Что увидел правительственный чиновник

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Что увидел правительственный чиновник

Чарлз Нджобо смотрел на тело. Он знал, что люди из этой экспедиции не были первыми, кто его обнаружил, потому что возле тела не нашлось никакого оружия. Он еще мог поверить, что за многие годы сгнила одежда существа, но только не оружие. Кто-то его забрал.

Почему он был настолько в этом уверен? Потому что принадлежал к племени занаке и потому что родился в Танзании. А до образования Танзании здесь жили просто племена — народ занаке эксплуатировали арабы, потом немцы и британцы, его завоевывали масаи, найди и полдюжины других племен. Затем они стали танзанийцами, и кенийцы доминировали над ними экономически. Потом произошло вторжение угандийцев Иди Амина, и могучие силы Европы все еще командуют здесь. Поэтому существо это, разумеется, было инопланетянином, явившимся, чтобы покорить его народ. Разве не для этого появлялись здесь все прочие?

Чарлз Нджобо был вторым слепцом.

* * *

Его звали Жонд Матока, и это был его континент. В смысле, континент, за который отвечал он. На прочих участках суши вели разведку другие члены его расы — нащупывали слабые места, наносили на карты населенные пункты, оценивали способность к обороне. Но Африка, как называли континент его обитатели, оставалась за ним.

Поначалу его смутило физическое разнообразие разумных существ, потому что на его планете, как и почти на всех, где он проводил разведку для военных, в случае незначительных вариаций — цвет кожи, количество конечностей, текстура кожи, что угодно, — одна раса становилась доминантной и уничтожала конкурентов. Для Матоки это был естественный порядок вещей. Однако здесь, хотя доминантной вариацией (или видом) был черный цвет кожи, имелись существа красные и коричневые, горстка желтых и один тип с кожей от розовой до смуглой, и все они жили на одном континенте.

Такой порядок вещей противоречил его опыту, и он решил, что следует узнать больше об этой расе, называющей себя людьми, и лишь потом посылать отчет на материнский корабль.

Он провел неделю в Египте, переходя из города в город лишь по ночам, закутанный в арабскую одежду и тюрбан. Как и любого туриста, его поразили пирамиды и развалины в Карнаке и Луксоре. Но как Матока ни старался, он не смог найти никаких признаков расы, которой требовались бы такие массивные двери или гигантские троны. Он добрался до Абу-Симбела, где увидел двадцатиметровые статуи Рамзеса II и почти такого же размера статуи Нефертари, и в конце концов пришел к заключению, что эта раса гигантов или вымерла, или покинула Землю, чтобы поселиться на другой планете (или завоевать ее). С учетом их размеров, для него была невероятна сама мысль, что гигантов победили относительно маленькие существа, населяющие теперь этот континент.

Вдоль Нила он проследовал до Уганды, потом отошел от реки и стал осматривать города, анализируя их оборонительные возможности. Кампала не представляла угрозы для сил вторжения, и он связался с материнским кораблем, спросив, куда ему следует направиться дальше. На орбите не знали названий городов или стран, но там могли разглядеть искусственные сооружения и измерить нейтринную активность, а на основе этой информации послать его в те города, которые, как им казалось, обладали наибольшими возможностями для отражения согласованной атаки.

Из Кампалы его направили на восток, через гору Элгон и мимо огромной рифтовой долины — в Найроби. Как и во всех обследованных городах, днем он отсиживался в укромном месте и вышел только после полуночи, когда почти весь город спал, а тех, кто не спал, можно было с уверенностью разделить на злоумышленников и полицейских.

Он отыскал дрыхнущего в переулке пьянчужку, избавил его от племенной одежды и напялил ее на себя. Он видел, что другие мужчины ходят в шляпах и тюрбанах, и тоже не отказался бы от головного убора, но пришлось обходиться тем, что удалось раздобыть.

Самым высоким зданием, возвышающимся над всеми прочими, был недавно завершенный конференц-центр «Кениятта», начатый в 1969 году и достроенный лишь в 1973-м. Он осмотрел его как можно тщательнее, не входя в здание, но не смог заметить каких-либо признаков датчиков, радаров или орудий — и все же он знал, что они должны быть. Для разумных существ война — естественное состояние, а это здание наверняка станет ценнейшей добычей для армии завоевателей.

Он настолько увлекся поисками замаскированных оборонительных устройств и вооружения в этом здании, что не заметил двух людей в форме, вышедших из бара отеля «Нью-Стенли» всего в квартале от того места, где он затаился в темноте.

— А это еще что за чертовщина? — спросил один из них.

Матока обернулся, увидел их и застыл.

— Господи! — воскликнул второй. — Надеюсь, это все-таки человек, просто слишком много выпил.

— Это не человек!

— Я боялся, что ты это скажешь.

— Доставай пушку и давай выясним, что это такое, — сказал первый, вытягивая пистолет из кобуры.

Не дождавшись выстрела, Матока понял: они достали оружие, чтобы его запугать или для самозащиты. Он знал, что может убить обоих быстрее, чем они выстрелят, но сознавал также, что тогда туземцы поймут — против них действует раса, обладающая более совершенными технологиями. Вряд ли они смогут что-либо противопоставить его оружию, но Матока не собирался пускать его в ход против двух пьяных людей, рискуя ошибиться в своих предположениях.

Он метнулся за ближайшее здание. Полицейские бросились в погоню. Он слышал, как они его нагоняют, огляделся в поисках двери, но не увидел ни одной, явно не запертой, — а он не мог рисковать и дергать двери в поисках открытой, — и тогда в последний момент нырнул в огромный металлический мусорный бак. Наверное, он принадлежал ресторану, потому что был наполнен кое-как завязанными пластиковыми мешками с остатками человеческой еды. Воняло там тошнотворно, но он замер, услышав, как полицейские подбежали, остановились и затеяли разговор.

— Куда он подевался? — спросил один.

— Может быть, нам померещилось? — с надеждой отозвался другой.

— Я его видел. Ты его видел. Не могло же нам померещиться одно и то же.

— А может, и могло. Какого цвета был твой?

— Ну… вроде бы темно-серый.

— А мой был бурый.

— И то, и другое очень похоже, когда смотришь издалека в два часа ночи.

— Сколько ног?

— Две руки, две ноги, как у нас.

— Во что он был одет?

— Не знаю. Когда я его четко увидел, он уже бежал со всех ног к этому переулку. — Пауза. — Так что будем делать? Если сообщим, то надолго загремим к психоаналитику, и если он нам не поверит — а у него не будет причин нам верить, — то можем схлопотать срок за пьянку.

— Сам знаю. Пожалуй, лучше обо всем забыть. Он ведь нам не угрожал.

— Значит, договорились?

— Заметано.

И полицейские направились обратно к отелю.

— Как думаешь, что же мы все-таки увидели?

— Не знаю.

— Может, шимпанзе? Или гориллу?

— В одежде? — рассмеялся напарник. — Тогда это будет первая одетая обезьяна, замеченная в Кении, не говоря уже о Найроби. Кстати, а что шимпанзе или горилле делать в Найроби?

— Точно. Пожалуй, лучше нам договориться прямо здесь и сейчас, что мы ничего не видели.

Когда их голоса стихли, Матока выждал еще пять минут, убеждаясь, что люди не вернутся, а затем выбрался из бака. Хотя объедки и были в мешках, ему все же пришлось стряхнуть с себя обрывки салатных листьев и апельсиновые корки.

Он шагал на юг, пока не миновал коммерческий сектор города и не оказался в районе обшарпанных и убогих зданий. Остановившись в переулке между двумя рядами лачуг, отчаянно нуждавшихся в ремонте, он прижал большой палец к вживленному в шею чипу.

— Да? — раздался голос в его голове.

— С сожалением докладываю, что меня сегодня ночью заметили.

— Очень плохо, Жонд Матока, — отозвался голос с корабля.

— Прошу указаний. Я нахожусь в городе с населением около шести миллионов. Двое людей, заметивших меня, решили не сообщать об инциденте. Следует ли мне оставаться здесь?

— Нет.

— Куда мне направиться?

— На юге от тебя есть большой город. До него чуть больше 400 миль. И раз уж ты начал на севере континента, логично и дальше продвигаться на юг.

— Понято и подтверждено, — сказал Матока, снял палец с чипа и прервал связь.

Он снова зашагал на юг. Несколько человек увидели его — или его силуэт, — но было очень темно, а обитатели трущоб не имели привычки вызывать полицию. Через час он наткнулся на велосипед, даже не привязанный цепью. Поколебавшись секунду-другую — пришелец никогда еще не ездил на велосипеде, — он его позаимствовал. Матока знал, что в подобных районах о кражах не заявляют, равно как и о незнакомцах, бродящих глухой ночью по улицам. Бывший владелец, скорее всего, украдет велосипед у соседа.

Матока знал, что не может двигаться по дорогам или рядом с ними, а по кочковатым и перегороженным частыми изгородями полям далеко не уедешь, поэтому он бросил велосипед, добравшись до южной окраины города за час до рассвета.

Оглядевшись, он увидел большое здание, перед которым выстроились грузовики. Он осторожно подошел к нему и присмотрелся. Кажется, это была какая-то фабрика, но что здесь делали, он понять не мог, потому что со своей точки видел лишь отгрузочную площадку, забитую сотнями огромных деревянных и картонных ящиков.

Машины стояли с откинутыми задними бортами. Какой-то старик, сидя за рулем погрузчика, устанавливал коробки в кузов. Других людей он здесь не увидел. У Матоки возникла проблема — как определить, какой из грузовиков поедет на юг, но в конце концов он с ней справился. У каждого автомобиля имелась номерная табличка. Машин он насчитал шестнадцать. У тринадцати таблички были одного цвета, у двух — иного, а еще у одного — третьего.

Логика подсказывала, что все эти тринадцать грузовиков из Найроби, или как минимум из страны, где находится Найроби и которая называется Кения. Найроби расположен в южной части страны, поэтому, вероятно, два грузовика с одинаковыми табличками приехали из соседней южной страны, а еще один — из страны на севере или западе.

Матока посмотрел на небо. Через полчаса рассветет, и он уже не сможет забраться в один из грузовиков незамеченным. Тогда Матока терпеливо дождался, пока водитель погрузчика отъедет подальше от выбранной им машины, и быстро забрался в кузов. Там он передвинул несколько ящиков, освободив место, где можно сидеть и даже лежать, если поездка окажется слишком долгой и утомительной. Затем убедился, что никто не стоит позади грузовика, и приготовился ехать.

Словно по заказу, на рассвете пришел водитель, поднял задний борт, сел в кабину и тронулся в путь. Всю дорогу Матока размышлял, как ему поступить, когда его транспорт остановится и начнется разгрузка ящиков.

Спустя два часа машина замедлила ход и остановилась, но кузов никто не открывал, и через двадцать минут грузовик покатил дальше. Конечно, Матока не мог этого знать, но водитель всего лишь остановился на границе с Танзанией.

Еще через час он притормозил снова, на этот раз в городе Аруша. Матока съежился в углу, сжимая оружие. В тот момент он пожалел, что не отправился в путь пешком, шагая по ночам, — но явно запоздал: задний борт уже откинули.

— Что ты нам привез? — послышался голос.

— Две кровати и пять стульев, — ответил водитель. — Вот накладная.

— А бронзовую лампу?

— Насчет лампы ничего не знаю.

— Ладно, зайди, а я пока позвоню твоему шефу и выясню, что там с лампой. Если ты голоден, можешь перекусить, а потом разгрузим мебель.

— Вот и хорошо, — согласился водитель, и Матока услышал, как двое уходят. Он подождал пару минут, потом осторожно высунул голову. Вокруг — ни души. Он быстро выбрался из кузова и спрятался за небольшой хижиной. Но и это убежище показалось ему ненадежным: оглядываясь по сторонам, он перебежал грунтовую дорогу и оказался на пустом поле, заросшем высокой, по пояс, травой. Там он улегся на живот и стал ждать темноты.

С наступлением ночи он опять связался с кораблем и доложил обстановку.

— Оставайся в укрытии еще два дня, — приказал голос, звучащий в его голове. — Ситуация может измениться.

— Каким образом? — спросил Матока.

— Не знаю. Мне только известно, что поступил приказ остановить все операции и ждать дальнейших указаний.

— Когда выйти на связь?

— Через три дня.

Разговор завершился, и Матока осмотрел окрестности. Возвышаясь над всем и заполняя горизонт, вдали стояла Килиманджаро, сияя в лунном свете снежной шапкой. Кроме снега, он сейчас ничего разглядеть не мог, но еще днем заметил, что ее склоны заросли густым лесом. Значит, он сможет прятаться между деревьями, сколько понадобится. Матока предположил, что там могут оказаться какие-нибудь городки или деревни, но на такой огромной горе обойти их не составит труда.

И он отправился в путь, прибавив шагу, чтобы добраться до леса у подножия еще до рассвета, и это ему удалось — даже с запасом в час. Он свернул с дороги — Матока не сомневался, что она пройдет через несколько деревень на склоне, — и теперь неторопливо двигался в направлении вершины, оставаясь в густом лесу.

Поднявшись примерно на тысячу метров, он услышал низкое рычание, обернулся и увидел перед собой льва. Тот был почти лысым: колючие кусты выдрали ему большую часть гривы, а на теле виднелось несколько шрамов. Лев чуть заметно прихрамывал, и хотя Матока ничего не знал об этих животных, но понял, что зверь слишком слаб, чтобы одолеть крупную добычу, а потому охотится на все, что сможет отыскать, включая людей.

Матока медленно достал оружие. Он не собирался пускать его в ход без крайней необходимости. И не только из экономии зарядов. Он не хотел, чтобы местные, наткнувшись на труп льва, поняли, что тот убит незнакомым оружием. Матока медленно пятился, лев неторопливо приближался и вдруг, взревев, набросился на человека. Матока нажал на спуск, и лев рухнул замертво.

Матока хотел было оттащить труп на каменистый участок и спрятать его там, но лев оказался слишком тяжелым — килограммов под двести. Оставив его на месте, Матока продолжил подъем.

На высоте двух тысяч метров на него напал носорог, а еще через полкилометра едва не застал врасплох леопард. Матоке стало ясно, что лес таит слишком много опасностей и надежнее будет еще подняться. Чуть выше трех тысяч произошла стычка с одиноким слоном, но потом на него уже никто не нападал, хотя следы леопардов виднелись вплоть до нижней кромки снега.

Вечером третьего дня пребывания на Килиманджаро, бредя по голому склону чуть ниже снежной границы и кутаясь в теперь уже драную одежду, он прижал палец к чипу на шее и послал вызов на материнский корабль.

— Говорит Матока.

— Я знаю, кто ты, — услышал он ответ. — Ты все еще прячешься?

— Да. Но у меня кончаются заряды, а местная пища, которую я могу усвоить, растет ниже по склонам, где меня могут заметить. Когда я смогу или продолжить путь на юг, или вернуться на корабль?

— Мы пока не знаем.

— А в чем проблема?

— Ситуация не ясна. Очевидно, наши колонии на Мальпуре и Самангиаре подверглись нападению. Они должны защититься самостоятельно, не вызывая на подмогу корабли Центра, но пока нам приказано оставаться наготове.

— Когда мне выйти на связь снова?

— Через пять дней.

— Пять дней?!

— Если какие-либо новости появятся раньше, мы с тобой свяжемся.

— Только не забудьте. Я замерз и проголодался, к тому же у меня осталось очень мало зарядов.

И тут Матока встретился взглядом с леопардом. Видимо, зверя привлек звук его голоса. Он знал, что может выстрелить всего три или четыре раза, поэтому остался неподвижным.

Запах чужака отличался от запаха любой добычи, на какую леопард когда-либо охотился, и Матока надеялся, что это собьет с толку большую кошку. Но на такой высоте у хищника было очень мало потенциальной добычи, и он все же начал приближаться к своей жертве. Матока потянулся к оружию, его внезапное движение спровоцировало атаку, и он едва успел убить леопарда.

В следующие два дня он уложил еще двух леопардов и убедился, что зарядов у него больше нет. Он пробовал есть листья и кору разных деревьев, но не смог их переварить и усвоить. Ослабевший, мучимый тошнотой, он сознавал, что не выдержит атаки еще одного хищника, и тогда поднялся на снежную шапку.

Он сомневался, что протянет еще три дня, и попытался вызвать корабль. Но в ответ услышал лишь записанное сообщение: «Мы свяжемся с вами, когда ситуация изменится. Существует вероятность, что за нами следят. Не нарушайте радиомолчание».

Связь прервалась. Матока взглянул вверх, на ледовую шапку. Там должны быть какие-нибудь пещеры. Хоть что-нибудь, где можно укрыться от этого жуткого холода. Может быть, и что-нибудь съедобное отыщется. Тут и там сквозь пелену снега торчало дерево или куст. Возможно, хоть какое-нибудь из них окажется съедобным.

А может, и нет. Он с тоской посмотрел вниз — на лес, который столь торопливо покинул. Пусть у него теперь нет оружия, но может быть, на дереве он окажется в безопасности. Матока попытался вспомнить, умеют ли леопарды лазать по деревьям.

Он сделал несколько шагов вниз по ледовой шапке. Затем посмотрел вперед. Там стоял леопард, как раз на границе снега, и смотрел на него голодными глазами.

Вздохнув, Матока развернулся и снова полез по снегу на гору. Там должны быть пещеры, а сейчас он был готов позабыть о голоде, если сможет укрыться от пронизывающего ветра.

После часа подъема он понял, что слишком слаб, чтобы двигаться дальше. Впереди могли отыскаться пещеры, но он уже знал, что никогда их не найдет. Его единственной надеждой остался корабль. Он сел на снег, машинально отметив, что ноги утратили чувствительность от холода, и нажал на чип.

На этот раз ответа он не дождался, даже приказа хранить радиомолчание.

Теперь ситуация выглядела столь же унылой, как вершина горы. Он пытался не спать, но ощущал, как ускользает сознание.

— Они со мной свяжутся, — пробормотал Матока, медленно опускаясь на бок. — Я один из них. Они меня здесь не бросят. — И, в последний раз закрыв глаза, он еще раз прошептал: — Они со мной свяжутся.