Стефан Цвейг глазами Григола Робакидзе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Стефан Цвейг глазами Григола Робакидзе

ПРИМЕЧАНИЕ К ТЕМЕ

В 2004 году мы с Костей Азадовским подготавливали к печати письма грузинского писателя Григола Робакидзе к Стефану Цвейгу. Сами письма, написанные по-немецки, Костя обнаружил в архиве Цвейга, перевел и прокомментировал, а я написала биографическую статью, название которой — «Триумф и трагедия Григола Робакидзе» — тоже предложил Костя.

Наш материал появился в тематическом номере журнала «Звезда», посвященном немецкой культуре[673]. Объем журнальной публикации не позволил включить все письма и комментарии; в том числе не попали в нее комментарии, связанные с историей личного знакомства писателей, которое состоялось в Москве в сентябре 1928 года, в дни столетнего юбилея Льва Толстого.

Предлагаю вниманию читателей небольшой отрывок из написанного в форме дневника очерка Гр. Робакидзе «Дни Толстого» (очерк опубликован в 1928 году на грузинском языке в тбилисском журнале «Мнатоби»[674]). Приводимая ниже дневниковая запись датирована 13 сентября[675]. В первую половину этого дня участники торжеств возвращались на поезде в Москву из Ясной Поляны, а затем знакомились с культурной жизнью столицы. Текст печатается с небольшими сокращениями. Всемирно известные имена не комментируются.

Сентябрь 13. Четверг.

Едем в Москву. Устал от бессонницы. Цвейг хорошо выспался и теперь добродушно подшучивает: «Ну, что, утомились, грузин?» Что на это ему ответить? Цвейг начинает капризничать, как европеец: «Оказывается вчера могли в пять часов уехать из Ясной.

Поезд был. Если б только знал. Теперь весь день пропал. Сколько времени потеряно». Американский профессор Дан[676] улыбнулся. Он не теряет времени. Как должно быть, так и будет.

Держит в руках раскрытую тетрадь и записывает все интересное. Перс[677] считает, что перешел в нирвану и потерянного времени не существует.

Цвейг переходит из купе в купе. В вагонах много дам из дипломатических кругов. Беседует, развлекает. В этом он неподражаем. Иногда и в наше купе заглядывает. Достает портсигар и угощает египетскими папиросами. Изредка литературная беседа. Цвейг не любит говорить о литературе, возможно, потому, что переполнен новыми впечатлениями. Однако иногда все же возвращается к этой теме. Делится своими взглядами на писателей.

Выше всех ставит Ромена Роллана. Благоговеет перед его именем. Пленен его нравственным гением: «Удивительно, — размышляет Цвейг, — тех, кто горит борьбой, природа лишает физической силы. Роллан такой и Барбюс тоже больной — борятся и горят, истлевают». Марсель Пруст, по мнению Цвейга, замечательный писатель. Его психологический анализ неподражаем. Разлагает мир на пласты и освещает завесы познания. Тут я добавляю: «Подчас, однако, это вызывает неприятные ощущения». Цвейг улыбается: «О, это верно. Часто Пруст слишком много внимания уделяет деталям». Я спрашиваю: «Нравится ли Вам Мигуэль де Унамуно[678], испанский писатель родом из басков?» Цвейг поводит бровью: «Интересно, если Вам угодно, очень интересно, но не более того». Беседа переходит на современную французскую литературу. Я интересуюсь, кто сейчас самый интересный из молодых писателей. Цвейг задумчиво говорит: «Сейчас во Франции много хороших писателей, но, за исключением Роллана, ни одного выдающегося». Говорим о стиле. Я выдвигаю Андре Сюареса[679] как последнего отшлифованного представителя латинского гения. Сюарес товарищ Роллана по школе. Цвейг со мной согласен, но от себя добавляет: «Как стилист, сильнее Дюлте»[680]. Фамилию я плохо расслышал. С этим писателем не знаком. Коснулись романа-биографии и в связи с этим Андре Моруа: «Не нравится, — сказал Цвейг, — Дизраэль[681] не получил у него драматического величия». Да и как человек Моруа не нравится Цвейгу.

Восхищается своим товарищем Джеймсом Джойсом, автором «Улисса», называет эту книгу гениальной. Я не соглашаюсь: «Прочел эту книгу, точнее, отрывки из нее в немецком переводе. Ничего гениального не нахожу». Цвейг объясняет: «Джойса надо читать по-английски. У него гениальный язык. И вообще это произведение хаотично». Я подумал, что было бы хорошо, если бы Цвейг со стороны языка мог узнать Андрея Белого. Андрей Белый, однако, тоже был отмечен. Из современной русской литературы Цвейг в первую очередь назвал «Серебряного голубя»[682]. И несколько раз повторил: «Великолепно, великолепно». Из других современных русских авторов похвалил Фадеева[683] и Пильняка[684].

Тот же день 13 сентября. Первый час пополудни.

Уже поклонились Москве. Обедаем. Цвейг пошел осматривать музеи. Последующая справка. В Третьяковской галерее он увидел Пиросмани. Одна картина художника ему очень понравилась. Я попросил в Государственном издательстве в Тбилиси, чтобы Цвейгу послали монографию о Пиросмани[685]. Издательство отправило последний экземпляр. И последняя справка. На днях получил письмо от Цвейга. Очень благодарен за альбом. Называет художника «великим Пиро», его работы — изумительными: «Мне кажется, для Европы он будет открытием», — добавляет в том же письме.

В тот же день. Уже в Москве.

Цвейг должен встретиться с Горьким. В газетах было объявлено, что Горький по болезни уехал из Москвы. Это, возможно, сделано для того, чтобы его не беспокоили посетители. Свои, однако, знают, что Горький в Москве. Цвейг умудрился договориться с ним о встрече. Назначена на восемь часов вечера[686].

Я пошел в Камерный театр. После встречи с Горьким туда должен был подойти Цвейг. Шла пьеса «Любовь под вязами»[687].

Через час пришел Цвейг. Играла Алиса Коонен[688]. Она знала, что в зале будет присутствовать известный австрийский писатель — и не повела головой. Цвейг взволнованно шептал: «Великолепно, замечательно». После спектакля режиссер А. Таиров устроил небольшой ужин. Его квартира там же, в здании театра. Алиса Коонен и Стефан Цвейг беседовали о европейском театре и артистах[689]. Тут же присутствовал один француз, живущий в Советском Союзе, который читает где-то курс то ли французского языка, то ли литературы. Он объявил: «Недавно в одном институте заполнялись анкеты, кого из иностранных писателей больше всего читают. Наибольшее количество голосов получил Стефан Цвейг». Цвейг покраснел. Стесняясь, сказал: «Надеюсь, что такой счет долго не продержится».

Цвейг устал. Вскоре уходим.

____________________

Перевод с грузинского Т. Никольской