V

V

Севастопольскимъ разгромомъ кончился дворянскій періодъ русской культуры. Буря всколыхала русское море до дна, во вс?хъ слояхъ его. Непочатыя глубины пошли наверхъ. Кр?постное право зашаталось и рухнуло. Россія не могла и не хот?ла бол?е оставаться государствомъ ни военнымъ, ни дворянскимъ. Кличъ всесословности проносится надъ страною, вызывая къ жизни рядъ либеральныхъ, уравнительныхъ реформъ Алексавдра II. Развитіе ихъ непродолжительно. Ч?мъ дал?е, т?мъ бол?е самодержавное правительство чувствуетъ себя на пути ложномъ, — едва дана реформа, какъ въ ней уже раскаиваются и пытаются ограничить ее попятными м?рами. Къ концу шестидесятыхъ годовъ маски сброшены: правительство Александра II повернуло къ открытой реакціи. Но было поздно да и никогда не было рано: время требовало своего, выросшее и огромно расширенное общество искало правъ, и когда монархія отказалась довершить реформы, ихъ взялась дать Россіи революція. Для нея кончился легендарный періодъ романтической красоты, начатый декабристами и продолженный лондонскими изгнанниками. Революція изъ литературы перешла въ жизнъ и потребовала къ отчету и въ свои ряды вс?хъ, кто въ нее в?рилъ. Она кипитъ полв?ка, тяжкими героическими жертвами слагая свои мученическія поб?ды и все, что сохранилось и вновь выростаетъ порядочнаго въ политическомъ стро? Роесіи, обязано своимъ происхожденіемъ ей, потому что вынуждено страхомъ предъ нею. Мы живемъ въ самый обостренный ея періодъ, наибол?е мученическій и наибол?е поб?доносный. Хочется в?рить, что близко берегъ. Хочется в?рить, что вс? частичныя поб?ды революціи скоро сольются въ одной великой общей поб?д?, которая осв?титъ наше отечество солнцемъ народнаго правительства, свободно сложеннаго вс?ми расами, націями, испов?даніями, сословіями и профессіями великой русской громады, въ равномъ представительств? обоихъ половъ.

Оглянемся на колоссальную роль женщины въ воинственномъ пятидесятил?тіи русской революціи. Дворянскій политическій крахъ заставилъ искать другихъ общественныхъ слоевъ, куда бы перем?стить надежды Россіи, не только т?хъ великихъ «кающихся дворянъ», которымъ русскій народъ обязанъ первыми программами и кодексами своея свободы, — необходимость устремиться въ глубь отчасти понимали и люди правительства. Пятидеслтые годы — счастливая пора изученія русской народности. Литературная группа беллетристовъ-этнографовъ, покровительствуемая великимъ княземъ Константиномъ Николаевичемъ, славянофилы «Русской Бес?ды», поб?доносные семинаристы и разночинцы прогрессивныхъ группъ равно ищутъ вародныхъ слоевъ, годныхъ подъ фундаментъ новаго общественнаго зданія.

Ищутъ народности географически, ищутъ ея сословно и, по пути, открываютъ женщину низшихъ русскихъ классовъ — забытую чуть не съ в?чевыхъ временъ. Островскій находитъ ее въ купечеств? и пишетъ «Грозу», прив?тствуемую Добролюбовымъ, какъ «лучъ св?та въ темномъ царств?«. Писемскій — въ крестьянств? и создаетъ «Горькую судьбину», которую, и сорокъ л?тъ спустя, невозможно смотр?ть безъ волненія. Марко Вовчекъ пишетъ протестующую поповну. Мельниковъ-Печерскій одною рукою, чиновичьею, беретъ взятки съ раскольниковъ и ломаетъ старообрядческія часовни, a другою, литераторскою, славитъ игуменій и скитницъ той самой двуперстной в?ры, которую онъ гонитъ, какъ богатырскія кряжевыя натуры, полныя нетронутой почвенной силы: какія-то Мар?ы-посадницы будущаго! Помяловскій бросился съ «Молотовымъ» и «М?щанскимъ счастьемъ» въ мелкое чиновничество, выбранился по пути «кисейною барышнею», но и зд?сь нашелъ и Надю, и Леночку, св?жія, д?вственныя силы большого характера, ищущія новой жизни. Сразу всплыла со вс?хъ угловъ русская женская жизнь, таившаяся подъ спудомъ, и всюду, на вс?хъ пунктахъ жизни, оказалась она одинаково полною громкаго протеста, одинаково ищущею выхода изъ мрака къ св?ту, одинаково враждебною насиліямъ старины и алчущею свободы, знанія и самостоятельной д?ятельности. Сводя счеты съ царствованіемъ Николая I, наблюдатели съ изумленіемъ вид?ли, что на 7.000 кр?постныхъ, сосланныхъ въ Сибирь по вол? пом?щиковъ, было бол?е трети женщинъ. Въ 1819 г., въ чугуевскомъ бунт?, женщины вели возставшихъ казаковъ. 29 изъ этихъ воительницъ были брошены подъ розги и ни одна не попросила пощады. Когда одного изъ зачинщиковъ запороли на смерть, старуха-мать его — въ присутствіи генераловъ-палачей — подвела внуковъ къ трупу отца:

— Учитесь, хлопцы, y батька умирать за громаду!

Въ севастопольскомъ бунт? 1830 г. 375 женщинъ приговорены къ гражданской смерти: он? шли на пушки и несли, и вели предъ собою своихъ д?тей. Новгородскій бунтъ военныхъ поселянъ былъ также вдохновляемъ женщинами. Въ судебныхъ д?лахъ о неповиновеніи кр?постныхъ пом?щичьей власти — женщинъ 25 %. Могучія настроенія свободы всегда находили откликъ въ сердцахъ русскихъ женщинъ на вс?хъ общественныхъ ступеняхъ и, однажды выйдя на защиту какихъ-либо попранныхъ правъ, русская женщина далеко опережала мужчинъ энергіей и стойкостью своего святого фанатизма.

Учиться и освобождаться — стихійный женскій потокъ, смутившій своею широкою волною даже т?хъ, кто его будилъ къ жизни. Жоржъ-зандисты сороковыхъ годовъ очень сплоховали, когда русская женщина взялась добиваться эмансипаціи р?шительно и серьезно. Даже Тургеневъ, съ грустною ревностью «лишняго челов?ка», закрылъ глаза на Лизу, Наталью и Елену, когда он?, не дождавшись на свои «проклятые вопросы» отв?та отъ Рудиныхъ и Лаврецкихъ, пошли искать учителей въ Добролюбов?, Чернышевскомъ, въ молодой редакціи «Современника», въ Писарев?, Некрасов?, Салтыков?. Тургеневъ уклончиво отд?лался отъ новыхъ женщинъ каррикатурами Евдоксіи Кукшиной и Матрены Суханчиковой и только въ «Нови» попробовалъ найти для освобождающейся д?вушки симпатичныя краски Маріанны. Но и то было поздно: картина устар?ла и «не вышла». Писемскій грязно плевался фельетонами Никиты Безрылова и «Взбаламученнымъ моремъ». Гончаровъ сокрушался о гр?шной строптивой В?р? и возводилъ на пьедесталъ, какъ богиню «женственности», красивую двуногую телку, кроткую Мар?иньку. Если просл?дить въ литератур? 1860–1870 годовъ отношеніе авторовъ къ женскому вопросу, то наблюдается сл?дующее странное д?леніе: противъ новыхъ женщинъ вс? крупные беллетристы эпохи, но ни одного сколько-нибудь талантливаго публициста; за новыхъ женщинъ — вс? первоклассные публицисты въ проз? и стихахъ, но ни одного крупнаго беллетриста. Чернышевскій взялся поправить проб?лъ и, въ ст?нахъ Петропавловской кр?пости, написалъ «Что д?лать»: романъ соціалистическихъ грезъ, лишенный художественнаго значенія, но опред?ляющій ц?лую эпоху въ русскомъ женскомъ вопрос? своимъ громовымъ усп?хомъ, котораго вполн? заслулшла его дидактическая энергія, строгая ясность силлогизмовъ, стойкость и логическая доказательность программы. В?ра Павловна — эта Елена изъ тургеневскаго «Наканун?«въ демократическомъ варіант?, наконецъ нашедшая себ? русскій идейный бракъ и русское идейное д?ло, — стала идеаломъ для сотенъ образованныхъ д?вушекъ и женщинъ, a мастерская ея — откровеніемъ ихъ и руководствомъ къ практической работ?. Участвуя въ недавней газетной кампаніи въ пользу разр?шенія «Что д?лать» къ обращенію въ Россіи, я долженъ былъ изучиль полемическія нападки на романъ и перечитать вс?хъ, кто сему яду пытался дать противоядіе. Ничто не возмущало ихъ больше стремленія женщинъ сложиться въ рабоче-образовательныя ассоціаціи. Свободные трудъ и общежитія, коммуны женщинъ, сбросившихъ съ себя зависимость отъ мужней власти и отцовской опеки, вызывали ярое озлобленіе, ц?лые томы клеветъ и доносовъ по начальству. Особенно знаменита осталась въ л?тописи женской эмансипаціи петербургская коммуна, организованная Сл?пцовымъ, не потому, что она была удачна, но потому, что ее атаковали съ нарочитымъ б?шенствомъ. Противъ нея направлены два романа: «Некуда» Л?скова и часть «Кроваваго пуфа» Всеволода Крестовскаго. Это эпоха трагическихъ воплей объ угнетенныхъ дочерями родителяхъ и обиженныхъ женами мужьяхъ. Въ д?йствительности же, patria potestas стояла на фундамент? своемъ столь прочно и такъ мало разсчитывала поступиться своими правами, что десятки д?вушекъ, чтобы вырваться изъ-подъ семейнаго гнета, вступали въ фиктивные браки съ мужчинами одинаковыхъ съ ними уб?жденій, получая отъ мужа немедленно всл?дъ за обрядомъ в?нчанія отд?льный видъ на жительство, съ полною свободою д?йствія. Въ конц? шестидесятыхъ и въ первой половин? семидесятыхъ годовъ фиктивный бракъ становится въ русской интеллигенціи только что не институтомъ обычнаго брака. Особенно усердно приб?гали къ нему д?вушки, желавшія получить заграничный паспортъ, чтобы учиться въ Цюрих?, Париж?, Гейдельберг?. Политическіе процессы семидесятыхъ годовъ провели предъ глазами русской публики десятки фиктивныхъ женъ и фиктивныхъ мужей. Интересно въ этомъ отношеніи «д?ло пятидесяти» (1877 г.), гд? фиктивный бракъ, вообще, то и д?ло является, какъ излюбленное и очень удачное орудіе совс?мъ не брачныхъ ц?лей. Въ частности же им?лся въ немъ такой эпизодъ, очень полно характеризующій смыслъ и ц?ль этого освободительнаго компромисса. Свид?тель священникъ Ансеровъ обвинялъ подсудимыхъ сестеръ Субботиныхъ въ томъ, что он? сбивали дочь его, гимназистку, на вы?здъ за границу съ ц?лью полученія высшаго образованія: y д?вушки были болъшія математическія способности. Такъ какъ Ансеровъ не соглашался отпустить дочь ран?е, ч?мъ она выйдетъ замужъ, то Субботины не замедлили подыскать подруг? фиктивнаго жениха, въ лиц? Кардашева, тоже подсудимаго по д?лу пятидесяти. Ho Ансеровъ прозр?лъ хитрость, и бракъ не состоялся. Въ семь? не безъ урода, и впосл?дствіи многіе изъ фиктивныхъ браковъ стали очень фактическимъ несчастіемъ для сторонъ, ихъ заключившихъ; были мужья, которые, изм?нивъ принципамъ идейнаго братства, нагло порабощали своихъ номинальныхъ женъ предъявленіемъ супружескихъ правъ по закону; были и жены, которыя, стар?я, бол?я, утомлялись жизнью, очень безцеремонно садились на шею своихъ условныхъ супруговъ. Но несравненно больше прим?ровъ, что фиктивный бракъ обращался въ фактическій и иногда очень счастливый — съ теченіемъ времени, по взаимному уваженію и сознательной любви ознакомившихся супруговъ. В?дь и бракъ В?ры Павловны съ Лопуховымъ, собственно говоря, сложился въ бракъ такимъ образомъ, a въ начал? онъ тоже фиктивный, ради законнаго б?гства отъ папеньки съ маменькой. И наконецъ, nomina sunt odiosa, но можно бы указать прим?ры фиктивныхъ браковъ, тянувшихся десятки л?тъ, при строгомъ сохраненіи мужемъ и женою дружескихъ отношеній, съ честнымъ соблюденіемъ обоюдной свободы во вс?хъ отношеніяхъ. Достоевскій бросилъ очень черныя краски на нигилистическій фиктивный бракъ въ «Б?сахъ» (чета Шатовыхъ). Какъ всякій компромиссъ, и этотъ обычный институтъ семидесятыхъ годовъ заключалъ въ себ? самоубійственныя противор?чія, которыя своими неудобствами и свели его на н?тъ. Но грязно клеветали т?, кто, какъ впосл?дствіи Дьяковъ и Цитовичъ, старались изобразить фиктивные браки «нигилистовъ» уловкою для распутныхъ людей разнуздать свои прихоти и похоти. Зд?сь не т?ло выходило за т?ло, a документъ за документъ. Насколько мало значенія придавали фиктивно брачущіеся, не говоря уже о половомъ интерес?, просто вопросу личности, можетъ служить прим?ромъ опять-таки «д?ло пятидесяти»: княгиня Циціанова, рожденная Хоржевская, вышла замужъ (фиктивно) за князя Александра Циціанова въ город? Одесс? и в?нчалась съ нимъ 13-го іюля 1875 г., т. е. въ тотъ же самый день когда князь Александръ Циціановъ присутствовалъ въ качеств? свид?теля въ г. Москв? при бракосочетаніи (тоже фиктивномъ) супруговъ Гамкрелидзе.