Переход от женщины к человеку

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Переход от женщины к человеку

Цифру сто в названии антологии «Сто русских поэтесс Серебряного века» надо понимать не буквально, а фигурально – как «много». При пересчете числа поэтесс, включенных составителями в свою антологию, выясняется, что поэтесс не сто, а сто одна. Сто первой оказалась Зинаида Гиппиус, ее забыли посчитать и не включили в оглавление, хотя стихи Гиппиус читатель найдет на страницах 89-94 сборника.

В некотором смысле эта невольная ошибка, обнаруженная составителями (М. Гаспаровым, О. Кушлиной и Т. Никольской) уже после выхода антологии из печати, весьма характерна. Поэтесс, публиковавших свои стихи с конца ХIХ века до середины 20-х годов ХХ (а именно такими границами обозначен здесь Серебряный век), было не просто много, а очень много. Может быть, поэтому составители начинают свое предисловие с упоминания тех, чьи стихи в антологию не вошли, в том числе и по причине полного отсутствия биографических сведений о них. Это и Наталия Бернар, которую с удовольствием цитировал Крученых, и Елена Шварцбах-Молчанова, издававшаяся под псевдонимом Графиня Мария, и Лидия Кологривова, от которой в архивах осталась только переписка с начальником ее мужа, А. В. Половцевым (рисунок, изображавший его особняк, украшал обложку «Аполлона»), и многие другие.

Но не менее существен вопрос и о том, кто и какими текстами представлен в этой антологии. Каков критерий отбора? Почему сто, а не двести или триста? Потому что выделенного гранта (если он был) хватило на издание именно такого, а не большего числа поэтесс? Хотя есть еще целый ряд малопродуктивных, но неизбежных вопросов, встающих при разговоре о женской поэзии и, прежде всего – самый банальный: если то, что пишет женщина-поэт, – это поэзия, то надо ли проводить деление по половому признаку? И как быть с известной поэтической инвективой Ахматовой, заявившей: «Я женщин научила говорить, Но, боже, как их замолчать заставить?»

Но и на этот по-женски высокомерный вопрос составители пытаются ответить, как, впрочем, и на другие весьма критические замечания, сделанные уже мужчинами-поэтами по существу женского творчества. Например, высказывание Мандельштама в статье «Литературная Москва», что самое худшее в Москве 20-х годов – это именно женская поэзия: «В то время как приподнятость тона мужской поэзии, нестерпимая трескучая риторика уступила место нормальному использованию голосовых средств, женская поэзия продолжает вибрировать на самых высоких нотах, оскорбляя слух, историческое, поэтическое чутье»1. А само слово «поэтесса» или его выразительный синоним «поэтка», с удовольствием использованный еще И. С. Тургеневым для определения внезапно заговорившей «тургеневской девушки»? Или острота А. Тинякова: «Гиппиус – это вечно женственное, Ахматова – вечно женское, Л. Столица – вечно бабье». Хотя, быть может, точнее всего определил суть женской поэзии именно Блок, сказав, что поэтесса пишет стихи, как бы стоя перед мужчиной, а надо бы – перед Богом.

Однако составители антологии находят, возможно, единственно правильный ответ на все эти упреки, соединяя разговор о поэзии как таковой с темой «женской судьбы», выявляемой в том числе и стихами. Расцвет женской поэзии в начале века был синхронен тому слишком хорошо известному процессу, который был назван борьбой женщин за равноправие во всех областях жизни. С 1900-х годов женщины рекрутируются не только поэзией, но и различными женскими организациями нового типа – от «Лиги равноправия женщин» до «Женской прогрессивной партии». Феминизм, родившийся еще в ХVIII веке, пришел в Россию вместе с такими словами, как «эмансипэ», «суфражизм», «женщина-танго», и проявлялся в диспутах и докладах на женскую тему, вроде «Вершины и бездны женской души», «Бог женщины и мировое зло», а также в многочисленных газетных и журнальных публикациях. Имея в виду, что литература в России была почти единственной полноценной областью приложения общественного темперамента, естественно было ожидать, что женщины с головой кинутся и в омут поэзии. Так это и произошло, хотя не только первые, но и последующие отзывы о женской поэзии поэтов-мужчин были более чем скептическими.

Но антология «Сто поэтесс Серебряного века», интересная, помимо приводимых текстов (а это подчас малоизвестные, а то и первые публикации прочно забытых, хотя и небездарных стихов), лаконичными и емкими биографическим справками, убеждает, что женская поэзия – не только в лице Гиппиус, Лохвицкой, Ахматовой, Цветаевой, Гуро и еще десятка самых известных имен – «не хуже (и не лучше), чем мужская, она действительно – другая»2. Женщины-поэты откровеннее, чем собратья-мужчины, выбалтывали свою душу и отразили в своем творчестве то, что могли отразить только они – женскую судьбу на переломе века. Мужчина-писатель мог, конечно, сказать, что мадам Бовари – это он, но описать женщину не только глазами, но и словами женщины могла только женщина. И конечно, не Ахматова научила их говорить, а время, которое не столько научило, сколько позволило сказать и впервые всерьез прислушалось к тому, что женщина, получившая свободу, говорит о себе.

Хронологически Серебряный век, измеряемый от начала ХХ века до середины 20-х годов, это жизнь одного поколения, словно воплотившего призыв М. Моравской: «Пусть женщина выскажет все свое интимное. Это важно для женщины, это несет ей освобождение. Через свои исповедальные стихи женщина перейдет от женщины к человеку»3. И действительно, прошло всего четверть столетия – и русская женщина на глазах всего мира превратилась в человека, простого советского труженика.

Как несколько высокопарно пишут составители антологии, поэтессы Серебряного века представляли собой своеобразную, но единую лирическую волну, разбившуюся впоследствии о бетонную стену соцреализма. У поэтесс, чьи произведения вошли в книгу, действительно не было, да и не могло быть счастливых женских судеб. Вряд ли, впрочем, можно согласиться и с тем, что теперь, после выхода в свет этого группового портрета в интерьере сначала полученной, а потом отобранной свободы, у некоторых из них окажутся счастливые поэтические судьбы – увы, посмертные. Но то, что и поэтические, и женские судьбы ста поэтесс Серебряного века стали теперь отчетливее, уже немало.

1 Мандельштам О. Литературная Москва // Слово и культура. М., 1987. С. 195.

2 Сто поэтесс Серебряного века. СПб., 1996. С. 10.

3 Там же С. 7

1997