Повести Кохановской. Москва. 1863 г. 2 тома

Повести Кохановской. Москва. 1863 г. 2 тома

«Совр.», 1863, № 9, стр. 67–83.

Рукопись не сохранилась. В ИРЛИ хранятся исправленные гранки, перешедшие из архива А. Н. Пыпина.

Рецензия на повести Кохановской (Н. С. Соханской) принадлежит к числу лучших критических выступлений Салтыкова. Она богата философским и методологическим содержанием и содержит справедливую оценку творчества писательницы.

Кохановская была сторонницей учения славянофилов. Салтыков дает сжатую оценку взглядов славянофилов в том виде и в той мере, как они отразились в разбираемых им произведениях. Насколько позволяют цензурные условия, он отвергает их религиозную основу, апелляцию к «какой-то таинственной силе», управляющей ходом дел мира сего. Реакционная националистическая концепция славянофилов, считавших себя защитниками русской «самобытности», восходила к немецким источникам, к шеллингианской и гегелианской философии, трактуемой в религиозно-консервативном плане. В системе и Шеллинга и Гегеля большую роль играют понятия необходимости и свободы, по терминологии рецензии понятия «безусловной покорности» и «свободного творчества». С одной стороны, Гегель обосновывал свободу, с другой — низводил ее на нет, растворял ее в воле абсолюта, или бога. Христианская мораль, которой пронизаны произведения Кохановской, также подводит читателя к необходимости покорности и смирения. Салтыков пишет: «По-видимому, между выражениями: «безусловная покорность» и «свободное творчество» существует противоречие, но это противоречие мнимое и легко улаживается посредством прибавления к последнему выражению слова «разумное»… таким образом, свобода жизненного творчества, которою обладает человек, является уже не просто свободою, а свободою разумно-покорною». Салтыков имеет в виду известную формулу Гегеля: «Все действительное разумно», которую правые гегельянцы и эпигоны великого мыслителя превратили в формулу: «Все существующее разумно», оправдывавшую и пережившие себя нравственные нормы, и строй социального неравенства, и политическую реакцию.

В истории русской общественной мысли гегельянство послужило одним из отправных пунктов, исходя из которого одни деятели пошли вперед, к революционной демократии, к наиболее зрелым формам утопического социализма, другие же обратились к буржуазному либерализму, к консерватизму или к философски обоснованному консерватизму — славянофильству. Это в известной мере и имеет в виду Салтыков, когда пишет, что критика, отрицание представляют «два выхода: один ведет назад, другой открывает дорогу вперед». Вперед пошли Белинский, Чернышевский, Добролюбов — и сам Салтыков. Назад от Гегеля пошли славянофилы — К. Аксаков и др. и повели за собой таких писательниц, как Кохановская.

В 60-х годах славянофилы, отстаивая православие и самодержавие, стали искать поддержки своих позиций «в огне и мече», что понимал даже Достоевский (см. редакционную статью в журнале Достоевского «Время»: «Девятнадцатый нумер «Дня», 1862, № 2). Но было среди славянофилов и народолюбивое крыло, приближавшееся к некоторым оттенкам народничества. Славянофильское народолюбие явственно отразилось в творчестве Кохановской, что и объясняет мягкий тон критики Салтыкова.

Очень важно рассуждение Салтыкова об отношении интеллигенции («пропагандистов-образователей») к народной массе. Оно имело в 60-х годах весьма актуальный характер. Разновидность славянофилов, «почвенничество» (лидерами которого были Достоевский, Ап. Григорьев, Страхов, Данилевский и др.) призывало интеллигенцию духовно разоружиться и преклониться перед уровнем тогдашнего «народного» сознания. Если нельзя возвысить народ до себя, то надо самому опуститься до его уровня, то есть до его тогдашней отсталости и темноты, — доказывал Достоевский.

«Не многому могут научить народ мудрецы наши, — писал Достоевский в «Записках из Мертвого дома», — даже утвердительно скажу — напротив: сами они еще должны у него поучиться».[60] С этими и подобными ему взглядами Салтыков и спорит энергично, в том числе и в разбираемой рецензии.

В рецензии на повести Кохановской ясно обнаруживается родство критики Салтыкова с критикой Добролюбова.

Реальная критика, писал Добролюбов, не судит писателя по его намерениям, по его «силлогизмам». Она «относится к произведению художника точно так же, как к явлениям действительной жизни: она изучает их, стараясь определить их собственную норму, собрать их существенные, характерные черты». Она ищет действительный взгляд писателя на мир, «служащий ключом к характеристике его таланта», «в живых образах, создаваемых им» («Темное царство». — Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 5, М. —Л. 1962, стр. 20, 22).

Кохановская, принадлежавшая по своему мировоззрению к направлению славянофилов, печаталась в «Русском вестнике» Каткова и во «Времени» Достоевского. Убедительно опровергнув «бедные и фальшивые» воззрения Кохановской, Салтыков делает, однако, следующий вывод: «…но здесь не в них и дело…описываемая автором жизнь именно такова; она именно составлена из насильств и лжей, которые, однако ж, вследствие известных условий, не признаются ни насильством, ни ложью. Что нужды до того, что ни сама героиня, ни автор за нее не протестуют: за них протестует сама судьба героини». Вполне в духе Добролюбова, Салтыков не отождествляет художественного мышления писателя с его публицистическим мышлением. Он ищет и находит «собственный взгляд» художника не в его публицистических намереньях, а в созданном последним образном мире, хотя и понимает, вслед за Добролюбовым, что уродливое мировоззрение может в той или иной мере отразиться на правдивости и совершенстве мастерства писателя. Так и Кохановская к реальной драме существования подневольного человека пришивала «славянофильский водевиль».

Стр. 370. «..истина призрачна», «…мир призраков». — Понятия «Призраки» см. в т. 6 наст. изд. и в книге: В. Кирпотин. Философские и эстетические взгляды Салтыкова-Щедрина, М. 1957, гл. «Призраки».

Стр. 371…будет искать в будущем те идеалы, в которых отказывает разорванное и колеблющееся настоящее. — Ср. со следующими словами Салтыкова: «Литература провидит законы будущего, воспроизводит образ будущего человека» («Современная идиллия»).

Стр. 372. Высший общественный идеал заключается… в том, чтобы интересы частного лица и интересы общества шли рука об руку, не только не мешая друг другу, но взаимно друг другу помогая. — Здесь формулировка высшего общественного идеала совпадает у Салтыкова с формулировкой Герцена. «Понять всю ширину и действительность, — писал Герцен, — понять всю святость прав личности и не разрушить, не раздробить на атомы общество — самая трудная социальная задача. Ее разрешит, вероятно, сама история для будущего, в прошедшем она никогда не была разрешена» (А. И. Герцен. Письма из Франции и Италии. — Собр. соч., т. V, изд. АН СССР, 1955, стр. 62).

Стр. 373. Здесь вся суть заключается единственно в непосредственной силе таланта, и чем выше эта последняя, тем более даст она правды читателю, даже, быть может, и помимо воли самого художника. — Взгляд на значение таланта, выраженный Салтыковым в рецензии на сочинения Кохановской, совпадает со взглядом Добролюбова, который писал: «Талант есть принадлежность натуры человека… он не отдаст себя на служение неправде и бессмыслице, не потому, чтобы не хотел, а просто потому, что не может, — не выйдет у него ничего хорошего, если он и вздумает понасиловать свой талант» («Луч света в темном царстве» — Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 6, М. —Л. 1963, стр. 313).

Стр. 375…источник сочувствия к народной жизни, с ее даже темными сторонами, заключается… в том… что в ней одной заключается все будущее благо, что она и в настоящем заключает в себе единственный базис, помимо которого никакая человеческая деятельность немыслима. — В рецензии на повести Кохановской Салтыков уже в совершенно зрелом виде формулирует понимание народа, легшее в основу всей его дальнейшей литературной деятельности (см., например, неотправленное письмо в редакцию «Вестника Европы» в апреле 1871 г. по поводу «Истории одного города»).