РУССКИЙ АМЕРИКАНЕЦ
РУССКИЙ АМЕРИКАНЕЦ
«Богодар Вражкани», «Божедар Жакарвин» — такие подписи можно встретить, изучая русскую литературу конца XVIII века. За этими оригинальными псевдонимами стоит человек, чья жизнь была полна необычайных приключений. Богодар и Божедар — русская калька его имени Федор, а Вражкани и Жакарвин — анаграммы фамилии Каржавин.
Это был один из передовых людей того времени. Родился он в 1745 году в семье богатого петербургского купца, который долго жил по делам за границей, был довольно образован, сам учил сына латыни и географии, развил у него любовь к наукам, не жалел средств для его воспитания и послал учиться в Париж. Молодой Федя Каржавин был прикомандирован к нашему посольству в Париже и посещал лекции в Сорбонне.
В 1766 году он вернулся в Россию, два года преподавал французский язык в Троице-Сергиевой семинарии, потом стал помощником архитектора в Кремлевской экспедиции, где работал вместе с Баженовым, с которым подружился еще в Париже. К этому времени относятся первые шаги Каржавина на литературном поприще: в 1772 году его письмо появилось в журнале Н. И. Новикова «Живописец».
В 1773 году 28-летний Каржавин поссорился с отцом, который обладал деспотическим характером и не мог простить сыну неповиновения: вместо того чтобы пойти по торговой части, тот пристрастился к наукам. Молодой человек решил, как он сам пишет, «взять отпуск под предлогом болезни и ехать в чужие края искать счастья».
Так начались его странствия, длившиеся пятнадцать лет.
«Я объехал три части света,— писал он впоследствии отцу,— знаю, где находится пятая часть света, вам еще неизвестная; я прошел сквозь огонь, воду и землю».
До нас дошла его автобиография, датированная 1788 годом, где путешествия Каржавина описаны подробно. Сначала он вернулся в хорошо знакомый ему Париж, где стал жить под именем Теодора Лами; затем вздумал «суровость жребия своего умягчить женитьбою, но и в брачном состоянии не нашел истинного спокойствия». Расставшись с женой-француженкой, уехал в Вест-Индию, на остров Мартинику, повезя туда разные товары для колонистов, главным образом книги, картины и редкости. Там Каржавин обзавелся компаньоном и снарядил с ним судно в Северную Америку.
Англия тогда воевала с отпавшими от нее колониями, и, по всему вероятию, корабль Каржавина вез порох и оружие для повстанцев. Английский фрегат захватил было его, но в тумане удалось ускользнуть и добраться до Виргинии. Каржавин писал отцу: «Я жил на коште виргинского правительства месяцев шесть в Вильямсбурге, где намеревался быть посланным к российской государыне от американского конгресса».
К этому времени относится письмо Каржавина конгрессу, где говорится: «Газеты сообщают, что король Георг нанял 20 тыс. русских солдат, которые должны прибыть на его кораблях, дабы сражаться с американцами. В этом случае не может ли быть полезен конгрессу человек, в совершенстве знающий русский язык? Предлагаю ему свои услуги, как переводчик и толмач».
Ответ конгресса нам неизвестен, да и посылка русских солдат в Америку не состоялась. Каржавин пишет отцу:
«Обстоятельства военные и некоторые перевороты в американских делах <...> причинили мне предпочесть возвращение на Мартинику». Однако, это произошло не скоро: несколько лет он провел в Северной Америке, занимаясь коммерческими операциями, не всегда удачными.
Так, в 1779 году англичане захватили его корабль с богатым грузом и отвели в Нью-Йорк, конфисковали все товары. «Думая отыскать помощь в Бостоне, исполнен русским неунывающим духом, пустился я пеший в путь с сумою на плечах, яко военно-пленник, пострадавший от англичан, дошел в 23 дни». Потом пешком же вернулся в Филадельфию, «претерпев величайшую нужду и опасности как от англичан, так и от самих американцев, которые почли меня шпионом».
Когда англичане временно захватили Виргинию, Каржавин уехал в дальние леса и скрывался там, а потом снабжал местных жителей различными товарами, «и на оном промысле в 8 мес. нажил до 3 тыс. р. бумажных, которые в Россию вывез яко документ общего банкрутства американского неосновательного и безвластного образа правления».
Здесь Каржавин явно лукавит, учитывая требования цензуры. На самом деле он настолько был на стороне этого «неосновательного образа правления», что служил аптекарем в сражавшейся с англичанами армии Вашингтона.
Вернувшись на Мартинику, он решил завести в Сен-Пьере аптеку, но 16 октября 1780 года «море поднялось горою, вышло из своих пределов и, навалившись на город, 155 домов с аптекой и с моей надеждой смыло долой».
Вновь он занялся торговлей и вновь попал в плен к англичанам. Когда его отпустили, нанялся лекарем на испанский корабль, два года жил в Гаване, «сыскивал себе хорошее пропитание своими знаниями». Но после заключения мира всем иностранцам было велено выехать из испанских владений, к числу которых принадлежала и Куба. Каржавин обосновался в Виргинии, где прожил еще четыре года переводчиком при французском консуле.
Лишь в 1788 году он исхлопотал разрешение вернуться в Россию. Есть основания предполагать, что по дороге он стал очевидцем Великой французской революции, но об этом умалчивает. Отец его уже умер. Каржавин рассчитывал получить большое наследство, но перессорился с родными, и ему ничего не досталось.
Вообще, несмотря на недюжинную натуру, он был неудачником, его все время преследовали невзгоды. Несколько раз он составлял себе довольно значительный капитал и каждый раз терял его. Он писал отцу: «Я видел разные народы, знаю их обычаи, их промыслы, я измерил глубины и пучины, иногда с риском моей жизни; но все то было напрасно. Лучше было мне быть башмачником. Я потерял два корабля и был дважды в плену».
На. родине Каржавин стал заниматься уже не торговой, а литературной деятельностью. На ней не могло не отразиться то, что он был участником освободительной войны в Северной Америке, единомышленником Новикова и Радищева. Но пропагандировать их идеи открыто было невозможно: Новиков вскоре попал в крепость, а Радищев — в Сибирь. Поэтому Каржавину пришлось хитро маскировать свою просветительную деятельность.
В его «разговорниках» и самоучителях для изучающих иностранные языки, в примечаниях и предисловиях к переводимым книгам и даже в составленной им гадательной книге «Новоявленный ведун» (1795)—везде проскальзывают замаскированные от цензуры передовые, революционные мысли о просвещении, о народовластии, о судьбе, постигающей тиранов...
Каржавин перевел множество книг по истории, географии, архитектуре (трактаты Витрувия и Виньолы), записки путешественников. Он — автор «Описания острова Сан-Доминго» и любопытного «Описания вши под микроскопом».
В 1797 году Баженов выхлопотал Каржавину место переводчика при Иностранной коллегии, которое тот и занимал вплоть до своей скоропостижной смерти в 1812 году, в возрасте 67 лет.
Этот «русский американец», как он именует себя в одном из своих сочинений, по праву занимает видное место в ряду русских просветителей XVIII века.