Особенности шумерской мифологии. Космогонические и этиологические сказания

Шумеры были убеждены, что за каждым явлением окружающего их материального мира, за каждой частью мироздания стоят сверхъестественные и бессмертные антропоморфные существа, которых они обозначали словом дингир – «бог», «божество». В огромном шумерском пантеоне (более двухсот богов) то или иное божество связывалось не только с небесными светилами, стихиями, но и с каждой рекой, равниной, городом, каналом, плотиной. Свои боги были у каждого из очень почитаемых шумерами орудий труда – мотыги, плуга, формы для производства кирпича. Разумные законы – ме (слово, генетически связанное с глаголом «быть» и обозначающее, вероятно, суть, закономерность того или иного явления; В. К. Афанасьева передает их как «Сути»), раз и навсегда установленные богами, обеспечивали нормальное функционирование вселенной. В религиозных представлениях шумеров много реликтов архаичных общинных культов (каждый город, каждое селение имели своего бога-покровителя). Однако формирующееся постепенно представление о сложной иерархической структуре вселенной, о самом процессе ее возникновения и устройстве земного бытия привело к кристаллизации иерархически устроенного пантеона.

Как пишет С. Н. Крамер, «шумерский пантеон представлял собой нечто вроде собрания под председательством верховного правителя»[278]. Вслед за верховным богом шумеры различали семь богов – «вершителей судеб» и пятьдесят «великих богов». Кроме того, шумеры делили божества на творящие (созидательные) и нетворящие (несозидательные). Первые играли особенно важную роль в шумерском пантеоне. Их было четыре – в соответствии с четырьмя основными элементами мироздания, в роли которых выступали небо, земля, воздух и мировой океан. Шумеры именовали вселенную ан-ки, т. е. «небо-земля», первоначально возникшие как некое единое целое, а затем разделенные на землю (плоский диск) и небо (пустое пространство, опирающееся на твердую поверхность, возможно, из олова, которое называлось «небесным металлом»). Пространство между землей и небом заполнила субстанция лиль («ветер», «воздух», «дуновение», «дух») – нечто схожее с нашей атмосферой и живо вызывающее в нашей памяти многозначную метафору Богоприсутствия в библейских текстах, соединяющую конкретно-чувственное, природное, и сверхприродное, трансцендентное: руах – одновременно и «ветер» («дуновение», «дыхание»), и «дух» (Руах Элоѓим – и «ветер от Бога», и «дуновение Бога», и «Дух Божий»). По шумерским представлениям, ан-ки со всех сторон окружена первозданным и бесконечным океаном.

Как же возникла вселенная? Кто сотворил небо и землю и отделил их друг от друга? Характерно, что до нас не дошли совершенно самостоятельные космогонические сказания, но все остальные поэмы о богах и героях, о возникновении того или иного установления на земле начинаются обязательно чем-то вроде запевки или зачина, говорящего о днях творения мира (чаще всего этот зачин не имеет прямого отношения к дальнейшему содержанию поэмы). Так, во вступлении к поэме «Гильгамеш, Энкиду и подземное царство» говорится:

В предвечные дни, в бесконечные дни,

В предвечные ночи, в бесконечные ночи,

В предвечные годы, в бесконечные годы,

В те времена былые, когда все насущное

в сиянии выявилось, вот когда,

В те времена былые, когда все насущное

нежно вымолвилось, вот когда…

…Когда небеса от земли отделились, вот когда,

Когда земля от небес отодвинулась, вот когда,

Когда имя человеков установилось, вот когда,

Когда Ан себе небо унес, вот когда,

А Энлиль себе землю забрал, вот когда… [214–215]

Показательно, что рефрен «вот когда» указывает на описываемые события как на давно прошедшие и хорошо знакомые читателю (или слушателю).

В результате анализа подобных фрагментов профессор Крамер пришел к выводам, что, по представлениям шумеров, земля и небо были едины и что некоторые боги существовали и до разделения неба и земли, и в частности бог неба Ан поднял наверх небеса («унес небо»), а Энлиль опустил вниз землю (в оригинале – «унес землю»)[279]. Расшифровав зачин поэмы о сотворении и освящении мотыги, исследователь получил ответ на вопрос о том, кто разделил небо и землю:

Владыка, дабы создать то, что полезно,

Владыка, чьи решения непреложны.

Энлиль, приносящий зерна полей с земли,

Решил отделить небеса от земли,

Решил отделить землю от небес.

(Перевод Ф. Мендельсона)[280]

Однако по-прежнему оставался неясным вопрос, кто же сотворил небо и землю. Изучая таблички с перечнями шумерских богов (в основном это были школьные таблички, по которым школьники изучали шумерское богословие, хотя дошли и записи даров и жертвоприношений тому или иному богу), Крамер обнаружил, что богиня Намму чье имя изображено пиктографическим значком, обозначающим первозданный океан, названа «матерью, породившей небо и землю». Таким образом, стало понятным, что в представлении шумеров вселенная явилась порождением первозданного океана, первородной бездны (это соотносится с египетским представлением о Нуне, из вод которого поднялся остров, породивший бога Ра; отчасти – с греческим Хаосом – зияющей бездной, а также с библейской бездной – теѓом, из которой воля Бога создает упорядоченный мир).

Итак, вечно существующий первозданный океан (о его происхождении в шумерских текстах ничего не говорится), олицетворяющийся в первородном женском начале – Намму, породил землю и небо в их космическом единстве – «Гору Земли и Небес». Начало поэмы «Ашнан-Зерно и Лахар-Овца» гласит: «На Горе Небес и Земли…» [74]. С. Н. Крамер пишет: «На основании первой строки мифа “Скот и Зерно” можно предположить, что, когда земля и небо представляли собой одно целое, они были горой, подножие которой было низом земли, а вершина – верхней частью неба»[281]. Затем, воссозданные уже в антропоморфном облике, бог неба Ан и богиня земли Ки породили бога воздуха Энлиля (само имя Эн-лиль в буквальном переводе означает «Владыка-ветер»). Энлиль вступил в брак со своей матерью-землей (архаический мотив кровосмесительного космогонического брака типичен для многих древних мифологий: например, греческие Гея и Уран[282]), и этот брак положил начало дальнейшему устройству мира, рождению богов и людей, созданию цивилизации. Следует заметить, что в шумерской (как и в любой языческой) космогонии сотворение мира тесно связано с теогонией, с рождением новых богов, «ответственных» за тот или иной участок мироздания или атрибут цивилизации.

Важнейшими созидательными божествами в шумерском пантеоне были бог неба Ан, бог воздуха Энлиль, бог водяной бездны (Абзу) и он же бог мудрости Энки, а также богиня-мать Нинхурсаг. Их имена открывают традиционно списки шумерских богов. Есть основания предполагать, что богиня Нинхурсаг, сыгравшая важную роль в сотворении всего живого и особенно человека и именуемая также Нинмах («Высокая госпожа»), – одна из ипостасей богини Ки (Земли) – супруги Ана и Энлиля. Она считалась прародительницей всех живых существ, богиней-матерью и носила также имя Нинту («Госпожа, давшая жизнь»). Известно, что многие правители Шумера считали себя вскормленными «непогрешимым молоком Нинхурсаг». Однако Нинхурсаг была, скорее, пассивным рождающим началом. Роль же «архитекторов мира», главных богов-демиургов, принадлежала Энлилю и Энки.

Первоначально главой шумерского пантеона был бог неба Ан, главное святилище которого находилось в древнем городе Урук (долгое время этот город играл ведущую роль в общественной и политической жизни Шумера; перед самым началом Второй мировой войны немецкая экспедиция, ведшая раскопки в Уруке, обнаружила сотни табличек, испещренных полупиктографическими значками, относящимися примерно к 3000 г. до н. э., т. е. к самому началу возникновения письменности; среди обнаруженных памятников – гимны богу Ану). Шумеры продолжали поклоняться Ану и в последующие тысячелетия, но постепенно его верховная роль в пантеоне переходит к Энлилю (этот процесс завершается к середине 3-го тыс. до н. э.).

Главным центром почитания Энлиля был город Ниппур. В гимнах ниппурского канона Энлиль именуется «отцом богов», «царем неба и земли», «владыкой всех стран». Гимны Энлилю, очевидно, исполнялись при коронации царей, и цари утверждали, что они получили власть от самого Энлиля: именно он «называл имя царя», «вручал ему скипетр», «взирал на него благосклонным взглядом».

Энлиль предстает как бог амбивалентный – и добрый, и злой одновременно, а точнее – ни добрый, ни злой, а блюдущий справедливость («Он мудрец, в законах всеведущ!» [99]). С одной стороны, он – «добрый пастырь Вселенной, // Пастух, что ведает всеми жизнями…» [102], с другой – он часто капризен и непредсказуемо жесток в своем желании уничтожить род людской или наслать на него бедствия (несомненно, образ его эволюционировал в шумерском сознании, как у греков – образ Зевса, первоначально также пытавшегося погубить людей). Однако именно Энлиль – источник процветания всего сущего:

Без Энлиля, Могучего Утеса,

Не выстроен город, не заложен поселок,

Не выстроен хлев, не заложен загон,

Вождь не возвышен, жрец не рожден.

…Глубоководные рыбы в тростниковых зарослях

икру не мечут,

Небесные птицы на земле просторной не вьют гнезда,

В небесах грозовые тучи не раскрывают пасти.

На ниве и в поле пестрый ячмень не колосится,

В степи – краса ее – злаки и травы не зацветают,

В садах деревья тяжелых плодов не рождают.

…Корова в хлеву не приносит теленка,

Овца в загоне не приносит ягненка,

Люди, что множатся постоянно,

Не изливают семя в слиянье… [102–103]

(«Энлиль! Повсюду могучие кличи его…»)

В мифах об Энлиле впервые сформулирована концепция творящего слова, которая затем особенно четко будет выражена в библейских текстах: творение мира Словом Божьим. Уже в шумерских поэмах и гимнах божественное слово наделено особой созидательной силой: «Твое несравненное Слово! Могуче оно! Как небеса оно! Как туча оно! // По Слову твоему Ануннаки-боги[283] создают плодородие!» [103].

Энлиль породил очень почитавшегося в Шумере (особенно в Уре) бога луны Нанну (он же – Зуэн – «лунный серп»; по-видимому, отсюда аккадское Суэн, а затем – Син), который изображался в виде быка с бородой и рогами из лазурита (по представлениям шумеров, священного камня, из которого сделаны также дворцы небесных и подземных богов). В свою очередь детьми Нанны явились бог солнца Уту, мудрый и справедливый судья, следящий с вышины за соблюдением законов (центром почитания Уту был город Сиппар), и его божественная сестра, царица небес Инанна, богиня любви, плодородия и раздоров, олицетворением которой была планета Венера (центром почитания Инанны был город Урук, в котором чтили и бога Ана; в некоторых версиях мифов Инанна называется дочерью Ана).

До нас дошла поэма о рождении (точнее, зачатии) бога луны Нанны и о спуске его родителей – Энлиля и Нинлиль в подземное царство. Произведение, условно названное исследователями «Энлиль и Нинлиль» (собственно шумерское название по первой строке – «Связь земли и неба город…» [61]), сохранилось от начала 2-го – 1-го тыс. до н. э. в трех версиях – старовавилонской, средневавилонской и нововавилонской, но создано было, безусловно, гораздо раньше, о чем свидетельствуют архаические архетипы, представленные в тексте. Поэма очень ярко демонстрирует особенности шумерского представления о богах, о царстве мертвых и о своеобразном равновесии «верха» и «низа». Она проливает свет на происхождение подземных богов и содержит одну из древнейших версий распространенного сюжета о спуске в царство мертвых и выходе оттуда, т. е. умирании и воскресении, – сюжета, многообразно представленного в шумерской мифологии и литературе и являющегося метафорой вечного круговорота природы: жизнь – смерть – жизнь. Поэма также зафиксировала – быть может, впервые – распространенный в фольклоре и литературе мотив запрета и его нарушения.

Первая попытка восстановить содержание мифологической поэмы «Энлиль и Нинлиль» была предпринята С. Н. Крамером в первом издании его книги «Шумерская мифология» (1944). Затем существенные пояснения были внесены в 1946 г. Т. Якобсеном, а в 1952 г. во время раскопок в Ниппуре была найдена еще одна табличка с текстом, позволившая заполнить многие пробелы[284]. Поэма открывается хвалой городу Ниппуру, через который осуществляется «связь земли и неба» (в тексте показательны повторы-эпифоры, параллелизмы и простейшие глагольные рифмы):

Связь земли и неба город, и мы живем в нем.

Ниппур-город, воистину город, и мы живем в нем.

«Пальмовой Ограды» город, и мы живем в нем.

Там «Женский Поток», поток светлоструйный, бежит.

«Виноградная Пристань», городская пристань, стоит.

И «Соседняя Пристань», причальная пристань, стоит.

Там «Медовый Источник» водой своей сладкой поит.

Там «Княжий Поток», чьи сверкают воды, течет.

А полям, что протоки его орошают,

по сотне саженей им счет идет. [61]

Собственно повествование начинается с того, что в давние времена, когда человек еще не был создан, в городе Ниппуре обитали только боги, и в их числе – юный бог-герой Энлиль, юная дева Нинлиль и ее мать – Нунбаршегуну, она же – Нидаба, или Нисаба (роли распределены как своего рода амплуа в театре):

Там Энлиль юный – отрок града – живет.

Там Нинлиль юная – дева града – живет.

Нунбаршегуну – матерь града – живет. [61]

Далее включается архетипический мотив запрета, изначально предполагающий его нарушение. Нунбаршегуну запрещает дочери купаться в таинственных водах «Потока Женского и Потока Княжьего», ибо там ее может увидеть Энлиль и завладеть ею силой:

Светлы воды «Потока Женского», чисты его струи,

но ты не купайся в них.

И на берег «Потока Княжьего», Нинлиль, ты не ходи.

Ясноглазый, Повелитель остроокий – тебя его око узреет.

Утес Могучий, Отец Энлиль – тебя его око узреет.

Пастырь, Судеб вершитель, остроокий – тебя его око узреет.

Он корень воздымет, тебя он обнимет,

Радость сердца, семя блаженства в утробу твою испустит,

а потом покинет. [62]

Но Нинлиль ослушалась запрета, и все случилось так, как предсказывала Нунбаршегуну: Энлиль воспылал страстным желанием и овладел Нинлиль вопреки ее воле. Поначалу Энлиль пытается уговорить юную богиню стать его возлюбленной, но испуганная Нинлиль отказывается, напоминая о своей молодости и невинности, о том, что ее будут ругать родители.

Утес Могучий, Отец Энлиль остроокий – ее его око узрело.

Пастырь, Судеб вершитель, остроокий – ее его око узрело.

Владыка – с тобою да сближусь! – ей говорит,

а она не желает.

Энлиль – с тобою да сближусь! – ей говорит,

а она не желает.

«Мое лоно мало, сближенья не знает,

Мои губы юны, целовать не умеют.

Проведает матушка, меня ударит,

Прознает батюшка, меня погонит…» [62]

Однако Энлиль не может устоять перед красотой Нинлиль, его привлекают именно ее юность и девственная чистота. Он говорит своему везиру-советчику (или советнику) Нуску:

Эта дева… столь пленительна, столь прельстительна…

Эта Нинлиль… столь пленительна, столь прельстительна…

Не целована, не милована…[285] [62]

На ладье, доставленной Нуску, Энлиль плывет к Нинлиль и, «отыскав, за руку берет ее, // Нецелованную, немилованную. // В месте укромном с собою рядом кладет. // Целует ее, милует ее» [63]. Так был зачат сын Энлиля и Нинлиль – бог Нанна.

Несмотря на то что Энлиль – повелитель богов, остальные боги разгневаны его поступком. «Семь богов, вершителей судеб», хватают Энлиля, когда он проходит через Киур – большой открытый двор перед Экуром, святилищем Энлиля в Ниппуре. Боги грозно осуждают Энлиля как нарушителя запретов и приговаривают к изгнанию:

Энлиль, нарушитель запретов, покинь город!

Нунамнир[286], нарушитель запретов, покинь город! [63]

По решению богов Энлиль должен отправиться в Кур (букв. «гора», «чужая страна») – шумерский ад (понятие, во многом сходное с древнееврейским Шеолом и древнегреческим Аидом). За Энлилем решила последовать и Нинлиль, под сердцем носившая его ребенка:

Энлиль – он сам вершитель судеб,

Нунамнир – он сам вершитель судеб,

Энлиль уходит. Нинлиль следует.

Нунамнир уходит. Дева преследует [63].

Настойчивое повторение фразы «он сам вершитель судеб», возможно, подчеркивает, что поступок Энлиля на самом деле не подлежит осуждению, что верховный бог следует собственному закону и найдет выход из положения.

Обеспокоенный своей судьбой и в особенности судьбой своего еще не родившегося сына, который, вместо того, чтобы сиять в светлом мире, вынужден будет пребывать в темной его половине, Энлиль придумывает хитроумный план, чтобы они втроем – он, Нинлиль и еще нерожденный Нанна – вышли из подземного мира. По дороге в подземный мир им (точнее, поочередно – сначала Энлилю, а затем Нинлиль) встречаются три загадочных существа (вероятно, низшие божества): «привратник, хранитель засова» (страж адских врат), «страж реки подземного мира» и «Силуиги-перевозчик» (вероятно, перевозчик мертвых через подземную реку – некая шумерская аналогия эллинского Харона, перевозившего души умерших через Ахеронт). Принимая поочередно облик этих трех существ (одна из первых известных нам «божественных метаморфоз») и делая так, чтобы разыскивающая его Нинлиль не знала об этом, Энлиль трижды оплодотворяет ее, чтобы родились три подземных бога, которые заменят их и позволят им выйти на поверхность земли (текст демонстрирует действие закона «за голову – голову»). Так рождаются три бога подземного царства – Нергал, Ниназу и Энбилулу. Они и остаются как выкуп за троих богов, которые выйдут из подземного мира. В этом смысл магической формулы, трижды произносящейся Энлилем при оплодотворении Нинлиль в образе других существ: «Семя моего господина – к небу, семя мое – в землю воистину пусть идет!» [64, 65].

Поэма носит ярко выраженный этиологический характер – объясняет происхождение бога луны Нанны, а также богов подземного мира. Кроме того, в ней выражено весьма характерное для шумерского сознания представление о необходимости некоего гармонического равновесия между миром верхним и нижним, миром живых и мертвых (это находит подтверждение и в некоторых других текстах). Произведение наглядно демонстрирует антропоморфный характер шумерских богов: как и люди, они переживают неурядицы и невзгоды, обзаводятся семьями, выходят из трудных испытаний. Различие лишь в том, что они бессмертны (хотя по этому вопросу в шумерских текстах встречаются известные противоречия) и обладают сверхъестественными способностями. Сказание об Энлиле и Нинлиль заканчивается гимном Энлилю – воплощению плодородия и процветания, Энлилю, чье божественное слово нерушимо, чьи дела неизменны, чья сила всепобедна:

Ты властелин, ты господин, Энлиль!

Ты властелин, ты господин, Нуамнир!

Ты победитель, ты покоритель, воистину это ты!

Ты хозяин льна, господин зерна, что им рост дает,

воистину это ты!

Властелин небес, плодородие, господин земли,

воистину это ты!

Властелин земли, плодородие, господин небес,

воистину это ты!

Энлиль небесный, Энлиль владычный!

Слова, что он молвит, нельзя преступить,

Дела, что творит он, нельзя изменить!

Хвала за дела, за матерь Нинлиль,

Отче Энлиль, хвала! [66]

Интересно, что в 1964 г. был обнаружен еще один, более поздний шумерский текст, рассказывающий, но уже совершенно по-другому, о женитьбе Энлиля на Нинлиль, которую в девичестве звали Суд. Только в 1983 г. американский шумеролог М. Сивиль сумел реконструировать целостное произведение из большого числа фрагментов, дошедших от разного времени (начало 2-го – начало 1-го тыс. до н. э.) и обнаруженных в Ниппуре, Сузах (столице Элама) и Ассирии (большое количество копий – только в Ниппуре их обнаружено около двадцати, а также широкий территориальный охват говорят о большой популярности этого текста). Американский исследователь условно назвал произведение «Энлиль и Нинлиль. Свадьба Суд»[287], В. К. Афанасьева в русском переводе – в соответствии с шумерской традицией, по первой строке – «Госпожа Сутей праведных…» («Женитьба Энлиля»)[288].

Поэма начинается с сообщения о том, что богиня растительности, мудрости и письма Нидаба (она же Нисаба, Нунбаршегуну, Нанибгаль), правившая в городе Эреш (местоположение неизвестно, но, возможно, город находился напротив Ниппура на другом берегу Евфрата) вместе со своим супругом – богом Хайей, родила и взрастила прекрасную деву Суд:

Хайя семя святое испустил в ее лоно.

Нунбаршегуну благостно породила деву,

Взрастила ее, взлелеяла,

Молоком сладчайшим своей груди выкормила.

Дева прелестью полна, статью дивна,

На подворье Нидабы, в воротах Эзагина,

Словно телка холеная, гладкая, всем на радость красуется. [66]

В то же время «Энлиль в Экуре живет без супруги. // Имя Нинлиль в Киуре не восходит в сиянии» [66]. Имеется в виду, что у одинокого Энлиля все еще нет достойной его супружеской половины – госпожи Лиль, ведь его имя – Эн-Лиль – означает «Господин ветра» (или «Господин-ветер», «Владыка-ветер»), а его жена должна, соответственно, величаться Нин-Лиль («Госпожа ветра», «Госпожа-ветер», т. е. госпожа Лиль). Обойдя всю вселенную и весь Шумер, Энлиль делает остановку в Эреше, встречает там Суд, стоящую в воротах своего дома, и мгновенно влюбляется в нее: «И взгляд его находит деву – ту, что сердце его избрало. // Полный радости, он приближается к ней, дабы с ней обменяться словами» [67]. Далее разворачивается весьма живая сцена знакомства, причем Энлиль действует как заправский ухажер, обещающий девушке богатство и знатность: «Одеяньем владычиц, тебя достойным, да одену тебя, // Почета и знатности ты достойна, ты, кто ничего не имеет!» [67]. По-видимому, Энлиль принимает Суд за девушку не очень знатного происхождения и, скорее всего, за жрицу богини любви и плодородия, занимающуюся культовой проституцией (отношение к ним в Шумере, как и в других языческих культурах, было почтительным). Это оскорбляет гордую и целомудренную Суд, и она дает достойную отповедь Энлилю:

В юном неведенье своем Суд гордо отвечает Энлилю:

«Оттого что, блистая, стою я в воротах, скажет ли кто

обо мне дурное?

А ты кто таков? Что ты здесь делаешь?

Каковы твои желанья?

Юноша! Кончай разговоры! Уходи, не стой предо мною!

С матушкой дела решают, дабы печень ее успокоить. [67]

Итак, Суд дает понять, что Энлиль, если у него серьезные намерения, должен прийти к ее родителям, обратиться в первую очередь к ее матери (таким образом, древний автор задает принципиально иную парадигму отношений, нежели в поэме «Энлиль и Нинлиль», и, вероятно, делает это в сознательном споре с предшествующим текстом). Энлиль же, воспылавший страстью, как будто ее и не слышит. Здесь его поведение в чем-то напоминает то, что описано в предыдущей поэме, хотя там бог не делал никакого предложения Нинлиль. Теперь же он предлагает Суд стать его супругой, но прямо сейчас, незамедлительно: «Дай-ка я скажу тебе, обменяемся словами, воистину будь мне супругой! // Поцелуй же меня, сестра прекрасноликая, в твоих руках дело!» [67] (здесь так же, как и в египетской любовной лирике, показательно обращение к возлюбленной как к сестре). Однако не успел Энлиль произнести эти слова, как рассерженная Суд захлопнула дверь у него под носом и скрылась в доме: «Он еще речи своей не кончил, а ее уже нет пред ним – она в доме! // Громогласно взревел владыка, желание сердца своего познавший» [67].

Осознав свою ошибку, Энлиль посылает своего советника Нуску с богатыми предбрачными дарами в Эреш, но главное – с наказом передать Нидабе следующие слова от его имени:

Я неженатый муж и весть шлю тебе о моем желанье!

Дочь твою хочу взять в супруги, да будет на то твое согласье!

Моим именем дары тебе шлю,

прими же ныне то, что прислал я!

Я – Энлиль, отпрыск, порождение Аншара,

я всемогущий властелин Вселенной!

Нинлиль – будет имя твоей дщери,

по всем странам оно разнесется!

Гагишуа – дар мой брачный, как сокровищницу ей подарю я!

Киур воистину подарю ей, да станет ее любимым домом!

В Экуре на престоле моем могучем

со мною вместе да воссядет,

ей Судьба определена будет!

Меж Аннунаков, богов великих,

да будет присуждена ей доля!

Тебе отдаю, в твои руки, жизнь черноголового народа! [68]

Последними словами Энлиль хочет сказать, что теперь от решения матери Суд будет зависеть не только судьба ее дочери, не только судьба его, Энлиля, но и судьба шумеров – «черноголового народа», ведь без покровительства Энлиля он погибнет, а сам Энлиль уже не сможет жить без Суд. Нидаба-Нанибгаль весьма благосклонно принимает это сообщение, дары и устраивает пир в честь посланца Энлиля. Она просит передать, что дарами и достойным предложением Энлиль принес ее сердцу радость и смыл обиду (не совсем понятное место; по-видимому, речь идет об обиде из-за того, что жених первоначально принял Суд за священную блудницу; однако слово, стоящее в оригинале, переводится точнее как «говорить о ком-то дурно», «марать чью-либо репутацию»; вероятно, замечает В. К. Афанасьева, «маранье репутации произошло в тексте первого рассказа»[289]). Нидаба передает приглашение сестре Энлиля – Аруру (она же Нинмах – «Могучая госпожа») прибыть к ней в дом для подготовки брачной церемонии (это говорит об особой роли сестры жениха на свадьбе). На пиру Нидаба призывает свою дочь, чтобы она своими руками подала гостю кубок с пивом.

Энлиль чрезвычайно обрадован доброй вестью, которую принес ему Нуску: «…как плоть Энлиля возликовала, как возрадовалось сердце» [70]. Он тут же начинает готовить богатые дары, чтобы отправить их в Эреш. А так как он верховный бог, отвечающий за процветание и плодородие, то достаточно ему только пожелать – и к нему сбегаются самые лучшие животные, которых он отправляет в подарок своей невесте и будущим теще и тестю:

Он главу воздел – и они побежали,

Он главу воздел к долинам – и к нему побежали твари.

Козлы-ослы – четвероногие, что вольно множатся по степи,

Кому нет числа в горах высоких,

кого своим выбором он коснулся.

Быки, олени, зубры красные,

антилопы со своими козлятами,

Медведи, горные козлы, кабаны,

Рыси, лисы, горные козы, горные овцы,

водные буйволы, обезьяны,

Толстый жирный рогатый скот с крутыми боками,

с громким ревом,

Дикие коровы со своими телятами, быки пряморогие

на лазуритовой веревке,

Овцы с ягнятами, козы с козлятами дерутся-бодаются,

прыгают, скачут,

Большие козлы бородатые бьют копытами,

землю царапают,

Стадо, достойное владыки,

Энлиль прямо в Эреш направил. [71]

Не менее красочно описание тех вкусных яств (прежде всего молочных продуктов, меда, фруктов и орехов), которые Энлиль отправляет в Эреш для свадебного пира:

Большие сыры горчичные, сыры малые ароматные,

Изделия из молока – круглые, печеные, квашеные,

Золотистый мед душистый, мед бочонками, мед сладчайший,

Всю тяжесть того груза Энлиль прямо в Эреш отправил.

Финики, фиги, большие гранаты…

Вишни, сливы, орехи всех видов, фисташки, желуди,

Финики Дильмуна[290] в больших корзинах,

«небесный лазуритовый» финик[291],

Зерна гранатов, что брызжут соком,

большие гроздья винограда,

Редчайшие фрукты деревьев горных,

плоды диковинные садов зимних,

Изобилие садов фруктовых

Энлиль прямо в Эреш направил. [71]

Кроме того, в числе даров – серебро, золото, драгоценные камни в ларцах. Когда все это изобилие даров в сопровождении Аруру и Нуску достигло Эреша, выяснилось, что город не может всего вместить и то, «что не вместилось, на дороге грудами, кучами лежало» [71]. Невероятная щедрость Энлиля окончательно растопила сердце Нидабы, которая, как дает понять автор, все еще помнила о нанесенной обиде. Теперь же, «церемонии все отбросив» [71], она благословляет Суд на брак с Энлилем:

Да станешь супругой-избранницей Энлиля,

да будет на то благословенье!

Да сплетется прекраснейший с тобою шеей.

«Открой лоно, любимая», —

тебе да скажет!

Не прерывайте радость желания,

наслаждайтесь друг другом долго!

Вновь и вновь до предела любитесь друг с другом —

и рождайте и умножайтесь! [72]

И в этом фрагменте, и далее в тексте подчеркивается, что брак Энлиля и Нинлиль обеспечивает плодоносность природы, процветание Шумера. Однако важен и чисто человеческий, психологический аспект: на этот раз любовное слияние богов происходит не в каком-то странном «укромном месте», но в роскошном и благоуханном брачном покое, на царском ложе, не через насилие, но по обоюдному согласию, в радости сердца:

В покое на ложе, ложе цветенья – наслажденье,

что леса кедрового благоуханье.

Энлиль корень воздел, супруге своей блаженство дал,

радость доставил,

На престоле господства с нею воссел,

благословение ей произнес.

Владыка слов благих определил Судьбу госпоже,

жене-избраннице своего сердца. [72]

В. К. Афанасьева справедливо отмечает в своем комментарии, что эти строки – «как бы ответ на описание сближений Энлиля с Нинлиль в первом рассказе»[292]. Исполненный благоговения перед своей избранницей, Энлиль назначает особую роль Нинлиль: отныне она будет отвечать за рождение людей, будет покровительницей рожениц: «Да будешь ты Нинту – госпожа рождений, та, кто раскрывает колени» [72]. Более того, отныне Нинлиль, уподобленная прорастающему зерну, т. е. вечно обновляющейся жизни, вместе с Энлилем становится гарантом процветания страны, самой «жизнью Шумера»:

Отныне жена пустынного места, чужестранка —

хозяйкою в Доме станет!

Супруга цветущая моя, та, кого родила Нидаба,

Ашнан, зерном произрастающим, жизнью Шумера

воистину станет… [73]

Вдобавок во владении Нинлиль – наследие ее матери Нидабы: «Вся писцовая искусность, пестрозвездные таблички, стило, доска для сглаживания табличек, // Исчисление счета, сложение-вычитание, лазуритовая веревка – для измерения, // Землемерного колышка глава, границ-полей межевание, каналов-рвов устроение…» [73]. Так, констатирует автор текста, малоизвестная и малозначительная богиня получает новый статус, становится супругой великого владыки, владычицей богов и людей: «Прежде Суд, отныне Энлиль – владыка и Нинлиль – владычица! // Божество, что имени не имело, отныне великое имеет имя, великие дарения жертвует!» [73].

Поэма «Женитьба Энлиля» несет в себе множество интересных аспектов. Она сообщает важные и колоритные подробности о том, как происходили у шумеров сватовство и собственно свадебная церемония. Однако особенно интересно то, что вторая поэма об Энлиле и Нинлиль явно спорит в своих основных моментах с первой, словно древний автор поставил задачу продемонстрировать, что все в истории «обзаведения» верховного шумерского бога супругой было совсем не так, как рассказывала поэма «Энлиль и Нинлиль», что все было сделано «по правилам». Как отмечает В. К. Афанасьева, «в рассказе неоднократно подчеркивается “законность” отношений Энлиля и Суд и опровергается даже намек на сближение их до законного брака, тем более – рождение младенцев. Многие фразы первого текста цитируются и тут же опровергаются: “ничего этого не было” – как бы пытается уверить своих читателей (слушателей) автор»[293]. Можно увидеть в этом определенную эволюцию взглядов шумеров на семью и брачные отношения, стремление упорядочить свободные сексуальные связи, свойственные архаическому обществу. Теперь невозможна связь (тем более насильственная), не освященная торжественной брачной церемонией; явный акцент делается на девственности Суд и на соединении героев по взаимной любви. В таком случае, кажется, вторая поэма должна, по сути, отменить первую, а первая уже не должна восприниматься шумерским сознанием как авторитетный, тем более сакральный, текст. Однако этого не произошло. В. К. Афанасьева пишет: «…удивительнее всего то, что, судя по числу сохранившихся копий, обе версии были достаточно популярны в течение достаточно длительного промежутка времени – более тысячи лет»[294]. Исследовательница объясняет это тем, что в обоих рассказах «сталкиваются и противопоставляются друг другу не только и не столько стадиально бытийные формы развития общества, сколько эзотерический и экзотерический мифологические пласты»[295]. В двух текстах сталкиваются «тайное знание и массовое сознание»; если первая поэма – «миф космического сознания», то вторая – «земного, а в категориях социальных – стремление ранней государственности к упорядочению свободных брачных отношений, характерных для архаических обществ»[296]. Это еще раз демонстрирует, насколько сакрально-мифологическое глубоко внедрено в сознание, насколько оно остается неизменным даже в ходе эволюции социальных отношений и психологии человека.

Если собственно космогонические мифы до нас не дошли (они являются частью этиологических сказаний), то мифы об устройстве земного бытия, о сотворении божеств, которым поручено следить за порядком на земле, о сотворении сельскохозяйственных орудий представлены очень обильно и составляют самую обширную часть шумерских мифологических сказаний. Некоторые из них связаны с деятельностью Энлиля. Так, в одном из сказаний Энлиль создает скотоводческих богов Эмеша (Лето) и Энтена (Зиму), которые приносят на землю изобилие и плодородие:

Энтен приказывает овце родить ягненка,

Корове и телке велит он дать много мяса и жира,

он создает изобилье.

В долинах дикому ослу, козлу и газели он дал радость,

Небесным птицам в вольном небе – он дал им вить гнезда.

Рыбам в море, в заболоченных реках – он дал им

иметь потомство.

Деревья он посадил, он создал плоды.

Зерно и травы он создал в изобилии…

Эмеш создал поля и деревья, сделал просторные

стойла и пастбища,

В полях он создал изобилие…[297]

Энлиль благословляет и освящает города, дарует им изобилие. Путешествие богов-покровителей того или иного города за милостью к Энлилю является распространенным мотивом шумерских мифологических сказаний. Так, в одном из них описывается путешествие из Ура в Ниппур бога луны Нанны, который приносит Энлилю богатые дары, а тот наделяет Ур богатством, окрестные реки, леса, поля – плодородием. В другом сказании бог Энки сотворяет город Эреду, или Эредуг (поднимает его из морской пучины), и отправляется к Энлилю с просьбой освятить город.

Большинство этиологических преданий связано с деятельностью еще одного важного общешумерского бога, почитаемого не менее, чем Энлиль, – бога подземных (пресных) вод и мирового океана, а также бога мудрости Энки. Энки – сын первородной бездны Намму (его жилище именуется Абзу – «бездна») и бога Ана, мощью своей равный Энлилю. Именно он практически воплощает в жизнь повеления Энлиля. Энки предстает как бог-цивилизатор, как культурный герой, и его деятельность во многом сходна с деяниями египетского Осириса или эллинского Прометея. С Энки шумеры связывали возникновение практически всех установлений цивилизации, культурных явлений (способом творения вновь выступает божественное слово или божественная воля). Он считался покровителем тайного знания и искусства врачевания (это искусство он передал своему сыну Ассалухи). Главное святилище Энки находилось в городе Эреду (он же Эриду, Эредуг) – самом древнем городе в шумерской традиции. Там исполнялись гимны в честь Энки, которому доверены были самим Аном таинственные ме – «сути мироздания», без которого не смогла бы поддерживаться жизнь на земле. Так, в гимне «Властелин остроглазый…», написанном от имени Ур-Нинурты, шестого царя I династии города Исина и последней собственно шумерской династии Месопотамии (начало 2-го тыс. до н. э.), говорится:

Властелин остроглазый[298], составитель замыслов,

всеведатель, сердце просторное!

Энки, Разум Обширный,

Аннунаков предводитель могучий,

Ясномудрый, заклятий творитель,

Слова даритель, планов провидец,

В решеньях судебных от восхода солнца и до заката

мудрых советов податель,

Энки, владыка всех истинных слов, как то подобает,

тебя да восславлю!

Ан – отец твой, царь-владыка, семени испускатель, он,

что все на земле для людей устроил,

Мироздания Сути тебе доверил,

для княжения тебя возвысил. [105]

До нас дошла мифологическая поэма в 450 клинописных строк, которую ее первый издатель С. Н. Крамер условно назвал «Энки и мироздание»[299]. Она открывается гимном в честь Энки, который затем сам берет слово и произносит хвалу себе – сыну всемогущественного Ана:

Мой отец, властелин вселенной,

Во вселенной дал мне сиянье.

Предок мой, всех стран владыка,

Все Сути собрал, вложил мне в руку!

Из Экура, храма Энлиля,

К Абзу моему в Эредуге все искусства,

всю искусность мою принес.

Я – праведное семя, быка великого исторжение[300],

я – сын первородный Ана!

Светоч, взошедший в Кигале, – я,

владыка великий Шумера – я!

Надзиратель над властелинами – я,

отец всех стран чужеземных – я!

Старший брат всех богов – я, изобилия творитель – я!

Писарь книги вселенной – я,

Разум Премудрый всех стран – я,

С Аном-царем суд справедливый в чертогах небесных

вершу – я!

С Энлилем вместе на горных вершинах, откуда он смотрит,

судьбы решаю – я!

Решение судеб, там, где солнце встает, он вложил в мои руки!

Я тот, о ком нежно сказала Нинту,

Кому Нинхурсаг дала доброе имя,

Я – предводитель всех Аннунаков,

Сын первородный светлого Ана!

(Перевод В. Афанасьевой)[301]

Восхваляя себя, Энки подчеркивает особую силу и власть своего Слова: «По Слову моему загон построен, хлев возведен, // Слово мое к небесам приблизилось – с небес дождит изобилие! // Слово мое к земле приблизилось – рыб потоки несет половодие» [107]. Таким образом, здесь, как и в гимнах Энлилю, оформляется концепция творящего Слова (по шумерским представлениям, для того чтобы что-то возникло, оно должно быть названо богом), хотя Энлилю принадлежат генеральные замыслы, а Энки – их конкретное воплощение. Даль нейший сюжет поэмы и составляет его путешествие на землю, чтобы, произнеся соответствующие слова, устроить миропорядок, определить судьбы стран и городов. Первым делом Энки определяет судьбы Шумера:

О Шумер, Великая Гора, страна вселенной!

В сиянии невыносимом от восхода и до заката солнца, та,

что Сути дает всем народам!

Твои Сути могучие недоступны,

Твои глубины непостижимы.

Место рождения твоих богов, словно небо, недостижимо!

<…>

О Шумера дом! Загоны твои да будут построены, коровы

твои да умножатся!

Овчарни твои да будут поставлены, овцы твои да будут

бесчисленны!

Твои домы святые пусть рукой до небес достанут!

Пусть ануннаки в их глуби решают судьбы! [107]

После этого Энки отправляется в Ур и благословляет его (вероятно, ко времени создания поэмы Ур был главным городом Шумера):

Град достойных омовений, словно бык, стоящий прочно!

Чертог изобилия страны, колени раздвинувший,

подобно горе зеленеющий!

Рощи абрикосовой тень раскидистая, собою по праву гордая,

Твои Сути совершенные да будут прямы!

Могучий Утес, Энлиль, произнес на земле и в небе твое

славное имя,

Град, кому судьбу решил Энки,

Ура святыня, к небу да воздымешь шею! [108]

Затем Энки идет на «черную гору» – в Мелухху (возможно, Нубию – Эфиопию). «Весьма примечательно, – пишет С. Н. Крамер, что Энки относится к этой стране почти так же благожелательно, как и к самому Шумеру. Он благословляет здесь деревья и тростники, быков и птиц, золото и серебро, медь и бронзу, а также обитателей этой страны»[302].

Возвратившись на землю «черноголовых», Энки наполняет живительной влагой Тигр и Евфрат и поручает две великие реки заботам бога Энбилулу. Он обильно населяет реки рыбой и поручает следить за ней божеству, названному «сыном Кеша». Энки также определяет законы движения моря (Персидского залива) и передает его в ведение богини Сирары. Далее Энки призывает ветры и назначает их владыкой бога Ишкура, который «скачет на грозах и бурях». Энки создает плуги и ярмо, повелевает быку пахать, а полю – рожать зерно:

Плуг, ярмо и упряжь он направил,

Государь великий Энки, он быку велел идти прямо,

Борозде священной уста открыл он,

Полю доброму зерно рожать повелел. [108]

Энки создает мотыгу, форму для кирпича и поручает каждую отрасль хозяйства заботам того или иного божества: богу Энкимду (от Энки-Имду – «Энки создал») – попечение над каналами и полями; строительство домов – Мушдамме, «великому зодчему Энлиля»; «царю гор» Шаккану (Сумугану, Сумукану) – животных и растения; форму для кирпича – богу кирпича Кабте; надзор за хлевами и овчарнями, производством молока, сливок, масла – богу-пастуху Думузи. Энки создает нить и поручает искусство ткачества богине Утту. Наконец, он выступает как мудрый законодатель – проводит границы и поручает следить за ними «во всей вселенной» богу солнца Уту.

Затем сюжет принимает неожиданный поворот: в дело вмешивается честолюбивая богиня Инанна, которую почему-то обошел Энки, распределяя власть над миром. Инанна перечисляет права, которые получили ее божественные сестры Нинисинна, Нинмуг, Нидаба, и несколько раз повторяет свой вопрос:

Я – жена, для меня, для одной что сказано?

Я – Инанна пресветлая, какова моя должность? [109]

Далее из уцелевшего текста (пятьдесят строк поэмы плохо сохранились) можно понять, что Энки наделяет Инанну большой властью – всевозможными одеяниями (она – законодательница мод), способностью привлекать мужчин и любовью к битвам и разрушениям.

Культы Инанны и ее супруга – покровителя пастушества Думузи были очень важны для шумеров. Образы этих богов чрезвычайно ярко и живо представлены в шумерских мифологических сказаниях.