«Где бы меня ни спросили, с гордостью выкрикну я…»
«Где бы меня ни спросили, с гордостью выкрикну я…»
Саратовский губернатор Петр Столыпин был, как известно, большим поклонником изящной словесности и более всего привечал литераторов, писавших стихи о родном крае. Так что когда Петру Аркадьевичу водрузили памятник в родном городе, жители были неприятно удивлены отсутствием среди аллегорических скульптур, по периметру окружающих постамент, фигуры местного поэта, который сжимал бы в каменной ладони каменную рукопись.
Чтобы хоть отчасти заполнить досадный пробел, МУК «Культурный центр им. П. А. Столыпина» совместно с Управлением по культуре администрации МО «Город Саратов» минувшим летом провели поэтический конкурс «Мои стихи — тебе, мой город». Победителям были гарантированы почетные дипломы вкупе с публикацией стихов.
«Так и представляешь себе, как саратовские стихотворцы, одухотворенные призывом мэрии и взволнованные обещанной наградой, лихорадочно бросятся сочинять (вариант — выкапывать из шкафов) нетленные шедевры на местную тематику», — предсказывали мы, едва только условия конкурса были обнародованы. Теперь, когда по итогам культмассового мероприятия издан одноименный сборник (КИЦ «Саратов-телефильм» — «Добродея», 2009), стало ясно: ожидания полностью оправдались. В книгу вошли 52 текста 26 авторов — как с членскими билетами разных Союзов писателей, так и без оных.
Впрочем, по ходу чтения книги довольно трудно провести четкую границу между членами и нечленами СП, поскольку такое понятие, как литературное качество, организаторами конкурса изначально вынесено за скобки. Недаром автор предисловия поэт Михаил Муллин сравнивает версификацию с дворовым футболом: мол, раз уж мы не требуем от спортсменов-любителей профессиональной игры (гоняют мячик по полю — и на том спасибо), то «необходимо ценить (ради духовного здоровья) и литературное творчество горожан без постановки непременного условия творить не хуже Фета и Есенина!»
«Где бы меня не спросили, / С гордостью выкрикну я: / «Лучшая область России — / Наша, Саратовская», — пишет один из участников (здесь и далее опустим конкретные фамилии авторов из сострадания к землякам). Тираж сборника невелик, поэтому не будем скупиться на цитаты: «Посмотри на небо, / Посмотри вокруг: / Здесь же так чудесно, / Дорогой мой друг»… «Все улицы старой застройки / Я счастлив увидеть и рад. / И эти восходы над Волгой, / И волжский «немецкий Арбат»… «Брожу по воскресениям / По улицам Саратова, / Когда листва осенняя / Особенно богатая»… «Музеи, храмы и театры. / Духовной жизнью мы богаты»… «Музеев горделивых фонды, / Театров яркие труды / И тихий силуэт ротонды, / Грустящий в полночь у воды»…
Определенно это не Фет и не Есенин: зато у наших — собственная, отдельно взятая гордость. В каждом втором стихотворении упоминается Волга, в каждом третьем — журавли, в каждом пятом — колосящиеся нивы. Также не обойдены вниманием саратовская гармошка, консерватория, степные просторы и калач в ассортименте. И все это, разумеется, — объекты нежного, пылкого и, главное, бескорыстного чувства наших местных поэтов.
«Важно учесть, что литературное творчество саратовцев движимо искренней любовью к своему родному краю, к Саратову. А любовь не запретишь!» — говорится в том же предисловии М. Муллина. Да уж, добавим от себя, эту песню не задушишь, не убьешь. «Люблю я Саратов и Энгельс родной / И клин журавлиный летит над горой»… «Переливы от заката / Стынут где-то над волной, / Полюбила я Саратов — / Волжский город мой родной»… «Люблю я здесь все до асфальтовой лужицы: / Гостиницу, мост и собора наклон»… «Люблю я город свой Саратов, / И цепь огней — сплошь золотых, / Еще — люблю женатого… / И всех прохожих холостых, / И всех, кто из Саратова!» (Впрочем, другой автор уже через несколько книжных страниц, варьируя ту же песенную тему, аккуратно поправит чересчур любвеобильную коллегу: «Забудь, замужняя, меня, женатого. / Печальный свет нам льют вослед огни Саратова»).
И все бы хорошо в нашем городе — и люди, и фонтаны, и памятники, и улицы, — но авторов волнует еще и официальный статус этого богатства. Придуманный экс-губернатором Дмитрием Аяцковым титул Саратова как «столицы Поволжья» и по сей день смущает умы. Кто мы, собственно говоря, такие? «И есть надежда — просветлится / Твой волевой духовный лик, / Вот скоро станешь ты столицей / И будешь царственно велик», — обещает Саратову, благоразумно не вдаваясь в детали, один из авторов сборника. Другой же советует не заноситься в гибельные выси и славить то, что уже и так есть под рукой: «Саратов, хоть и не столица, / Мы смело можем им гордиться». А третий из авторов, вслед за Андреем Вознесенским, находит нашему городу скромную экологическую нишу: «Нет на свете другого такого угла, / Ты забудь, дорогая, сомненья. / Есть столицы свинины, кино и угля, / А Саратов — столица сирени».
Цветы — это, конечно, хорошо, но… Превратится ли наш город когда-нибудь заодно и в столицу Здравого Смысла, Хорошего Вкуса, Честных Чиновников, Прочных Дорог? Придет, придет ли времечко? Или мы так и останемся стоять на мосту через Волгу эдаким поэтическим штампом: гармошка в одной руке, калач в другой, взгляд устремлен на журавлей, а в зубах — букетик сирени?
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
«Ты меня поцеловала…»
«Ты меня поцеловала…» Ты меня поцеловала, даже не сказав прости. В городе цветут каштаны… значит, лучше им цвести. В городе цветут каштаны, наша комната тесна, За окном прозрачны ночи… значит, лучше, что весна. Значит, лучше, что молчанье, что вернулось, что тепло, Что
«У меня нет родины…»
«У меня нет родины…» У меня нет родины, Нет воспоминаний, Тишина ль осенняя Мне дала название? Дальние ль равнины С соснами и елью Думам моим детским Были колыбелью? Кто призывом жарким Сердце мне затеплил? Оскудел ли дух мой, Очи ли ослепли? Нет начала, цели, Нет зари,
5. «Меня, меня — во всем параде…»
5. «Меня, меня — во всем параде…» Меня, меня — во всем параде — Из башни, где возжен завет, Меня из таинства ограды Под площадей глумливый свет. Меня в ветра, на воздух колкий, — Меня, мое, всего ль меня? Вдруг с запыленной черной полки — Меня, мудрейшего меня. Но я бегу… И
«Граждане, послушайте меня…»
«Граждане, послушайте меня…» 1 В 1988 году я выпустил книгу «Критика — это критики», надиктованную дерзкой уверенностью в том, что период, называемый застойным, явил нам таких замечательных критиков и такую замечательную критику, которые успешно выдерживают
«…у меня выходов нет»
«…у меня выходов нет» Летом 1929 года я стала писать воспоминания, начиная с самого раннего детства. Когда уже было написано немного о нашей жизни с Маяковским и я предложила ему почитать, он сказал, что сам собирается писать воспоминания и боится, что я собью его. Когда он
ЕСТЬ У МЕНЯ ДВА СЫНА
ЕСТЬ У МЕНЯ ДВА СЫНА Алмазу и Айвазу Вдали отсюда, в тихой стороне, Которую я позабыть не в силах, Как две руки, принадлежащих мне, Есть у меня два сына, сына милых. И пусть прервется вскоре жизнь моя, Я знаю: как бессмертье и продленье, Останутся на свете сыновья — Мой слух
Не вреден Север для меня…
Не вреден Север для меня… Мы сидим в центре Петрозаводска в ресторане корейской кухни с прозаиком Дмитрием Новиковым и профессором-германистом Львом Ивановичем Мальчуковым. Едим какой-то дико острый и вкусный корейский суп и рассуждаем о Толстом и Томасе Манне,
Достаньте меня из-за плинтуса
Достаньте меня из-за плинтуса Павел Санаев. Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2: Роман. М.: АСТДостигнув девятнадцати лет, московский юноша понимает: он — Раздолбай. Это больше чем прозвище, это почти диагноз. Учиться лень, работать не хочется, читать скучно. У
Что значит для меня Данте
Что значит для меня Данте Позвольте мне сначала объяснить, почему я предпочел не читать лекцию о Данте, но просто неформально порассуждать о том, какое влияние он оказал на меня. То, что может показаться кому-то эгоцентризмом с моей стороны, я хотел бы представить как
У меня семья
У меня семья Моими новыми хозяйками стали Евгения Семеновна Иванова и Ирина Васильевна Мехова, ее дочь. Евгения Семеновна, ей в 1950 еще не было 60 лет, относилась к замечательной категории петербургских русских интеллигентов, и это проявлялось и в манере ее разговора, и в