даже служил в Лясках) совсем по-настоящему Либерт[387]. Все дни, которые я прожил там, я общался, сближаясь с ним.

Говорят, мысли человека сеются в тех местах, где он живет. Я верю в это: возвращаясь в давно забытые места, я находил там свои старые мысли проросшими и принесшими неожиданный плод. Посещая места, где жили известные мне люди, я находил там их мысли (наверно, тоже проросшие) и общался с ними. Мыслям Либерта было время прорасти - он умер в 1931 году. Лично я его никогда не знал. На портрете, приложенном к томику полного собрания его стихов, он снят (ровно за год до смерти) смеющимся, глядящим исподлобья, с прядкою волос, упавшей на лоб; на пуловере лежат отвороты белого байроновского воротника.

Либерт умер рано. Родился он в Ченстохове в 1904 году (был сверстником выступившего в эмиграции нового поколения русских поэтов). Во время немецкой оккупации четыре года прожил в Москве. Вернувшись в Варшаву, поступил в университет, но необходимость заработка и начинающаяся болезнь не дали ему завершить образования. С обстоятельствами жизни его я в подробностях не знаком, но, кажется, он сильно бедствовал. Печататься он начал в 1921 году в журналах «Дрога», «Скамандр», в лит. газете «Вядомости Литерацке». Через «Скамандр» Либерт был близок группе скамандритов, возрастно старших, чем он. Польская поэзия тогда переживала реакцию против романтической поэзии, оставленной Польше в наследство поколениями национальной эмиграции. В ответственные годы государственного становления, войны с сов. Россией, «Скамандр» осмелился выступить с лозунгами чистого искусства. Движение это с опозданием на два-три десятилетия было близко тому, которое подняли у нас Брюсов и Бальмонт против «гражданской» поэзии. Некоторые скамандриты и выступали под явным влиянием русских «декадентов». Либерт был дальнейшим звеном в этом процессе. Он относился к группе «Скамандра» (что и говорить, поднявшей на большую высоту стихотворную форму), как русские символисты к первым «декадентам». В чем-то внешне неуловимом, но глубинно существенном поэзия Либерта сокасается для русского читателя поэзии Блока. Он и сам знал и любил Блока. За всю жизнь перевел 8 стихотворений, из них одно Жана Кокто, одно Анны Ахматовой, остальные - Александра Блока.

При жизни Либерта вышло два сборника его стихов: в 1925?г. - «Вторая Отчизна», в 1930?г. - «Гусли». В 1930?г. открылась чахотка. Тут, когда уже было поздно, пришла помощь. На полученную стипендию и средства друзей он выехал в горы в Ворохту. Весь этот период лечения он отдал усиленной работе научной и литературной. Он спешил. Талант его быстро креп и получал свое настоящее развитие. Никогда еще он не писал, так точно и прекрасно перенося в стихи свою судьбу и свой мир - всё его окружающее. Это тот «конец», то «окончательное», о чем говорит Пастернак: «нельзя не впасть к концу, как в ересь, в неслыханную простоту»[388]. От последних дней Либерта осталась папка с черновиками. Кое-что было им выделено, перебелено. С блоковским «слухом», сам как бы вслушиваясь во внуренние созвучия своих стихов, он слагал себе «хвойную колыбельную» - он так и назвал одно стихотворение. Хвойный дух Ворохты должен был исцелить легкие, целебным должен был быть покой, но ничто уже не могло отсрочить уничтожение - «разложение космической мошки» - человека. Приступы смерти Либерт описывает просто, не щадя себя, взглядом со стороны. Он уже стоял «вне себя», уже был «не этого света». Смятение, судороги окружающих его туберкулезных вызывали у него тонкую иронию, давшую в стихах картины, достойные Гойа. В начале 1931 года здоровье Либерта стало быстро поправляться. Легкие удалось залечить. Надежда, как говорится, «улыбнулась». Смерть наступила катастрофично. Туберкулез перебросился на мозг...

Оставшиеся после Либерта стихи, писанные в Ворохте, друзья издали отдельной книжкой под общим названием «Хвойная колыбельная». Это - совершенная лирика, чистейшая память о новой послереволюционной польской поэзии, но это и больше, чем литература. Через стихи тут вы касаетесь живого тела.

В Лясках я искал уединения. Дыхание хвои, таинственным способом, доносило ко мне стихи Либерта. Я имел его книгу, но не мог читать, потому что так, в хвойном шуме, с закрытыми глазами, голос его был более внятен и отчетлив.

Новь. Сб. 8 (Таллинн, 1935), стр.164-166. Подп.: Л.Г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.