22
22
<сентябрь 1958 r.>[192]
Дорогой Владимир Федрович,
Жорж незадолго до смерти сказал — напиши сейчас же Маркову[193]. Он Вас любил. А любил он мало кого, как Вы знаете.
После него осталось стихов на целую книгу, но я еще не могу ихразобрать, даже перечесть те, кот<орые> он мне диктовал — он уже не был в состоянии писать. Иногда он говорил мне утром: запиши еще одно в «Посмертный дневник». Я помню наизусть стихотворений десять. Я их в следующий раз пошлю Вам. Они почти все о его смерти, и мне даже страшно о них думать[194].
Я не знаю, можно ли их все печатать — это такой обнаженный ужас жизни и смерти.
Но, конечно, я их все сохраню, как и все его — даже ничего не значащие — записи.
У вас много его писем — у меня сохранились все Ваши. Когда-нибудь можно будет издать Вашу с ним переписку[195].
Как только я немного приду в себя, я начну писать о нем книгу.
Получили ли Вы уже его стихи? Я просила Гуля послать Вам и Струве. Обрадовались ли Вы посвящению?[196] Теперь обо мне, но по желанию Жоржа. Он страшно беспокоился, что будет со мной, и даже написал трагическое обращение к эмиграции, чтобы меня спасли[197]. Он хотел, чтобы я как можно скорее уехала бы в Америку хотя бы на полгода. Он правильно угадал, что здесь мне не удастся успокоиться и прийти в себя.
Здешняя администрация дает мне отпуск на полгода-год, с сохранением за мной отдельной комнаты. Нашлись также люди, готовые оплатить мой проезд. Но визу — туристическую — получить трудно без affidavit’а. И вот Жорж придумал, чтобы мне на бланке университета прислали бы (фиктивное) приглашение читать лекцию о пок<ойном> Георгии Иванове и еще от издат<ельства> приглашение для устройства его лит<ературного> наследства. Вот об этом он и хотел, чтобы я написала Вам — еще при его жизни. Но мне это было слишком невозможно. Вам и Карповичу — Карповичу я уже написала и послала ему пять стихотворений «Посмертного дневника»[198].
Посылаю Вам шестое. Я помню их еще несколько наизусть. Но писать их так больно. Эти стихи навеяны Вами — Вашим замечанием в статье не помню о чем: «Георгий Иванов превращает отчаяние в игру»[199]. По справедливости, Вы первый должны их прочесть.
Простите, больше не могу писать.
Вот оно[200].