ВТОРАЯ ЖИЗНЬ БАСЕН КРЫЛОВА

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ БАСЕН КРЫЛОВА

В эпоху первой русской революции 1905 года прогрессивные журналисты сумели использовать басни «дедушки Крылова» в борьбе с самодержавием.

С помощью травестирования (перелицовки) басни превращались в острое оружие политической сатиры. В старую форму вкладывалось новое, социально заостренное содержание, а под персонажами басен подразумевались конкретные лица — чаще всего те, к кому демократическая пресса относилась резко отрицательно, но из-за цензуры не могла выражать свое мнение открыто. Лишь на страницах появившихся в эти дни относительной свободы печати многочисленных, но весьма недолговечных (сплошь и рядом выходило лишь по одному-два номера) сатирических журналов можно было дать себе волю и хоть в завуалированной форме издеваться над власть имущими, над сиятельными реакционерами.

Постоянной мишенью служил премьер-министр граф Витте, подписавший позорный мир с Японией. Вдобавок Витте был вдохновителем царского манифеста 17 октября, который не принес народу ничего, кроме горького разочарования, несмотря на множество содержавшихся в нем посулов. Чтобы уличить премьера в обмане, как нельзя более подходила крыловская басня «Лжец». Новый ее вариант начинался так же, как у Крылова:

Из дальних странствий воротясь,

Какой-то дворянин..»

Витте действительно вернулся из дальних странствий: мир был подписан им в американском городе Портсмуте.

Но далее он не гуляет с приятелем в поле, как у Крылова:

С успехом подписав о мире параграфы,

Пожалован за то был в графы,

И, действуя затем умно, он очень быстро

Попал на пост премьер-министра.

Он клянется, что

...истомленному неволей злой народу

Он даст и не одну свободу,

А целых пять..,

(подразумевались свобода слова, свобода личности, свобода собраний, свобода веры и свобода печати). Ему говорят:

Но если подлинно ваш план так прост,

То, видите ль, лежит к свободе мост.

Он свойство чудное имеет:

Лжец ни один по нем пройти не смеет:

До половины не пройдет,

Провалится и в воду упадет.

Витте, как и крыловский лжец, отклоняет совет;

Ведь можно и другим путем найти свободу...

Чем на мост нам идти, поищем лучше броду!

Фигурирует Витте и в переделке басни «Ларчик»: здесь он — незадачливый политик, который тщетно пытается решить стоящий перед ним вопрос, хотя, как известно, «ларчик просто открывался»:

Вот за вопрос принялся он,

Вертит его со всех сторон

И голову свою ломает,

Свободу то дает, то отнимает...

В переделке басни «Медведь у пчел» под видом медведя изображен дядя царя, генерал-адъютант и великий князь Алексей, чья грабительская политика в Маньчжурии немало способствовала началу русско-японской войны. У Крылова медведя избрали надсмотрщиком над ульями, а здесь некто Алешка был поставлен надсмотрщиком концессий на Ялу (река в Маньчжурии), несмотря на то что «к деньгам был падок» (у Крылова — «к меду») и, конечно, нажился на этом:

Наворовал Алешка денег много.

Узнали, подняли тревогу.

Какой у нас над вором суд?

Отставку Алексею будто далн

И приказали,

Чтоб уезжал на отдых старый плут

(у Крылова — «Чтоб зиму пролежал в берлоге»).

Решили, справили, скрепили,

А денег все ж не воротили,

(у Крылова — «меду»)

Алешка ухом не ведет,

С Россией скоро распрощался

И в заграницу теплую убрался.

(у Крылова — «в берлогу»)

Бургунь-шампанское там пьет

Да у моря погоды ждет.

В переделках крыловских басен высмеивались и реакционные газеты. Так, Демьян угощает Фоку не ухой, а слушанием черносотенного «Нового времени», которое, по словам В. И. Ленина, «стало образцом продажных газет»:

— Соседушка, мой свет,

Пожалуйста, послушай!

— Сосед, оглох я совершенно!

— Нужды нет,

Еще статеечку прослушай!..

...Что за газета! Как черна,

Как будто грязью вся подернута она!

Потешь же, миленький дружочек!

Еще хоть строчечку! Да кланяйся, жена!

В перелицовке басни «Мартышка и очки» в роли Мартышки выступает «одна страна», а место очков занимает та куцая конституция, которую власти подсунули русскому народу в 1905 году:

Одна страна слаба уж очень стала,

А за границею слыхала,

Что это зло еще не так большой руки,

Лишь конституцию ей стоит завести.

Комиссий и проектов с дюжину достала,

Вертит законами и так, и сяк:

То влево, то направо их положит,

То даст понюхать, то сама погложет,

Но конституция не действует никак...

Крыловская мартышка, разуверившись в очках, хватила их о камень. В переделке же басни «одна страна» (подразумевается царское правительство) «в реакцию ударилась сильней».

Эти «обновленные» классические басни были помещены в 1906 году томским журналом «Осы» и подписаны «Ноль». Есть основания думать, что под этим псевдонимом скрывался В. А. Обручев, будущий географ, академик и автор романа «Плутония», а тогда еще малоизвестный геолог, выступавший в сибирской прессе с фельетонами и стихами.

В других пастишах действующие лица оставались прежними, но в их уста вкладывались совсем иные речи.

Я все пела бодро, смело:

«Гражданин, вперед иди!» — сообщает Стрекоза. А Муравей, умудренный опытом и хорошо знающий, что в России за такие песни сажают в тюрьму, откликается:

— Ты все пела? Это дело!

Так поди же, посиди!

В крыловской басне «Любопытный» один приятель рассказывает другому о посещении кунсткамеры. В переделке этой басни вместо кунсткамеры — Россия, которая тоже «чудес палата». Но рассказчик перечисляет не «бабочек, букашек, мушек, таракашек», а матерых реакционеров:

Каких людей я только не видал!

Там Витте-граф, что мир с японцем заключал,

Там Дурново, там граф Толстой,

Там есть и Трепов-генерал,

Который не жалеть патроны приказал...

Слушатель интересуется: «Ну, а свободу-то в России ты приметил?» (у Крылова — «слона»).

— Да разве там она? Ну, братец, виноват,

Свободы что-то я не встретил.

В перелицовке басни «Осел и Соловей» Осел, как и у Крылова, просит Соловья спеть, что тот охотно и делает.

Но Осла берет сомнение:

— Уж нет ли в этих песнях непонятных

Каких-либо идей превратных?

Поешь прекрасно ты, и звучен голос твой,

Да надобен надзор, мой милый, над тобой.

Городовой!

Сведи в участок Соловья!

Там разберут, брат, эти песни...

Так некоторые басни Крылова, спустя многие годы после их написания, приобрели новое обличье и сослужили немалую службу русским революционерам в их борьбе с засильем реакции.