На перепутьях информатики

То, что я собираюсь сжато изложить, — это заметки критического характра, сделанные мной по поводу статьи французского исследователя Филиппа Бретона, сотрудника Centre National de la Recherche Scientifique (CNRS)[1]. Статья появилась в одном из последних номеров научно-популярного ежемесячника «Science et Vie» за 1996 год и озаглавлена «Коммуникация между Добром и Злом». Ученый сначала перечисляет чисто технологические направления, наметившиеся ныне в развитии сетевой и компьютерной информатики, а именно (как и я в уже далеком прошлом, он ссылается на выступление 1948 года доминиканца Дюбарле «Винеровская машина для управления страной» в газете «Le Mond») — представляет, с одной стороны, машины для обработки данных, «электронным отцом» которых полвека назад был ENIAC[2] (и более скоростные компьютеры, «пережевывающие терабайтовые объемы данных»), а с другой — микрокомпьютеры, частично ведущие свое начало от «лаптопов», ныне столь ограниченных в «своем локализованном присутствии», что пользователю, собственно говоря, мало что остается помимо клавиатуры, собственно же работа обеспечивается межкомпьютерной сетью через ее «электронейроновые» узлы (серверы, процессоры, оперативные программы вызова и т. д.). Таковы «информационные крайности»: либо машины, приватизирующие централизованные данные и занятые их обработкой, либо дисперсные («рассеивающие») устройства, каналами для которых становятся сети.

Из этого развернутого им несколько шире чисто технического описания Бретон делает вывод о «распутье» БУДУЩИХ возможностей, которые носят не только идеологический, экономический, но даже ПОЛИТИЧЕСКИЙ характер, как направленные (в его понимании) к радикальному изменению всего окружающего человека мира. Намереваясь представить такое его видение, я уже заранее хочу отметить, что ни одна из крайностей, им прогнозируемых, по-моему, не реализуется, ибо (хотя и не только поэтому) «вооружение» или, вернее, «техническое оснащение», необходимое для исключения другого экстремального варианта (альтернативы), не способно стать собственностью всех существ, населяющих землю (или проще — человечества). Ведь цивилизационный «процесс», как принято было его называть, все больше замедлялся по мере ускорения технокоммуникационных достижений, и думать, что китайцы, индусы, бедуины и остальная часть третьего мира вообще смогут физически войти в раскрывающееся (если следовать Бретону) информационное пространство, — это утопия или антиутопия, что одно и то же. Ни крайнее «Зло» Бретона, ни его «Добро» не осуществятся по тривиальной причине: каких-нибудь три четверти всего человечества не пойдет на то, чтобы остановиться на названном инфораспутье и последовать дальше по одному из путей, которые, как представляется, друг друга взаимоисключают.

Зачарованность Бретона этим «распутьем» — следствие того, что сам он, находясь в гуще компьютерно-сетевой проблематики, наблюдая стремительную экспансию Интернета и других сетей, их с самого начала спонтанную «самоорганизацию» или расширение, направляемые при этом весьма заинтересованным Капиталом, попадает в издавна известный грех узкого утопического мышления. Подобно тем, кто более столетия, при каждой очередной технической революции, верил то в «авиационное», то в «паровое» будущее всей Земли, вплоть до «космонавтического». Тем самым в одной разновидности деяний вспомогательного характера видели грядущее всего мира, определенным образом «все свои надежды и опасения» связывая с неким единым полем глобальной футурологической рулетки, и раз за разом ошибались, ибо не существует и не может существовать ни «единого поля», ни «единого пути» для всего человечества. Тем не менее стоит поговорить о предсказанной социополитической «идеологизации» потенциалов информатики.

Итак, с одной стороны, у нас своего рода АНАРХИЯ: тотальное распространение потенциальной связи «всех со всеми», вбирающее в себя образование, экономику, медицину, вместе с «ценностными противоречиями» (которые могли бы носить характер «межцивилизационных столкновений», прогнозируемых в книге Сэмьюэла Хантингтона, директора Института стратегических исследований США). Или уравнивание «всех равных» благодаря интеркоммуникации, вплоть до устранения всякого рода центральных властей, правительств, эрозии моно- или олигополий, «размазывание» концентрации государственного или индустриального могущества, пока наконец планета не предстанет полностью «осетевленной», компьютеризированной, а индивиды — пребывающими в «узлах» и «ячейках» сети как в коконах, живущими одновременно совместно и порознь. Это потому, что любой может ощущать присутствие КАЖДОГО или КАЖДОЙ — и так повсюду. В итоге подобной версии развития наступает отмирание «подлинной действительности» как оппозиции к «виртуальной реальности», поскольку одна тем самым становится как бы другой. Короче говоря, исчезает различие между Реальным и Виртуальным, Натуральным и Искусственным — и это должен быть один-единственный выход на распутье.

В то время как такой выход представляется «суперлиберальным», граничащим с анархизмом, альтернативный выглядит совершенно иначе. В общих чертах — снова вместо уравнивания мы стремимся к иерархической централизации, вместо погружения в глобальную анархию устремляемся к «ИНФОМОЛОХУ», который, в результате того что с его помощью можно контролировать связь всех со всеми, начинает господствовать уже не только в информационном плане — как ультрапочтальон-посыльный и датчик всех чувств, но в конечном итоге становится властелином, демиургом, так как способен контролировать даже геномы, решать, какие именно люди еще только должны родиться.

В результате этот путь ведет к тому, что делает возможным пришествие оруэлловского «Big Brother»[3] — Хозяина Планеты, вездесущего и всепроникающего Соглядатая, Слухача, Диспетчера, Надзирателя, хотя он не обязательно явится воплощением «самого ЗЛА» — скорее уж французский исследователь для некой упрощающей наглядности так его раскрасил, словно дьявола на стене.

Итак, пред нами следующая картина: либо «общество всеобщей коммуникации», где (поскольку все потенциально получают к ней доступ, все равны) удивительным образом реализуются мечты Норберта Винера из его книги «Human Use of Human Beings»[4], напоминающие анархические теории Бакунина, — мечты о «саморегулирующемся» обществе, избавленном от государственности, раздробленном на мелкие, более «социокомпатибильные» группы, связанные сетью глобальной коммуникации. Либо наоборот: централизованная власть в качестве «всеведущей» все и обо всех. Это в общих чертах.

В обеих противоположных версиях суть дела кажется мне одинаково неправдоподобной не только по причине замечания (о «неготовности» всех ныне живущих обитателей Земли), которым я предварил эту двусоставную гипотезу. Истина в том, что история современных сетевых технологий — это результат конфликтов и союзов, возникающих между названными направлениями (дисперсия против концентрации). Большие «пракомпьютеры» рождались на протяжении полувека, подгоняемые антагонизмом «холодной войны»; тенденции к односторонней гегемонии были одинаково желанными и для центров милитаристских давлений, и для Крупного Частного Капитала (которому как производителю вооружения не требовалось оставаться частным). Это была эпоха Пентагона, сотрудничавшего с «International Business Machines». Реакцией на такие тенденции стало появление «микроинформатики», устремленной даже к не существующей еще НАНОИНФОРМАТИКЕ. Этот феномен был «нежеланным ребенком» «холодной войны»: сеть задумывалась как система связи, которая, не имея единого Центра, выдержит атомный удар; ибо если нет головы, то враг в нее и не попадет, и не уничтожит… Но «анархистский потенциал» здесь присутствовал в самом замысле. Ныне очевидно, что Интернет отнюдь не склонен поддаваться любым попыткам надзора или даже цензуры. Он должен противиться им по самой своей сущности — что успешно и делает, а «анархисты информатики» на таком сопротивлении строят свои концепции. Билл Гейтс в свою очередь хотел бы, чтобы информация — самая разная — превращалась прежде всего в ТОВАР. Такая коммерциализация принесла ему миллиардное состояние — но подобное обогащение уделом всех обитателей планеты, разумеется, стать НЕ МОЖЕТ. Следует обратить внимание, что управление людскими умами и их обработка через информацию, собственно, уже в действии — следовательно, возможно и такое явление, как «всеохватывающая пропаганда».

Следует также учесть, что в даровой общедоступности информации капитал, несомненно, не заинтересован, и в мире сейчас имеет место тенденция «отоваривания» информационных ресурсов человечества. Но надо помнить, что помимо поставщиков информации людям нужны «поставщики» продуктов, энергии, средств производства, сырья, то есть материалов, необходимых для завоевания планеты и ее околокосмического пространства. Глобальная приватизация информационного рынка разными преуспевающими Microsoft’ами — это одна сторона медали. Другой, к счастью только предполагаемой, однако уже предугадываемой, явилось бы то, что Бретон называет «Чернобылями информатики». Речь идет о том, что сети всемирной в будущем связи возникают не без признаков хаотичности и путаницы, порожденных самой активизацией разрастания сетей. Рационально планирующий концептуализм решений здесь не всегда поспевает, часто напоминая как бы действия «пожарной команды» или службы «Скорой помощи», «неотложек», направляющихся туда, где возникают непредвиденные обстоятельства. Следовательно, Интернет и другие виды сетей могут оказаться ненадежны. И как это ни парадоксально, они подвержены опасности в большей мере именно тогда, когда начинают передавать, принимать и обрабатывать все возрастающую по объему «массу информации». Отчасти это еще метафорическое определение, но о «МАССЕ информации» в буквальном смысле, как приводящей в действие очень дорогостоящие вещи, я писал уже очень давно. Поэтому не только «терроризм в информатике» способен привести к новым «Чернобылям»: еще большая угроза может возникать пропорционально мере экономико-политической власти, отдаваемой в распоряжение сетей или им на хранение. Сети, с их «компьютерными узлами», не должны заменять собой библиотеки, как публичные, так и научно-университетские; они не должны ничего подменять собой, не должны оставаться единственным хранилищем информации. Монополизирующая концентрация в сетях ни полезной, ни абсолютно безопасной быть не может.

Итак, перед нами картина, скорее парадоксальная в своих крайностях: общество коммуникационно «объединенное», а вместе с тем крайне индивидуализированное, в котором дело доходит до «всесторонней умиротворенности», поскольку «физически» никто никому ничего дурного сделать не в состоянии, а цена этому — фактическое одиночество в электронном коконе. Жизнь становится «виртуальной», «фантоматизированной». Можно находиться в Лувре, в Гималаях, всюду, быть «кем угодно» (существуют даже «компьютерно-сетевые наркоманы», которые рассылают по сети свои фиктивные индивидуальные воплощения — в Тарзана, в девушку, в кролика…), но в «действительности» они постоянно пребывают на одном и том же месте. По-моему, это скорее дурная научная фантастика.

Сеть порой не объединяет людей, но, находясь в руках каких-либо монополистов, господствует над людьми и способна ими всесторонне управлять. Мой литературный критик Анджей Стофф метко заметил, что «вполне добродушного Большого Брата» (возможно, электронного, вроде Молоха отца Дюбарле, управляющего обществом) я изобразил в «Возвращении со звезд» в качестве «невидимого электрократа», который «лично» в романе отсутствует и даже в догадках героев ни разу не возникает, и, однако, его присутствие вроде бы логически вытекает из того факта, что определенные институты (например, так называемый «Адапт») способны постоянно отслеживать, как бы не вмешиваясь, любые самые незначительные поступки или начинания индивида (героя — но, возможно, не только его). Все, описанное в романе, может явиться делом случая, все происходящее может оказаться следствием «невмешательства судьбы», но есть там места, когда это неизвестное, неведомо от кого исходящее «всезнание» (а может, и всевластие?) дает о себе знать, хотя и достаточно деликатно… (Что, впрочем, выглядит уже как единственная явная догадка героя, когда, вернувшись «со звезд», он может сразу высадиться на Земле, но при этом ему приходится блуждать по кругам технологически совершенно непостижимой для него новой цивилизации, прежде чем поселиться в отеле, и, однако же, «власти» каким-то образом прекрасно осведомлены о его блужданиях…) Так вот, забавно, что этот «незримый тотальный контроль», осуществляемый — назовем ее так — «электрократией» (а тем самым и «Машину для очень мягкого по виду управления»), я выдумал, несмотря на то что не придумал ее. Это означает, что мне и в голову не пришла возможность предложенной А. Стоффом интерпретации происходящих в романе событий, «как-то само собой так написалось», и я напоминаю здесь об этой вещи не из стремления еще раз что-то предсказать, но единственно потому, что фабула «Возвращения со звезд» доказывает: «вездесущая электрократия» не может изначально стать некой формой тирании или диктатуры modo Orwelliano[5]. Она способна сделаться мягкой, может быть, ненавязчивой, даже незримой — пожалуй, только за исключением явно эсхатологических ситуаций, в которых ей следовало бы по меньшей мере на миг предстать в виде «электронного ангела-хранителя». Изо дня в день никто такого вмешательства не ощущал бы. А вывод из вышесказанного таков: мы никоим образом не можем находиться между двумя точками упомянутой французским теоретиком альтернативы. Как ни обернется дело, все произойдет иначе, нежели он себе представлял, поскольку мы пребываем в жизни и в многомерном мире между Добром и Злом, где Случайное и Неотвратимое тщательно перемешаны.

В любом случае не следует доверять опытным специалистам, погрязшим с головой в гуще информационной электроники. Вернее, следует усвоить, что каждое известное нам из истории появление новой, радикальной и безграничной возможности, сулящей технологические новшества, повсюду пробуждало надежды на то, что именно этим новшествам и выпадет роль Обновителя, Возбудителя и даже Спасителя человечества, ибо им суждено полностью изменить социальные отношения и привести к совершенствованию терзаемой самой собою человеческой цивилизации. Рано или поздно слишком односторонние и слишком внезапно вспыхнувшие восторги и ожидания поблекнут, миллиардные прибыли растают. Возможно, эффективный на каком-то историческом отрезке капитализм, со своим рынком предложения, отоваривания и спроса, отлаженно впрягающий изобретательские новации в колесницу финансовых и экономических доходов, перед этой очередной «сетево-информационной» революцией устоит и даже значительную ее часть сумеет обратить себе на пользу. Тем не менее будет слишком односторонним, монокаузуальным преувеличением провозглашать истинный Новый Век, New Age. По крайней мере три четверти, если не четыре пятых всего человечества почти целиком останется за пределами «сетевого охвата», и ширящийся разрыв между этим бедным и голодающим большинством и мнимым «сетевым миром» (Worldweb) явит свои масштабы — а ведь подобное разделение не должно, не может полностью разделить обитателей Земли надвое! Переработка данных не должна превращаться в мономанию развлечения и работы, яви и сновидений, мы не можем допустить, чтобы все человеческие деяния были полностью подчинены держателям информации, поскольку это означало бы либо агонию, либо конец непрерывного преобразования цивилизации многих верований, многих традиций и многих культур. Мечты «цифровых энтузиастов» — это еще не конец истории и не начало настолько новой, чтобы все ценности необъединенных культур должны были затонуть в «серфинге», оказаться похороненными у провайдеров, а каждому индивиду стали служить серверы. Нельзя ни поглотить, ни переварить, будучи отдельной личностью, огромное количество информации, которое человечество уже успело накопить. Скорее с известной долей скептицизма, хотя и не без некоторой осторожности, стоит присмотреться к последующим превращениям этого едва только зарождающегося монстра, каковым для наших дедов и отцов неминуемо предстала бы «эпоха господства глобальной связи» и той ее сети, что жаждет уловить нас всех до единого…