Литература 40-х годов. Великая Отечественная Война

Литература 40-х годов.

Великая Отечественная Война

1

Если до I съезда советских писателей СССР Сталин много внимания уделял культуре, то в предвоенное время, полностью поглощённый противоречивыми событиями в мире, он рекомендовал вопросами идеологии заниматься Жданову, Щербакову, Маленкову. Было много недостатков, то и дело приходили письма писателей, похожие на доносы, но Сталин просил его не беспокоить, столько разворачивалось политических сложностей и противоречий, что тут не до писательских конфликтов. Он дал указания, выделил деньги, принял решения.

В мае 1937 года руководящие партийные деятели среднего звена А.И. Агранов и Е.М. Тамаркин докладывали Сталину, Кагановичу, Андрееву, Жданову и Ежову о той обстановке, которая сложилась в Союзе писателей СССР: «Под руководством тов. Ставского Союз писателей из общественной организации превратился в казённое, сугубо бюрократическое учреждение, построенное на началах административно-управленческого аппарата. Президиум Правления и Правление Союза советских писателей созываются крайне редко, да и то только по организационным и бытовым вопросам. Жалобы и заявления, подаваемые Правлению Союза писателей, по два года лежат не рассмотренными» (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 304. Л. 171. Цит. по кн.: Бабиченко Д.Л. Писатели и цензура. М., 1994. С. 13). 26 января 1938 года писатели А. Толстой, А. Фадеев, А. Корнейчук, B. Катаев и А. Караваева напечатали в «Правде» статью «О недостатках в работе Союза писателей». 25, 27 марта, 8 апреля 1938 года под председательством Андреева и Жданова прошло совещание писателей, на котором выступили Фадеев, Всеволод Иванов, Всеволод Вишневский, Кольцов, Сельвинский, Войтинская, Леонов, Лежнев, Панферов, Е. Петров, Розенталь, Катаев, Павленко и Алексей Толстой. 29 января 1939 года Политбюро постановило избрать новое Правление Союза писателей в составе: Герасимова, Караваева, Катаев, Федин, Павленко, Соболев, Фадеев, Толстой, Вс. Вишневский, Лебедев-Кумач, Асеев, Шолохов. Корнейчук, Машашвили, Янко Купала. Секретарем Президиума Правления ССП стал Фадеев (Там же.

C. 15). Никто некоторых членов Правления, бывших «налитпостовцев», не причисляет к этому направлению, но ясно, что они ничуть не изменились ни идеологически, ни практически, те же формы и позиции остались у них неприкосновенными, только слова другие, партийные; Фадеев, Вишневский, Ермилов, Павленко, Герасимова, Караваева, все они – рапповцы.

Тема войны и защиты своей территории, куда хлынули немцы со своими союзниками, стала сразу всеобъемлющей для всех советских поэтов, прозаиков, драматургов. Союз писателей СССР во главе с А. Фадеевым, все газеты и радио переключились на военную тему, более тысячи писателей были мобилизованы и ушли на фронт, 275 писателей погибли на войне, 18 писателей стали Героями Советского Союза, многие писатели были награждены боевыми орденами СССР. Писатели чаще всего становились «окопными поэтами» (А. Сурков), «голосом героической души народа» (А. Толстой).

Уже 24 июня 1941 года во всех центральных газетах было опубликовано стихотворение А. Лебедева-Кумача «Священная война», вскоре композитор А. Александров написал на эти слова музыку. Песню распевали повсюду, она стала гимном воюющего народа. В песне были дорогие сердцу каждого гражданина слова: «Вставай, страна огромная, / Вставай на смертный бой / С фашистской силой темною, / С проклятою ордой». В этой песне были и слова-напоминание и о ярости благородной, и о том, что «во всем враждебны мы». 25 июня A. Сурков напечатал стихотворение «Песня смелых», музыку тут же написал композитор В. Белый, и маршевая песня, тоже воспринимавшаяся как призыв к борьбе с заклятым врагом, захватила большие народные массы. И таких песен было множество. «Наша Родина – Россия» А. Прокофьева и В. Соловьёва-Седого, «Песня о Днепре» Е. Долматовского и М. Фрадкина, «Вечер на рейде» А. Чуркина и B. Соловьёва-Седого, «Под звёздами балканскими» М. Исаковского и М. Блантера, «Ой туманы мои, растуманы» М. Исаковского и В. Захарова, «Шумел сурово брянский лес» А. Софронова и С. Каца, – пели эти песни и в начале войны и в конце, песни стали просто народными. Но более ёмкие литературные жанры требовали больше времени, ведь надо побывать на линии фронта, побывать в окопах, поговорить с солдатами, офицерами и генералами. Ярко откликнулись сатирические жанры. Басня, фельетон, частушка, лубок и раешник остро зазвучали в газетах, особенно во фронтовых, которые чуть ли не сразу возникли в частях. И чуть ли не каждый писатель откликнулся на ход боевых действий Красной армии, чаще всего это публицистика, статья, очерк, короткий рассказ, небольшая повесть.

Перед Правлением Союза писателей встала серьёзная задача эвакуировать из Москвы и Ленинграда писателей и их семьи – в Ташкент, Алма-Ату, Казань, Свердловск, Уфу, Чистополь. От правительства эвакуацию возглавлял А. Косыгин, от Союза писателей – А. Фадеев. После краткого пребывания на фронте в сентябре А. Фадеев исчез, что вызвало крайнее недоумение в руководящих органах партии. 3 сентября 1941 года заместитель начальника Советского информбюро С.А. Лозовский написал секретное письмо А.С. Щербакову о том, что А. Фадеев совершенно недопустимо относится к своим обязанностям, такое отношение в условиях военного времени больше терпеть нельзя, и предложил освободить его от работы в Информбюро. Оргбюро ЦК ВКП(б) 21 сентября 1941 года утвердило постановление Бюро КПК при ЦК ВКП(б) от 20 сентября 1941 года:

«По поручению Секретариата ЦК ВКП(б) Комиссия Партийного Контроля рассмотрела дело о секретаре Союза Советских Писателей и члене ЦК ВКП(б) т. Фадееве А.А. и установила, что т. Фадеев, приехав из командировки с фронта, получив поручение от Информбюро, не выполнил его и в течение семи дней пьянствовал, не выходя на работу и скрывая своё местонахождение. При выяснении установлено, что попойка происходила на квартире артистки Булгаковой. Как оказалось, это не единственный факт, когда т. Фадеев по несколько дней подряд пьянствовал. Аналогичный факт имел место в конце июля текущего года. Факты о попойках т. Фадеева широко известны в писательской среде.

Бюро КПК при ЦК ВКП(б) постановляет: считая поведение т. Фадеева недостойным члена ВКП(б) и особенно члена ЦК ВКП(б), объявить ему выговор и предупредить, что если он и впредь будет продолжать вести себя недостойным образом, то в отношении него будет поставлен вопрос о более серьёзном партийном взыскании». Оргбюро ЦК ВКП(б) вынесло это постановление на утверждение Политбюро (Литературный фронт. История политической цензуры 1932–1946 гг.: Сб. документов. М., 1994. С. 67).

Сейчас можно лишь удивляться мягкости этого решения, но А.А. Фадеев после утверждения его секретарём Союза писателей стал информировать партийные органы о том, что происходило среди советских писателей, которые иногда позволяли себе считать себя свободными художниками, как при царской империи.

7 мая 1941 года А. Фадеев писал Сталину, Жданову и Щербакову на бланке Правления Союза Советских писателей СССР:

«Направляю Вам для ознакомления политически небезынтересную статью Вересаева, присланную для напечатания в «Литературной газете». Печатать эту статью я не считаю возможным.

Здесь есть две стороны вопроса.

1. Факты редакторского произвола действительно часты в практике журналов и издательств. Сплошь и рядом неумные полуграмотные люди, чувствуя за своей спиной государственный аппарат и известную безнаказанность, корежут и калечат рукописи «невзирая на лица». Случай со стилистической «правкой» рукописи Вересаева в редакции «30 дней» действительно возмутителен.

2. Но за всей статьей Вересаева чувствуется задняя мысль, – дискредитировать редакторов, как работников на службе у советского государства, как проводников политики нашего государства, как людей, стоящих на страже государственных интересов. Вересаев не может вслух сказать, что его «угнетает» контроль Главлита, политические требования наших журналов и издательств и он прикрывается вопросами стиля и вообще художественной стороной дела. А общий тон статьи – вопль о «свободе печати» в буржуазном смысле.

Вересаев здесь не одинок. Ещё совсем недавно мне пришлось отклонить присланную в «Красную новь» статью критика Дермана, написанную на ту же тему и абсолютно в таком же духе. (Кстати сказать, Дерман приятель Вересаева и тоже из меньшевиствующих.)

В «Литературной газете» мы не пустили статью критика Гурвича о фильме «Валерий Чкалов», в которой превозносилось и идеализировалось озорство Чкалова, как проявление «свободной натуры», и этой свободой натуры объяснялось и то, чего Чкалов достиг впоследствии, а в заключении статьи шёл упрек всей советской литературе в «скованности» и «связанности».

Подобные же голоса идут из лагеря всевозможных Левидовых, и, мне кажется, вряд ли нужно давать им трибуну» (Там же. С. 64–65). Здесь очень отчётливо прояснилась роль А. Фадеева в установлении чисто рапповского режима в литературном движении, чуть-чуть смягчённо, но суть осталась та же. И таких эпизодов в жизни советских писателей довоенного времени было предостаточно.

В эвакуации писатели были по-прежнему недовольны работой А. Фадеева и требовали снятия его с поста секретаря, но всё оставалось без изменений. Тогда серьёзно обострились отношения между Ждановым и Маленковым, и эта борьба глубоко отразилась на последующих событиях литературной жизни.

После первых публикаций известные поэты и прозаики в ходе войны создали серьёзные художественные произведения. Многие поэты работали над поэмами. Острый героический материал звал поэта к широким обобщениям.

Николай Семёнович Тихонов (1896–1979) в первые же дни войны стал писать патриотические статьи и очерки, в которых речь шла о национальном сознании всех участников войны. «Национальная гордость, – писал он, – дотоле скрытая в сердце советского человека, перед лицом порабощения, перед лицом смертельной опасности вспыхнула ярким огнём» (Тихонов Н. Отечественная война и советская литература // Большевик. 1944. № 3–4. С. 26). Тихонов хорошо знал Петербург-Петроград-Ленинград, оказавшийся в окружении немецких полчищ. «Правда» попросила его написать о Кирове, с которым он был знаком. «В эту ночь… накинув на плечи бурку (было очень холодно), – писал Н. Тихонов, – я думал о просьбе из Москвы. «Правда» просила написать к 1 декабря о Сергее Мироновиче Кирове. Много раз к этому дню я готовил статьи о Кирове в мирные времена, но что написать теперь, когда за окном война и разрушения?

Смутны были мои мысли… Никогда Ленинград не переживал таких ночей, никогда великий город не был, как сейчас, на краю гибели… Но вместе с тем какие-то особые ощущения возникали во мне, и с каждым днем они росли… Люди, населявшие Ленинград, превратились в одну семью, в один небывалый коллектив… Все стали воинами города-фронта. Все не страшились за жизнь – страшились за судьбу его.

Я должен был написать о Кирове!.. Я понял, что не могу написать новый очерк, статью или даже новый рассказ о нём. Нет, если уж говорить самым сокровенным, самым громким и правдивым голосом о том, что Киров среди нас, он, презиравший смерть, умевший вести в бой большевиков, сближавший народы Кавказа, – то надо говорить об этом стихами… Всё новые и новые картины проносились в моём воображении. Я видел корабли… и среди них крейсер «Киров», который, даже стоя на якорях Невы, грозно громит своими орудиями позиции врага… У одного командира ночного патруля, проверявшего при свете фонарика мои документы, раз ночью я увидел черты, напоминающие черты Мироныча… Киров проходил по Ленинграду как живой… Таким он вошёл в мою поэму, которая была просто записью внутреннего состояния ленинградца – поэта, окружённого обстановкой, не позволявшей ни украшательста, ни лишних слов» (Тихонов Н. В дни ленинградской осады // Своим оружием: Сб. М., 1961. С. 50–52).

Киров проходит по городу и видит готовность ленинградцев биться до конца, он видит молодого моряка с крейсера «Киров», он сталкивается с юной девушкой, которая спасает людей от бомбёжки, во время своего смотра города он видит, что люди готовы стоять до конца, но город немцам не отдадут.

Н. Тихонов словно всю жизнь готовился к этой поэме. Участие в Первой мировой и Гражданской войнах, первые стихи, опубликованные в альманахе «Островитяне», первые книги стихов «Брага» и «Орда» (1922), первая прозаическая книга «Рискованный человек» (1927), очерки «Кочевники» о приобщении туркмен к оседлой жизни, выступление на I съезде советских писателей в 1934 году – вся его жизнь большого поэта и лидера ленинградских писателей просто внушила ему романтический ритм в реалистической поэме «Киров с нами» (1941).

«Вдохновение этой прекрасной поэмы сурово и возвышенно, – писал А. Толстой о поэме «Киров с нами». – Ритмика стиха – непреклонный марш, как поступь колонн, идущих в бой… Полчища варваров должны отпрянуть, как ночные тени, при звуке железных шагов Кирова по лениградским гранитам, звук его шагов – это биение сердца Ленинграда» (Правда. 1942. 21 апреля). В 1942 году Н. Тихонов за поэму «Киров с нами» получил Сталинскую премию первой степени.

В центральных газетах появились очерки и статьи о героической гибели Зои Космодемьянской, обжёгшие души воюющего народа болью и состраданием. Маргарита Иосифовна Алигер (1915–1992), захваченная этими всенародными чувствами, в короткий срок написала поэму «Зоя». Она уже не раз выступала со стихами патриотического содержания о муках и болях народа, но здесь, в поэме, её поэтический талант раскрылся полностью. Пусть и несколько преувеличивая сделанное Зоей, Маргарита Алигер сумела передать не только эту боль и сострадание, она передала в поэме ненависть к фашистам, напавшим на Россию и погубившим умную и красивую юную воительницу. Маргарита Алигер за поэму о Зое Космодемьянской получила Сталинскую премию за 1942 год.

Павел Григорьевич Антокольский (1896–1978), поэт сложной и противоречивой судьбы, актёр и режиссёр в Театре Е. Вахтангова, принимавший участие в заграничных гастрольных поездках театра, в 1943 году вступил в члены КПСС, отправил сына на фронт, как и многие видные деятели культуры, и сын погиб в боях против фашистов. Поэма «Сын» Павла Антокольского, выразившая личное горе и страдание, потрясла читателей и критиков, которые высказали высокую поддержку и поэту, и поэме. В 1943 году П. Антокольский за поэму «Сын» получил Сталинскую премию. В либеральной критике последних лет предвзято и цинично оценивали книги, получившие Сталинские премии: «В литературе 40—50-х годов при всем изобилии приемов создания искусственной цельности, «монолитности» литпроцеса, «морально-политического единства» на основе «шедевров» и т. п. («Постановления ЦК» и ежегодная раздача премий – способы утверждения норм, «пайковых» образцов!) не всё было сглаженным, парадным» (Чалмаев В. Современная проза. Обзор // Русская литература ХХ века. М., 1994. Ч. II. С. 305). Критик, опираясь на высказывание О. Мандельштама о делении мировой литературы на «разрешённые и написанные без разрешения. Первые – это мразь, вторые – ворованный воздух» («Четвёртая проза», 1931), приходит к выводу, что раздача ежегодных премий – это нечто «парадное». Среди лауреатов Сталинских премий были такие гиганты русской культуры, как Шолохов, Алексей Толстой, Уланова, Шостакович, но были и писатели средние, уловившие в своих книгах злободневные процессы развития советской жизни.

Естественно, Тихонов, Алигер, Антокольский были среди тех, кто заслуженно получил эти высшие награды. Их произведения, «написанные без разрешения» – по голосу сердца и души, их произведения – «не ворованный воздух».

А. Прокофьев работал над поэмой «Россия», А. Твардовский начал работать над поэмой «Василий Тёркин», О. Берггольц – над «Февральским дневником», В. Инбер – над «Пулковским меридианом». Мощно прозвучали стихотворения Анны Ахматовой «Клятва» и «Мужество» (Правда. 1942. 8 марта):

КЛЯТВА

И та, что сегодня прощается с милым, —

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянёмся, клянёмся могилам,

Что нас покориться никто не заставит!

Ленинград. Июль 1941 г.

А «Мужество» было напечатано не только в «Правде», но и во многих сборниках, журналах, альманахах, во многих фронтовых газетах:

МУЖЕСТВО

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах.

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мёртвыми лечь,

Не горько остаться без крова, —

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесём,

И внукам дадим, и от плена спасём

Навеки!

Февраль 1942 г.

(Ахматова А. Сочинения. М., 1990.

Т. 1. С. 204–205)

2

Война… Как и в 1914 году, все ждали её, она неотвратимо приближалась. Все видели, что Европа жила на пороховой бочке, но все надеялись, что самое худшее произойдёт не скоро: правительство сделает невозможное и отсрочит нависшую войну. И всё-таки война… Значит, что-то не предвидели, что-то недосмотрели… Надо было перестраиваться на военный лад, года-двух будет достаточно, чтобы разгромить этого сильного врага.

В тот же день Алексей Толстой поехал в Москву, сдал последние страницы романа «Хмурое утро» в «Новый мир», где он печатался (1940. № 4, 5, 8; 1941. № 1, 2, 4, 6), зашёл в редакцию «Известий» и Радиокомитет, чтобы предложить своё перо писателя-публициста, с горечью и гневом узнавшего о вероломном нападении фашистских орд. А когда вернулся в Барвиху, позвонили из редакции «Правды» с просьбой побыстрее выступить со статьей.

27 июня 1941 года в «Правде» была опубликована его статья «Что мы защищаем», в которой Толстому удалось передать чувства и мысли миллионов русских людей, поднимавшихся на борьбу с ненавистным врагом. Толстой призывал: «Разбить армии Третьей империи, с лица земли смести всех наци с их варварски-кровавыми замыслами, дать нашей родине мир, вечную свободу, изобилие, всю возможность дальнейшего развития по пути высшей человеческой свободы – такая высокая и благородная задача должна быть выполнена нами, русскими, и всеми братскими народами нашего Союза… Наш народ прежде поднимался на борьбу, хорошо понимая, что и спасибо ему за это не скажут ни царь, ни псарь, ни боярин. Но горяча была его любовь к своей земле… неугасаемо в уме его горела вера в то, что настанет день справедливости, скинет он с горба всех захребетников, и земля русская будет его землёй; и распашет он её под золотую ниву от океана до океана».

За короткий срок Толстой написал около двух десятков статей. Никогда он не думал, что с такой силой развернётся его публицистический талант. До сих пор ему казалось, что легче написать большой рассказ, чем небольшую статью. Теперь же, встречаясь с людьми, непосредственно столкнувшимися в битве с врагами, расспрашивая о переживаниях и впечатлениях, Толстой приводил их скупые и точные рассказы о зверствах фашистов на нашей территории, о героических подвигах советских людей, о примерах подлинной любви к своей родине.

29 июня Толстой вместе с видными учёными страны обращается к учёным всего мира: «Все, кому дорого культурное наследие тысячелетий, для кого священны высокие идеалы науки и гуманизма, должны положить все силы на то, чтобы безумный и опасный враг был уничтожен». Это обращение академиков Академии наук СССР было напечатано в «Правде».

За июль – август 1941 года Толстой oпубликовал свои замечательные статьи и очерки: «Армия героев», «Блицкриг», или «Блицкрах», «Кто такой Гитлер и чего он добивается», «Гордо реет советский флаг», «Смельчаки», «Я призываю к ненависти», «Несколько поправок к реляциям Геббельса», «Почему Гитлер должен потерпеть поражение», «Русские воины». Даже этот простой перечень выступлений в печати Алексея Толстого свидетельствует о его кипучей и самоотверженной деятельности во имя того, чем жила вся страна.

Толстой не раз просил направить его в действующую армию: «Как же я могу писать, не повидав все, что творится на фронте? – убеждал он руководителей «Правды» и других центральных газет. – А возраст не помеха. Я ведь не с автоматом пойду на немцев, а с писательским оружием. Мне нужны конкретные наблюдения, живые подробности… В Первую мировую войну я столько исколесил фронтовых дорог в качестве военного корреспондента… А в Испании совсем недавно был в окопах в пятидесяти метрах от фашистов…»

Но уговоры Толстого не помогали. Все знали о словах секретаря ЦК партии А.С. Щербакова на этот счёт: «Ни в коем случае. Беречь Толстого, на фронт не посылать».

И все-таки в середине августа Толстой вместе с корреспондентами «Красной звезды» побывал в подмосковном истребительном авиационном полку. Он всегда с восхищением говорил о воздушном таране, а лётчик этого полка только что протаранил фашистский бомбардировщик, и ему захотелось побеседовать с Виктором Киселёвым – героем этого воздушного боя.

14 августа Толстой вместе с женой Людмилой Ильиничной и корреспондентами «Красной звезды» приехал в полк. Боевая жизнь шла обычным ходом: взлетали и садились истребители. Но в этот день было относительно спокойно в небе и на земле, и Толстой смог детально познакомиться с боевой техникой и людьми. Лётчики его встретили очень радушно и даже разрешили посидеть в одной из боевых машин. А потом все собрались около истребителя, расселись прямо на земле и внимательно слушали удивительного рассказчика. Потом своими боевыми впечатлениями делились лётчики, а Толстой кое-что заносил в записную книжку, лежавшую у него на коленях.

Толстой долго беседовал с Виктором Киселёвым, стараясь постигнуть его характер, запомнить черты лица. Он уже решил, что непременно напишет об этом замечательном пареньке. Виктор Киселёв подарил ему портсигар-зажигалку, найденную в сбитом бомбардировщике, с надписью: «Вам, Алексей Николаевич, в мой знаменательный день. Л-т Киселёв». Вместе пообедали, торжественно распили фронтовые сто граммов, и только после этого отпустили гостей.

На следующий день «Красная звезда» дала подробную информацию о посещении Толстым истребительного полка. А 16 августа в «Красной звезде» Толстой напечатал очерк «Таран».

Публицистика в эти дни занимает особое место и в советской литературе, и в творчестве Алексея Толстого. В этом жанре он добился выдающихся результатов, постоянно находясь, можно сказать, на передовых рубежах идеологического фронта, сражаясь с вражеской идеологией и пропагандой и вдохновляя своих соотечественников живым и неотразимо действующим словом. Глубоко драматические события пробудили в сердце Алексея Толстого высокие патриотические чувства, тот небывалый душевный настрой, который действительно возникает в самые трагические мгновения человеческой жизни, когда все самое любимое с детства гибнет и разрушается под ударами злобного и безжалостного врага. Гибнет и разрушается Отечество, для славы и благоденствия которого столько уже сделано советскими людьми, познавшими во всей сладости свободу и независимость. Напал на Россию исконный враг, коварный и сильный, долго и исподволь готовившийся к захвату славянских земель. Во что бы то ни стало отстоять свои земли, отстоять свободу и независимость советских народов – вот что было главным идейным содержанием публицистики Алексея Толстого, как и всех советских литераторов. Высокий патриотизм, сознание справедливости начавшейся борьбы с ненавистным врагом, исторический оптимизм и вера в конечную победу над лютым врагом – все эти качества определяли сущность каждого настоящего человека, эти же качества определили небывалый подъём и яркую эмоциональность публицистических выступлений.

Уже 23 июня 1941 года «Правда» публикует стихи Николая Асеева и статью Леонида Соболева «Отстоять Родину». Затем со статьями выступают Всеволод Вишневский, Михаил Шолохов. Каждый писатель понимал, что настало время приравнять перо к штыку.

Алексей Толстой, как гражданин великой России, никогда не испытывал такого единства слова и мысли; всё, что с годами накопилось на душе: любовь к Родине, к людям, строителям нового общества, к великим традициям русской культуры, к великому прошлому России вообще, чувство национальной гордости, всё это с какой-то поразительной легкостью и искренностью гармонично укладывалось на листы бумаги.

Ещё за три месяца до войны Толстой признавался, что он наконец-то испытывает «полное счастье» от сознания целесообразности своей жизненной и творческой работы, «где общая цель – счастье твоей Родины». С радостью признавался он, что эту возможность полного счастья открыла перед ним революция и он почувствовал себя строителем единого и прекрасного мира, где не будет крови, грязи и страданий. И вот чудовищная машина, сметающая на своём пути великие человеческие завоевания, стремится растоптать Россию, всё Советское государство. И перед этой трагической опасностью как нечто мелкое, сиюминутное отошли на задний план тяжкие раздумья об арестах и расстрелах, творческие споры, разногласия, противоречия в душе, гнёт цензуры и отдельных партийных и государственных деятелей, требовавших от художников «прославления» существующего. Вот когда наступило время прославления, прославления без кавычек, прославления всего подлинно человеческого.

Теперь в советских людях надо поднять боевой дух, чтобы они не знали пощады врагу. А для этого необходимо рассказать, какие цели и задачи ставят Гитлер и его приспешники. Рабство, голод, одичание ожидают тех, кто смирится и откажется от борьбы. Гитлеровцы не щадят никого: ни стариков, ни детей, ни женщин. Они отбирают хлеб, сжигают дома, разрушают города и сёла, возведённые целыми поколениями русских людей. Они оскверняют святыни великого народа, внёсшего огромный вклад в сокровищницу мировой культуры. «В русском человеке есть черта: в трудные минуты жизни, в тяжёлые годины легко отрешаться от всего привычного, чем жил изо дня в день. Был человек – так себе, потребовали от него быть героем – герой… В старые времена рекрутского набора забритый мальчишечка гулял три дня – и плясал, и, подперев ладонью щёку, пел жалобные песни, прощался с отцом, матерью, и вот уже другим человеком – суровым, бесстрашным, оберегая честь отечества своего, шёл через альпийские ледники за конём Суворова, уперев штык, отражал под Москвой атаки кирасиров Мюрата, в чистой тельной рубахе стоял – ружьё к ноге – под губительными пулями Плевны, ожидая приказа идти на неприступные высоты…

Вот уже больше полвека я вижу мою родину в её борьбе за свободу, в её удивительных изменениях… Вглядываюсь в прошлое, и в памяти встают умные, чистые, неторопливые люди, берегущие своё достоинство…

Я помню четырнадцатый год, когда миллионы людей получили оружие в свои руки. Умный народ понимал, что первое и святое дело – изгнать врага со своей земли. Сибирские корпуса прямо из вагонов кидались в штыковой бой, и не было в ту войну ничего страшнее русских штыковых атак. Только из-за невежества, глупости, полнейшей бездарности царского высшего командования, из-за всеобщего хищения и воровства, спекуляции и предательства не была выиграна русским народом та война.

Прошло двадцать пять лет. От океана до океана зашумели золотом колхозные нивы, зацвели сады, и запушился хлопок там, где ещё недавно лишь веял мёртвый песок. Задымили десятки тысяч фабрик и заводов… Тысячетонные молоты, сотрясая землю, начали ковать оружие Красной армии – армии освобождённого народа, армии свободы, армии – защитнице на земле мира, высшей культуры, расцвета и счастья.

Это – моя родина, моя родная земля, моё отечество, и в жизни нет горячее, глубже и священнее чувства, чем любовь к тебе…» (Толстой А. Что мы защищаем. 1941. Июнь).

9 июля в «Красной звезде» появилась статья А. Толстого «Армия героев». В ней писатель обращается к воинам Красной армии, вставшей навстречу врагу «стальной грудью танков, жерлами метких и сокрушительных орудий, свинцовым ураганом огня, тысячами боевых самолетов». Толстой восхищается храбростью, находчивостью, смёткой, стальной стойкостью советских воинов. Рассказывает о сущности Гитлера и его замыслах поработить весь мир. Предсказывает скорую гибель этого зверя, этого выродка и его порядков, установленных по всей Европе. «Ограбленная и униженная Европа оказалась незамирённой». Перечисляет ошибки Гитлера. И прежде всего – Гитлер не понял и недооценил мощи и духа Красной армии, мощи и духа нашей родной многонациональной страны. «Надо знать, – писал Алексей Толстой, – что русский народ, даже в самые трудные и тяжёлые времена своей истории, никогда перед врагом-захватчиком шапки не ломал, но уж на крайний случай брал навозные вилы и порол ему брюхо. За святыню – русскую землю – наш народ не щадил жизни своей. Жизнь нам дорога, мы – народ весёлый, но дороже нам жизни Родина, склад наш и обычай, язык наш, стать наша, твёрдая уверенность, что сил у нас хватит и оборонить Советский Союз, и устроить у себя свою особенную изобильную, богатую всеми дарами земли и ума человеческого, свободную жизнь, такую, чтобы каждый новый человек, появляясь из материнской утробы на свет, получал путёвку – на счастье…

Фашистам на нашей земле делать нечего! Убьём…»

Уже в этих первых статьях наметились основные черты, присущие публицистике Толстого: его непревзойдённое мастерство неразрывно связывать прошлое и настоящее в истории народа и тем самым пробуждать великие чувства любви к родине, гордость за его героическое прошлое и счастливое настоящее, умение укреплять веру в непобедимость и моральную стойкость своего народа. Не менее важно было и то, чтобы советские люди знали своего врага, его цели, его намерения, его повадки. Германию Толстой хорошо знал, не один год прожил там.

Толстой в своих статьях многократно возвращался к отдельным эпизодам отечественной истории. Не раз вспоминал Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Петра Великого, Суворова и Кутузова, героев Гражданской войны. Всё время подчёркивал, что наш народ, Советское государство все двадцать пять лет не хотели воевать, не имели завоевательных планов, занятые мирным, созидательным трудом. «Для выполнения этой задачи мы нашли те особые формы, которые ни в какой мере не находились в противоречии с историческим развитием России. Эти формы были глубоко заложены в народном сознании в виде надежд и мечтаний о царстве справедливости, добра и мира».

Толстой хорошо изучил историю войн и военного искусства. Но история ещё не знала таких бесчестно-подлых солдат и офицеров, какими оказались гитлеровцы. «…Будь у меня угрюмая фантазия самого дьявола, мне не придумать подобных пиршеств пыток, смертных воплей, мук, жадных истязаний и убийств, какие стали повседневным явлением в областях Украины, Белоруссии, Великороссии, куда вторглись фашистско-германские орды».

«Я призываю к ненависти» – так называлась одна из статей Толстого, опубликованная 28 июля 1941 года в «Правде». Ненависть советских людей должна удесятерять их силы в борьбе с гитлеровскими армиями, укреплять наши силы и наше мужество в бою, должна приближать победу над озверевшими ордами врага. Эта ненависть – «не чёрная, которая разрушает душу, но светлая священная ненависть, которая объединяет и возвышает, которая родит героев нашего фронта и утраивает силы у работников тыла».

Пожалуй, Толстой одним из первых в советской публицистике подчеркнул, что советский народ вовсе не стремится уничтожить Германию и немецкий народ в этой битве: немецкий народ в результате «должен будет очиститься от грязи гитлеровского фашизма, чтобы спасти своё существование». И это было сказано на Всеславянском митинге в Москве уже 10 августа 1941 года.

Тема Родины, Отечества звучала в каждой его статье, в каждом его выступлении, но особенно глубоко и ярко разработана эта тема в книге «Откуда пошла Русская земля», написанной в остром, полемическом духе. Эта книга была направлена против тех, кто пытался «доказать, что организация русского государственного строя не является результатом политической способности славянства», прежде всего против фашистских «историков», которые утверждали, что Россия как государство возникла в результате «созидательной государственной деятельности германского элемента в среде неполноценной расы». Нет, убедительно доказывает Толстой, русский народ является подлинным и единственным творцом Русского государства. «Ещё византийские историки в десятом веке, – писал Толстой, – со страхом писали о русских воинах Святослава: «Россы почитают ужасным бедствием лишиться славы и быть побеждёнными. В кольчужных бронях, с огромными, до самой земли, щитами, выставив копья и сомкнув щиты наподобие стены, они бросаются на неприятеля с ужасным и страшным воплем и дерутся, как бешеные львы. Смерть они предпочитают позору и никогда живыми не сдаются неприятелю, но, вонзая в чрево меч, себя убивают…» Русский человек должен гордо нести голову через века прошлого в века будущего. Красноармейский штык в наши дни восстанавливает истину и честь великого русского народа».

Писатели, внимательно следившие за постановлениями партии и правительства, знали о том, что Политбюро, опираясь на данные о переписи населения в 1937 году, приняло решение отменить антирелигиозную пропаганду, отменить «безбожные пятилетки», умерить пыл богоборцев, пересмотреть инструкции, созданные ещё при Ленине 1 мая 1919 года, «касающиеся преследования служителей русской православной Церкви и православноверующих». Накануне войны были освобождены из тюрем десятки тысяч православноверующих.

В мае 1941 года Сталин говорил в интервью об основах патриотизма: «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм… Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага» (Вопросы истории. 2000. № 7).

Широко известен был писателям и тот факт, что незадолго до войны Сталин позвонил главному редактору «Правды» Л.З. Мехлису и предложил дать русские псевдонимы сотрудникам еврейской национальности, работавшим в редакции. В ту же ночь, как пишут историки, произошло «крещение евреев». Знали о том, что только патриотические чувства в бойцах и командирах могут победить в этой войне. Знали и о том, что в начале войны митрополит Московский и Коломенский Сергий обратился к православным с «Посланием пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», и это послание в первые дни войны зачитывалось во всех храмах: «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг» (Вдовин А.И. Русские в ХХ веке. М., 2004. С. 145).

Государство всё больше внимания обращало на мощь религии и религиозных обрядов. Весной 1942 года праздновали православную Пасху, привлекали священников к участию в государственных делах. В сентябре 1943 года Сталин принял митрополитов Сергия, Алексия и Николая, во время беседы были намечены неотложные меры по улучшению государственно-церковных отношений, передан особняк для патриархии, созван Архирейский собор, три митрополита, одиннадцать архиепископов и пять епископов избрали митрополита Московского Сергия новым Патриархом Московским и всея Руси. По всем православным республикам восстанавливались церкви и монастыри, всё чаще в идеологической работе опирались на христианские ценности.

Широкое распространение получило высказывание Сталина в годы войны о национальной политике: «Необходимо заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но не могу сказать, что мы его всегда правильно решали… Это проклятый национальный вопрос… Некоторые товарищи ещё недопонимают, что главная сила в нашей стране – великая русская нация… Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что эта война ведётся за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются, Великая Отечественная война ведётся за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом» (Там же. С. 151).

Поэтому так естественна была опора на патриотизм в публицистике ведущих писателей Советского Союза. Наступила пора «националистического нэпа», по выражению одного из западных исследователей. 7 января 1944 года на заседании историков в Наркомпроссе Алексей Иванович Яковлев (1878–1951), известный историк, член-корреспондент АН СССР, только что получивший Сталинскую премию, сказал: «Мне представляется необходимым выдвинуть на первый план мотив русского национализма. Мы очень уважаем народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним любовно. Но русскую историю делал наш народ. И мне кажется, что всякий учебник о России должен быть построен на этом лейтмотиве… Этот мотив национального развития, который так блистательно проходит через курс истории Соловьёва, Ключевского, должен быть передан всякому составителю учебника… Мы, русские, хотим истории русского народа, истории русских учреждений, в русских условиях».

В это же время партия и правительство готовили создание Гимна Советского Союза. Среди многих представленных текстов избрали текст С.В. Михалкова и Г. Эль-Регистана, который отвечал патриотическим чувствам и общества, и правительства. И вскоре Гимн Советского Союза на музыку А. Александрова зазвучал в честь победы нашего оружия.

Эта позиция правительства соответствовала духу русских писателей. Особенно эта позиция легла на сердце М. Шолохова, Л. Леонова, П. Павленко, А. Толстого и десятков, сотен русских писателей.

«В Великую Отечественную войну голос Алексея Толстого был слышен и в Советской Армии, и в любом углу нашего отечества, и далеко за его рубежами. Это сделала публицистика Толстого, а то, что он обратился в годы войны к публицистике, надо считать не только фактом литературной его биографии, но и шагом его гражданского поведения, – вспоминал Константин Федин. – Работая необычайно плодовито почти во всех литературных жанрах, Толстой прежде никогда серьёзно не брался за перо публициста. Он не любил статей. Он был слишком поэтом, чтобы увлечься делом журналиста. Но пришёл час, когда романист, рассказчик и обаятельный сказочник почувствовал, что ему недостаёт оружия, которое быстро, действенно, целеустремлённо разило бы врага, призывало б волю сограждан к единству в освободительной борьбе. Толстой увидел, что таким оружием в его искуснейших руках может быть статья, и он со всей страстью отдался новому делу».

Так поступали сотни русских писателей.

3

Никогда ещё народу нашему не приходилось так много испытать, как в первые месяцы войны. И Шолохов снова на переднем крае борьбы, в первых рядах защитников Отечества, он с теми, кто сражается за Родину.

23 июня 1941 года, на второй день войны, выступая на митинге в станице Вёшенской, М.А. Шолохов сказал:

– Фашистским правителям, основательно позабывшим историю, стоило бы вспомнить о том, что в прошлом русский народ громил немецкие полчища, беспощадно пресекая их движение на восток, и что ключи от Берлина уже бывали в руках русских военачальников. Но на этот раз мы их побьём так, как их ещё никогда не бивали, и на штыках победоносной Красной армии принесём свободу порабощённой Европе…

В этот же день Шолохов послал телеграмму Маршалу Советского Союза Тимошенко: «Дорогой товарищ Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присуждённую мне Сталинскую премию первой степени. По Вашему зову в любой момент готов встать в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину… Полковой комиссар запаса РККА писатель Михаил Шолохов» (Шолохов М.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1986. С. 73).

Уже в первые дни войны в очерках «На Дону» (Правда. 1941. 4 июля), «В казачьих колхозах» (Красная звезда. 1941. 31 июля), «На смоленском направлении» (Красная звезда. 1941. 29 августа), «Гнусность» (Красная звезда. 1941. 6 сентября), «Военнопленные» (Правда. 1942. 2 ноября), «На юге» (Правда. 1942. 28 февраля) М. Шолохов показал столкновение двух исторических сил – социализма и страшного порождения империализма – фашизма, раскрыл социально-историческую природу духовной красоты русского человека, его героического поведения на фронте и в тылу.

В то же время острый глаз художника заметил, до какого морального падения докатилась гитлеровская армия: «Именно стяжание и разбой объединили эту банду бестий и висельников, промышлявших под чёрным знаменем с раскоряченной фашистской свастикой» («На юге»).

«Недзельский: навоевавшись, бежит к себе на кухню и с ужасом видит, что суп выкипел, а битки стали чернее антрацита, но, вероятно, бывает иначе: готовя борщ, вдруг слышит он сквозь грохот разрывов могучее, раскатистое русское «ура», и в ярости от того, что не может участвовать в атаке, всеми помыслами находясь там, на поле боя, сыплет он рассеянной рукой в котёл сахар вместо соли и миндаль вместо перца».

Поразил Шолохова и рано поседевший младший лейтенант Наумов. Скупо говорил он о себе, всё время прислушиваясь к разрывам снарядов. Оживился только тогда, когда заговорил о своём друге лейтенанте Анашкине.

– Собственно, про себя мне рассказывать нечего. Наша противотанковая батарея действует хорошо. Много мы покалечили немецких танков. Я делаю то, что все делают, а вот Анашкин – это действительно был парень! Под деревней Лучки ночью пошли мы в наступление. С рассветом обнаружили против себя пять немецких танков. Четыре бегают по полю, пятый стоит без горючего. Начали огонь. Подбили все пять танков. Немцы ведут сильный миномётный огонь. Подавить их огневые точки не удаётся. Пехота наша залегла. Тогда Анашкин и разведчик Шкалев ползком, незамеченные, добрались до одного немецкого танка, влезли в него. Осмотрелся Анашкин – видит немецкую миномётную батарею. Орудие на танке в исправности, снарядов достаточно. Повернул он немецкую пушку против немцев и расстрелял минометную батарею, а потом начал расстреливать немецкую пехоту. Погиб Анашкин вместе с орудийным расчётом, когда менял огневую позицию.

Из разговора Шолохова с одним из лучших разведчиков части приведём только заключительные слова:

– Я так думаю, товарищ писатель, что побьём мы немцев. Трудно наш народ рассердить, пока он ещё не рассердился по-настоящему, а вот как только рассердится как полагается, худо будет немцам. Задавим мы их!

Эта поездка на Западный фронт была наименее драматичной. Наши войска под Смоленском перешли в наступление, впервые за несколько месяцев войны добившись большого успеха. Отсюда несколько приподнятый тон очерков М. Шолохова. Внушить мысль о непобедимости нашего народа, когда он поднялся на защиту свободы и независимости своей Родины, рассказать о людях Красной армии, совершающих подвиги в битве с врагом, – такова была непосредственная задача первых очерков М. Шолохова.

За эти дни накопился большой материал, Шолохову показалось, что его наблюдения и мысли могут быть интересными и необходимыми Верховному главнокомандующему. И 2 сентября 1941 года он написал записку:

«Дорогой т. Сталин!

Сегодня я вернулся с фронта и хотел лично Вам сообщить о ряде фактов, имеющих немаловажное значение для дела обороны нашей страны.

Прошу принять меня»

(По автографу. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 827. Л. 104).

Но Сталин, перегруженный текущими заботами, не принял Шолохова.

Первые дни войны Шолохов проводит в поездках по хуторам и станицам. И везде он видит в людях нравственную готовность к сопротивлению. Своими впечатлениями он делится в очерках, которые и до сих пор сохраняют своё значение как страстное, взволнованное, идущее из глубины сердца слово, написанное по горячим следам событий.

Многое из написанного о том времени кануло в Лету: то ли потому, что поверхностно говорилось о тех событиях, то ли потому, что не о тех событиях писалось, что были главными, то ли потому, что неверно освещались причины временных неудач и истоки героических усилий народа. А вот читаешь шолоховские произведения о войне, и словно бы могучая рука художника переносит тебя в то время, ставит рядом с его вымышленными персонажами или реальными героями, делает участником всех событий, заставляя так же думать, чувствовать, страдать. Столь близкими и дорогими становятся его герои, что невольно переживаешь всё, что переживают и они.

В очерках – живые зарисовки, конкретные картинки. В них нет развёрнутого показа всей полноты жизненных явлений. Но ряд набросков, эскизов, ярких и колоритных, нарисованных рукой большого мастера, создаёт общее целостное представление о поведении русского человека в первые дни войны.

Шолохов, как всегда, в гуще народа. Внимательно всматриваясь в жизнь, беседуя с отдельными людьми, он отчётливо увидел, что все их поступки, мысли, чувства определяются одним и тем же общим для всех устремлением: «Всё для армии делается. И все помыслы там, на фронте. И одно желание у всех в сердцах: поскорее переломить хребет проклятой фашистской гадюке».

В годину тягостных бедствий в сердце народа жило одно стремление – отстоять свободу и независимость Родины. Все трудятся с полной отдачей сил, каждый понимает, что подошло такое время, когда совестно «прижаливать» самого себя. Общая беда сблизила людей. Неумолимая сила народного патриотизма требовала от каждого человека жить так, как велит совесть народа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.