Содержание одного конверта
Содержание одного конверта
Мы мало знаем о том, как пришел в литературу прозаик и драматург Александр Завалишин. Слишком общи сведения его биографии, напечатанные в кратких справочниках и энциклопедии. Даны лишь основные даты и место рождения, сказано об участии его в гражданской войне на Урале, об учебе, первых публикациях, выходе книг и постановке спектаклей на местных и столичных сценах, упомянуто о работе в редакциях газет.
Обязательные анкетные данные не раскрывают, а только хронологически перечисляют жизненные вехи А. Завалишина. Несколько литературно-критических статей добросовестно пересказывают известные биографические сведения и не добавляют новых фактов из его литературной и общественной деятельности.
Мы никогда не узнали бы об истоках творчества А. Завалишина, если бы отдельные документы не обнаружились в фондах Н. А. Рубакина.
Здесь оказалась подробнейшая биография писателя с множеством житейских подробностей, раскрывающих характер, настроение, природные склонности и интересы А. Завалишина. Здесь же сохранились рукописи первых рассказов «Победа добра», «Городничий XX века», пьеса в одном действии «Крючки», напечатанная отдельным изданием в Москве в 1915 году и поставленная на сцене Челябинского Народного дома.
Пьесу автор с благоговением посвятил своему дорогому учителю Н. А. Рубакину. А на экземпляре, отправленном в Швейцарию, еще и автограф: «Н. А. Рубакину от глубокоблагодарного автора. 7/20—III—1918, г. Оренбург». Вот в этом-то пакете с отметкой: «В конверт Завалишина (читатель)» дошли до нас ценные бумаги писателя-земляка.{1} Среди них рассказ «Победа добра» — о двух молодых людях — Анри и Франце, задумавшихся над своей жизнью: прожигать ее в распутстве и безделье, или посвятить благородному делу, стремлению к лучшему идеалу.
Что послужило толчком к написанию рассказа? На этот вопрос помогает ответить письмо автора от 13 июля 1913 года, адресованное в Швейцарию.
«Это от строчки до строчки истина, — сообщает Завалишин. — Все в нем написанное лично мною пережито, перечувствовано, передумано, потому что я являюсь не только автором, а, главное, героем этого рассказа».{2}
Оказывается, высокий, худой юноша Анри — сам автор, а Франц — его друг.
«Покорнейшая моя просьба теперь заключается в том, чтобы Вы просмотрели эти рассказы и сказали мне, что они из себя представляют. А, главное, о «Победе добра», который я написал под влиянием пережитого в одну ночь».{3}
Значит, в основе рассказа «Победа добра» — реальные события, которые автор не сумел правдиво и убедительно раскрыть, не владея еще приемами реалистического письма.
В «Городничем XX века» — более удачная попытка рассказать об окружающей действительности: виден захолустный город, затерянный в глуши огромнейшей Оренбургской губернии, полный произвол городничего, который сам себе и бог и царь.
В рассказе показан быт полицейских, бедность и ограниченность их интересов, пьянство и обжорство, издевательства над подчиненными и арестованными. Здесь автору не откажешь в наблюдательности, в подборе деталей, выразительности языка.
Рассказы подписаны псевдонимом «А. Кулевчинский», но в рукописи «Победа добра» псевдоним зачеркнут, а сверху надписано: «А. Завалишин».
Содержание рубакинского конверта помогает восстановить литературную среду, способствовавшую развитию дарования молодого писателя. Тогдашний Оренбург жил довольно бурной для провинциального города культурной жизнью, работал «кружок литераторов», выпустивший в 1913 году вторым дополненным изданием сборник «Серый труд». Составил его Н. Афиногенов — отец известного советского драматурга. Книга вызвала «бурю в стакане воды». Через месяц после выхода полиция стала изымать ее из магазинов. Сборник был конфискован.
А. И. Завалишин
«Кружок литераторов» не унывал. Он готовил к выпуску очередной сборник «Севы». В нем предполагалось опубликовать рассказ А. Завалишина «Жизнь, ты нужна». А у автора к этому времени были уже написаны: «Рассказ о былом», «Душегуб и ведьма», «Сын» — картинки из полицейской жизни, тематически близкие «Городничему XX века».[1]
Александр Завалишин ждал ответа из Швейцарии. Н. А. Рубакин, как учитель и наставник, писал своему ученику все, что думал о нем, начинающем авторе.
«Многоуважаемый Александр Иванович.
Простите, что задержал ответ на Ваше письмо. Болезнь, переутомление и целый ряд случайностей, уж не считая летней жары, сделали меня на летние месяцы вялым, довольно неаккуратным, в чем сердечно каюсь. Вашу рукопись прочел еще давно и к тому же с огромным интересом. Во-первых, Вы близко изучили нравы такой среды, которая очень мало освещена в литературе. Уже по одному этому Вы должны понять, какое богатство наблюдений в Ваших руках. Далее, у Вас есть умение писать: хороший слог, есть наблюдательность, а иногда и искренность (скажу, впрочем, прямо — не всегда), — даже есть и картинность, к тому безыскусственность, она для писательства значит очень много, и ею, как и другими отмеченными качествами, Вы не можете не дорожить.
Вывод по предыдущему такой: Вы писать можете, и я советую Вам немедленно заняться опытами в этом деле хотя бы ради практики в видах будущего. Под этими опытами я понимаю отнюдь не сочинительство, искусственно воспитанное, а правду действительно изученной и на себе самом испытанной жизни. Но и это еще не все. Чтобы продумывать и изучать, необходимо умение мыслить и чувство справедливости, доброжелательства, светлое чувство, которое и отличает человека от свиньи, хотя бы торжествующей. (Прочтите мою статью «Для чего жить на свете» в № 6 «Нов. журнала для всех» за 1912 г. и мои «Письма к читателям о самообразовании». Изд. Карбасников. 1913 г.) Читая Вашу автобиографию, я вижу, что в этих последних отношениях Вы должны много и много поработать над собою. Ваш кругозор нуждается в углублении и расширении, Ваше чутье во многих отношениях еще затемнено влиянием обстановки, в какой Вы жили. Вашей душе нужно прибавить побольше свежего воздуха, света, да, кажется мне, и душевного тепла. Подумайте об этом и прочтите, напр. для самоочистки, такие книги: Астырев. «О волостных писарях». Глеб Успенский. Сочинения (напр. «Будка», «Прогулка», «Обстановочка» и др.). Коновалов. «Деревенские впечатления». Читайте эти книги… Особенно книги Л. Толстого: «Неужели так надо?», «Так что же нам делать?», «Деньги». Далее прочтите: Швейцер. «Эмма», Беллами. «Через сто лет», Гюго. «Отверженные». В этих романах Вы увидите, что есть на свете (и были во все времена) люди, которые словно тянули и других вперед к свету, ибо и сами туда не могли не тянуться. О них подумать стоит, над их принципами, их смыслом жизни. Прочтите затем «Темное царство», «Луч света» (Добролюбова). Писарева: «Реалисты», «Базаров» и другие его соч., Вы почувствуете, какая перед Вами — светлая бесконечность.
Но надо идти дальше. Надо расширять кругозор при помощи фактов…
Попробуйте написать и пришлите мне для просмотра очерки из жизни полицейских. Пишите правдиво и беспристрастно. В заключение я уверен, что Вы можете выработать нечто гораздо больше того, чем то, что Вы теперь по себе представляете. Итак, серьезно принимайтесь за работу и верьте в мою искренность, доброжелательность.
Ваш Н. Рубакин».{4}
Ответ Николая Александровича взбодрил Завалишина, прибавил ему энергии и веры в свои силы.
«Получил вчера Ваше, счастливое для меня, письмо. Восторгу моему, кажется, не было пределов, когда я увидел на конверте значок заказного письма с надписью «Klarans». Много раз я его перечитывал. Прочитав первый раз, я ничего не мог почти понять, за исключением того, что «могу писать». При дальнейшем чтении смысл все больше и больше прояснялся и, наконец, я освоил все, что в нем есть. Приношу Вам глубочайшую благодарность за внимание ко мне, человеку почти беспомощному, брошенному в капризные руки судьбы…»{5}
Внемля совету учителя, что «надо идти дальше, надо расширять кругозор», Александр Иванович решает пойти учиться и подает прошение в Петербургский институт о зачислении его студентом. Согласно правилам, в институт принимались лица, не имеющие классического образования, а обязующиеся в течение двух лет с момента зачисления сдать экзамен на аттестат зрелости. Он доверительно сообщает Рубакину, что без средств будет трудно учиться, а потому обратился за стипендией к известному благотворителю Н. А. Шахову.
«Пишу Вам на этот раз исключительно о Ваших рукописях. Прочел я их, продумал и хочу поделиться с Вами своими думами. Прежде всего о «Городничем XX века». В общем, он вышел у Вас недурно, но есть в нем большой недостаток — это то, что Вы обрисовали эту сторону жизни слишком общо и внешне. Мне казалось, что Вы, как хорошо знающий среду и ее психологию, внесете много интересных деталей, характерных положений и ярких особенностей. Этого у Вас однако нет, если не считать эпизода с Колькой Константиновым, который, должен Вам признаться, очень слабо обрисован. С этим эпизодом Вы не справились. А жаль. Он мог сделать весь очерк более живым и оригинальным… Тут сказалось недостаточное знакомство с литературной техникой. Видно, что идеи живо стоят перед Вами, и фактов и наблюдений у Вас много, и психология вроде понятна, а овладеть всем этим сонмом идей, наблюдений, фактов и переживаний еще не можете. Надо над этой вещью Вам поработать еще немного, оживить ее новыми фактами и наблюдениями и сделать более незаметными переходы от одной главы к другой. Мне кажется, это будет не так трудно сделать.
Вообще-то Вам надо поставить за правило — отшлифовывать каждую свою фразу возможно тщательней, связней, чтобы все части были согласованными. И еще существенный недостаток — отсутствие действия. Дан только диалог двух лиц, но нет положений. Это очень большой недостаток. Читатель требует действия, а не разговоров. Да это и так понятно — только в действиях человек проявляется вполне ярко. Вы, очевидно, и сами сознаете недостаток действия, а потому считаете нужным освежить своими словами то или другое положение или настроение. Но слова автора тут тоже изменить ничего не могут. Обратите внимание на этот недостаток — он может испортить очень многое. И потом еще одно: красота поступка, его величие или недостаток изображайте действиями, переживаниями и настроениями героя, и избегайте — убедить читателей словами, что то или другое движение души героя высоко или хорошо. Вообще себя затушевывайте, а говорят и действуют пусть герои. Впрочем, обе присланные Вами вещицы, а особенно «Городничий», лишний раз доказывают мне, что Вы можете писать. Серьезно работайте над собой.
Вот мои мысли. Они, быть может, не так хороши, как хотелось бы Вам, но и о достоинствах Ваших очерков, и об их недостатках я считал нужным сказать все — зная по горькому опыту, что излишняя снисходительность часто сильно вредит пробующему свои литературные способности. Мне кажется, что со всем, что я сказал, Вы согласитесь. Я хотел бы видеть переработанным «Городничего». Пишите. Желаю Вам всего хорошего.
С дружеским приветом Н. Рубакин.
P. S. Сейчас получил Ваше письмо от 20 авг. Поздравляю от души. Я уверен, что перемена обстановки много даст Вам. Но на Шахова не рассчитывайте. Он завален просьбами».{6}
3-го декабря 1913 года А. Завалишин сообщает:
«Городничий» мною расширяется больше и больше. Все указанные Вами недостатки, по мере сил и уменья, сглаживаю, пополняя пробелы новыми подробностями из жизни «иезуитов».
Указанные Вами книги читаю. В них раскрываются новые истины для меня, новые положения, с которых можно смотреть на жизнь. Мне остается только глубоко, глубоко благодарить Вас за свет, который Вы пролили на меня, добрейший Н. А. Теперь я начинаю подниматься на ноги и чувствую, что поднимусь.
Большое спасибо Вам! Рассеянные по разным уголкам России ученики Ваши с глубокой признательностью принимают Вашу духовную пищу. Мы до гроба будем Вам благодарны за Вашу помощь».{7}
Завалишин посылает ему на отзыв сборник «Серый труд».
«Дорогой Александр Иванович.
Спасибо Вам за Ваше теплое, душевное отношение ко мне и к моей работе. В этой работе, в этой переписке с друзьями-читателями — моя радость: делаю все, что могу, а что из этого выходит, не знаю, не мне об этом судить.
К сожалению, на этот раз не могу исполнить Вашу просьбу — дать в печать отзыв о сборнике «Серый труд». На это есть многие причины. Лучше я выскажу свои мнения лично Вам. Сборник я просматривал: видно, что он составлен из произведений начинающих писателей. Всем им прошу передать привет и пожелания работать и работать над самими собою, тщательно изучая литературу и ее историю… Мой совет — пусть лучше не торопятся писать, а раньше поработают над собой. Еще я советовал бы всем авторам, участвующим в сборнике, внимательно ознакомиться с сочин. Г. Успенского, Астырева и других бытописателей народной среды.
Из Вашего письма и очерков я вижу, что у Вас накопилось много наблюдений из той среды, которая немало дала литературе. И Вы не торопитесь… Ваше время еще придет, у Вас все впереди. Лучше, как Вы пишете, спокойно займитесь подготовкой к экзамену на аттестат зрелости. Эту мысль я очень одобряю.
Хотелось бы побеседовать с Вами поподробнее, но это время я завален работой, так что и передохнуть некогда. Всего лучшего.
С дружеским приветом Н. Рубакин».{8}
С приемом в институт дела осложнились. Не было средств. Н. Рубакин оказался прав, благотворитель на просьбу Завалишина не ответил. Теперь вся надежда — на самообразование.
Да и время наступило тревожное. 1914 год принес кровопролитную, тяжелую войну. Завалишин успевает в первую половину этого грозного года закончить пьесу «Крючки». В ноябре 1915 года ему удается ее напечатать в одной из московских типографий. Помогли товарищи по учебе в народном университете имени А. Л. Шанявского.
В этой пьесе повторены коллизии рассказа «Городничий XX века». Действуют те же персонажи, но только показаны они ярче, более типизированы, отточены характеры.
Автограф.
Титульный лист пьесы
Связь с Н. А. Рубакиным обрывается. И только перед уходом на фронт гражданской войны Завалишин посылает в Швейцарию бандероль с первой книжкой, с благоговейным посвящением учителю.
Годы гражданской войны позади. А. Завалишин в Челябинске. Он работает ответственным секретарем городской газеты «Советская правда». На подмостках Народного дома ставятся «Крючки». Как прошел спектакль, сказать трудно. Городская газета отозвалась на премьеру короткой информационной заметкой.
Из Челябинска А. Завалишина отзывают на работу в редакцию газеты «Беднота». Началась новая полоса в жизни нашего писателя-земляка. В 1928 году у него выходит в московском издательстве «Недра» сборник «Пепел».
На последнее письмо, посланное из Оренбурга весной 1918 года, Н. А. Рубакин не ответил, но А. Завалишин не теряет надежды на восстановление связей с наставником и посылает ему свою книгу с проникновенной надписью:
«Гуманнейшему руководителю русской молодежи в мрачные годы самоправия, дорогому моему учителю Николаю Александровичу Рубакину, чье человеческое отношение ко мне возбудило рост лучших сторон моей личности. Книга эта — плод посланного Вами в 1913 году творческого зерна и свидетельство того, что Ваши труды и воспитательное попечение о вышедших из низов не пропали даром».
Бандероль была послана А. Завалишиным в Швейцарию 15 марта 1928 года.
Н. А. Рубакин отвечает:
«Лозанна, 7/V—1928.
Дорогой Александр Иванович,
Ваш «Пепел» получил еще в конце марта, но не хотел писать Вам до тех пор, пока не удалось прочитать Вашу книжку. Большое спасибо и за нее, и за добрую память, и за подпись на первой странице, такую трогательно-душевную. Я искренне рад, что много-много лет тому назад учуял по той Вашей рукописи, какую Вы тогда прислали мне на просмотр, что в Вас несомненно имеется искорка, которая, в конечном счете, и сделает из Вас писателя. Много удовольствия доставило мне чтение Вашей книжки. Читая некоторые Ваши рассказы-сценки, я покатывался со смеху. Нельзя не видеть, что Вы накопили огромный материал житейский и черпали его прямо из жизни. Но эта жизнь, в сущности, ужасна, по Вашим описаниям! Это вроде как ад кромешный, своего рода вихрь невежества, грубости, озверения, всяких сортов ненависти. Неужели Вы видели в Вашей жизни только отрицательные явления и отрицательные типы? И неужели в широкой трудовой массе отсутствуют сознательные и искренние строители того светлого будущего на началах обобществленного труда и международного братства, о которых я и мечтал и писал и пишу весь мой век до сих пор? Больно поразил меня Ваш первый рассказ. Я понимаю коммунизм, настоящий коммунизм не как месть («око за око»), а как сублимацию и своих и чужих инстинктов. Разумеется, Вы вполне правильно изобразили белых, но Вы укололи бы их гораздо больнее, если бы показали, что борцы за интересы трудящихся по существу стоят выше. Впрочем, и этот Ваш рассказ написан очень хорошо, но он не в Вашем жанре. Вот из других Ваших рассказов так и пышет жизнью.
А язык Ваш — просто прелесть: таких словечек, какие Вы где-то подслушали, и не придумаешь.
Искренне желаю Вам все большего и большего успеха в Вашей литературной работе. Я уверен, что Вы продвинетесь далеко.
Ваши письма ко мне, полученные более 10 лет тому назад, у меня хранятся в полном порядке. И Ваш первый печатный опыт тоже.
А известно ли Вам, что здешние русские газеты частенько перепечатывают Ваши рассказы? Так, напр. в «Руле» были напечатаны в этом году расск. «Расписались» и «Семейная радость».
Всего Вам доброго. Пишите.
Уважающий Н. Рубакин».{9}