Эпилог

Эпилог

Наступил 1937 год. Были арестованы несколько хороших знакомых отца, которые часто бывали у нас в доме. С ними отец иногда проводил досуг: играл в теннис, ездил на охоту, отмечал праздники. Помню как-то, когда я пришел из школы, взволнованная мама мне сказала: «Дима, что бы ни случилось с папой, что бы тебе о нем ни говорили, запомни одно: он самый честный и самый прекрасный человек на свете». Я очень любил отца, я был согласен с тем, что он лучший человек на свете, но я не понимал, что ему может угрожать. Однажды ночью на лестнице послышались тяжелые шаги кованых сапог и громкие голоса. Отец стал судорожно одеваться, мать накинула халат и зажгла свет, который разбудил меня. Брат продолжал спокойно спать. Родители обменивались короткими фразами. Одну реплику отца я запомнил на всю жизнь: «Можешь делать все, что посчитаешь нужным, только спаси детей». Шум за дверью усилился, но в дверь никто не стучал. Скоро я уснул, а когда проснулся, то обнаружил, что родители так и не ложились спать. Они сидели в другой комнате на диване и тихо разговаривали. Утром мы узнали, что той ночью арестовали нашего соседа, милейшего человека, немца по национальности, из которого позднее выбили признание, что он — «немецкий шпион».

Весной 1940 года, после войны с Финляндией, у отца возникли новые осложнения на работе: после очередного заполнения анкеты его лишили допуска к секретным документам. Отец ожидал ареста, однако и на этот раз судьба была к нему благосклонна: его просто уволили с завода, поскольку вся техническая документация там была секретной. Недоверие к нему, как и недоверие к соседу-немцу, вполне соответствовало духу времени. Удивляет другое. Соседа арестовали и объявили «немецким шпионом», отца же «только» лишили допуска, уволили с завода, но «белофинским шпионом» не объявили. Сегодня я не знаю, какой ангел-хранитель уберег от репрессий в то страшное время отца — потомственного дворянина, сына генерала, брата белого офицера, человека, имевшего «неосторожность» родиться в Финляндии.

Увольнение отца с завода при всей своей «гуманности» по сравнению с другими возможными решениями создало для нашей семьи большие трудности. Дело в том, что квартира, в которой мы прожили более десяти лет, была ведомственной, и теперь ее следовало освободить. После напряженных полугодовых поисков отцу удалось устроиться главным инженером на фабрику с громким названием «Производственный комбинат», на котором шили постельное белье для спальных вагонов и делали дешевую железную посуду для рабочих столовых. Располагался он на станции Левобережная Октябрьской железной дороги, в шести километрах от границы города того времени. Производственный комбинат имел три небольших жилых дома, в одном из которых отец и получил квартиру, состоявшую из двух комнат и кухни. В доме не было никаких удобств, кроме электричества, туалет находился во дворе, за водой нужно было ходить с ведрами на колонку, обогревалась квартира печкой, которую топили дровами.

1 июня 1941 года в воскресенье, за три недели до начала войны, родители решили устроить нечто вроде новоселья. Они пригласили на Левобережную тетю Ваву и ее дочь Нину. Вечером, когда мы всей семьей пошли провожать гостей на станцию, отец и тетя Вава вспоминали Виктора Дмитриевича, о котором вот уже пять лет не имели никаких сведений. Тогда они не могли знать, что тремя днями раньше в его семье в оккупированном немцами Париже родилась третья дочь, которую назвали Женевьевой. Именно ей, самой младшей из нас, выпала особая миссия в истории семьи — восстановить контакты между Москвой и Парижем. Произошло это почти через сорок лет после того, как из Москвы в Париж ушло последнее письмо, извещавшее Виктора Дмитриевича о смерти матери: в конце 1975 года Женевьеву, хорошо знающую русский язык, ее фирма послала в Москву на выставку «Нефтегазэкспо». Женевьева нашла самый простой путь поиска родственников: она обратилась в уличное справочное бюро и за двадцать копеек получила наши домашние адреса. К сожалению, самого Виктора Дмитриевича в это время уже не было в живых: он умер в Париже в 1971 году.

Встреча с Женевьевой имела для отца и тети Вавы очень важное значение. В конце жизни они узнали о судьбе брата, о событиях, которые произошли в Париже после 1936 года. Самым сложным временем, естественно, оказалось время немецкой оккупации. Генерал П. Н. Шатилов был арестован второй раз в жизни за то же «преступление», что и в 1918 году в Тифлисе, — за отказ сотрудничать с «новыми» властями. В этот раз он отказался помогать немцам в их войне против своей родины. Немцы продержали его несколько месяцев в тюрьме в городе Компьен под Парижем, но потом выпустили. Умер Павел Николаевич в 1962 году, похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Газета «Русская мысль» опубликовала в номере за 10 мая 1962 года некролог и большую статью, посвященную памяти генерала.

Виктор Дмитриевич всю войну жил и работал в Париже. Дениза с детьми в самый критический момент военных действий и последовавшей за тем капитуляции Франции находилась у родственников в Нормандии. Там обстановка была более спокойной. Время от времени она навещала мужа в Париже, а затем решилась окончательно вернуться домой вместе с детьми. Здесь в Париже она родила третью дочь — Женевьеву. После войны жизнь довольно быстро вошла в нормальное русло. Дениза пережила мужа на двадцать пять лет. Она умерла в 1996 году в возрасте девяноста лет.

Всю вторую половину жизни Виктор Дмитриевич не имел никаких сведений о нашей судьбе. Потрясения Второй мировой войны, критические публикации во французской печати о положении в Советском Союзе не внушали оптимизма. Неизвестность угнетала его так же, как она угнетала отца и тетю Ваву. Перед смертью, не очень надеясь на успех, он все же просил дочерей предпринять шаги для поиска родственников в Советском Союзе. Женевьеве удалось выполнить просьбу отца.

Теперь несколько слов о последнем периоде жизни старшего поколения в нашей стране. Он пришелся на годы, которые мы сегодня называем «застойными». Думаю, что для людей, на долю которых выпало столько потрясений (1917 год, Гражданская война, сталинский террор, Великая Отечественная война), этот период жизни был не худшим. У них быль «стол и дом». Они выполнили свой долг перед следующими поколениями: вырастили детей и дождались внуков. После стольких лет стресса они ложились спать спокойно, не опасаясь «ночных визитеров». Умер отец в 1976 году, через полгода после визита в Москву Женевьевы.

В девяностые годы, когда рухнул «железный занавес», у нас появилась возможность встречаться. Кузины дважды побывали в Москве, съездили в Санкт-Петербург, где прошли юношеские годы их отца. Мы посетили Париж. То, что не удалось бабушке и ее детям, осуществили внуки. Сейчас кроме бабушкиного альбома существует новый альбом с современными цветными фотографиями. Там можно найти фотографии кузин на Красной площади, на Арбате, на Костомаровском мосту и наши фотографии у подножья Эйфелевой башни, на Монмартре, на Елисейских полях.

Кузины оказали мне большую помощь в работе над этими заметками. Жизель перевела с французского языка воспоминания своего отца, охватывающие самый драматический период его жизни с 1913 по 1921 год, и написала продолжение. Женевьева выполнила технически сложную работу по ксерокопированию писем бабушки к Виктору Дмитриевичу (за прошедшие десятилетия они очень сильно выцвели, и их стало трудно читать). Наконец, я получил от кузин газету «The Bridgeport Evening Post» со статьей о похоронах дедушки, газету «Русская мысль» с некрологом и статьей, посвященной памяти генерала П. Н. Шатилова, ряд других материалов. Все это я использовал в своей работе.

…В 1996 году во время визита кузин в Москву с ними приехал Оливье, сын средней сестры Элен. Оливье живет в Канаде. Я попросил его съездить в Бриджпорт и поискать сведения о дедушке. Оливье выполнил мою просьбу. Он нашел старый коттедж, в котором жил дедушка, и его могилу на городском кладбище. Ему также удалось получить копию свидетельства о смерти дедушки. После Оливье на могиле дедушки побывали сначала кузины, а потом и я. Мне удалось попасть в Бриджпорт в 1998 году. Старое кладбище и дедушкина могила на нем оказались в прекрасном состоянии. Я сделал несколько фотографий, запечатлев надпись на памятнике, которую было невозможно прочесть на фотографии Павла Александровича Шишкова из бабушкиного альбома. Она гласит:

ВОЕННЫЙ ИНЖЕНЕР

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР

ДМИТРИЙ КОРОНАТОВИЧ

КОСТОМАРОВ

1858–1920

Год рождения дедушки указан неверно: он родился 15 октября 1857 года. Но разве можно в чем-то упрекнуть тех неизвестных мне людей, которые проводили дедушку в последний путь и воздали подобающие ему военные почести? Я благодарен всем, кто в течение семидесяти восьми лет содержал в идеальном порядке городское кладбище и ухаживал за дорогой всем нам могилой.

Мир праху твоему, дедушка.