Валерий Яковлевич Брюсов (1 (13) декабря 1873 – 9 октября 1924)

Валерий Яковлевич Брюсов

^{(1 (13) декабря 1873 – 9 октября 1924)}

Родился в купеческой семье как со стороны отца (Кузьма Андреевич Брюсов (1817–1891), крепостной крестьянин, заплатил немалую сумму за волю и держал торговлю пробками в Москве), так и со стороны матери (её отец, Александр Яковлевич Бакулин (1813–1894), сын купца, занимался торговлей, арендовал имения, писал басни, занимался с внуком основами стихосложения, признавал великими только трёх писателей – Державина, Пушкина и Крылова).

Отец, Я.К. Брюсов (1848–1907), помогал отцу в торговых делах, ничем определённо не занимался, слушал лекции в Петровской сельскохозяйственной академии, писал стихи, переводил с иностранных языков.

Валерий Яковлевич получил хорошее домашнее образование, знал древние языки, почти все европейские, превоходно знал европейскую литературу, особенно французскую. В гимназию Ф.И. Креймана поступил сразу во второй класс, учился до 1889 года, потом, в 1890 году, перешёл в гимназию Л.И. Поливанова, окончив её в 1893 году. В это время Брюсов живёт полной жизнью, пишет стихи, редактирует вместе со своим одноклассником В.К. Станюковичем газету «Листок V класса», публикует «Письмо в редакцию» детского журнала «Задушевное слово» (1884. № 16), увлекается Еленой Андреевной Красковой, изучает философию (Спинозу, Лейбница), позже окунулся во французскую поэзию и был покорен её шармом и многообразием форм. И сотни, тысячи стихотворений были написаны в эти годы, особенно много любовных стихотворений было посвящено Елене Красковой. В 1893 году Брюсов поступил на отделение классической филологии Московского университета, потом перешёл на историческое, окончив университет одним из первых в 1899 году. Это был уже сложившийся учёный, превосходный поэт и прозаик, отличный переводчик с иностранных языков. Увлекшись в начале 90-х годов ХIХ века французскими символистами, Брюсов издаёт три тоненькие книжки. Выпущенные под разными названиями и подписанные разными фамилиями, суть они сохраняли, все три можно было озаглавить, как и первую книжку, «Русские символисты».

Во французской литературе обозначилась смена эпох, импрессионизм расцветал, бурно развивался символизм, выходили книги, писались манифесты и трактаты. И, внутренне готовый к этим переменам, Брюсов в «Дневнике» записывает, что он полностью принимает символизм, декадентство – это «путеводная звезда в тумане», и он непременно станет вождём этого течения в искусстве, способным загипнотизировать читателя, выражая «тонкие, едва уловимые настроения», давая «поэзию оттенков», противопоставляя её «прежней поэзии красок». На первых порах Брюсов высказывает много спорного, непродуманного, сомнительного. В появившихся рецензиях на три поэтических сборничка критики высказали немало справедливых упрёков. «Символизм располагает обращаться к чувствам и настроениям современного человека, но отсюда не следует, чтобы всякое подобное произведение было символическим», – писал юный Валерий Брюсов. Рецензент журнала «Русское обозрение» (1895. № 9) убедительно возражает против такого скороспелого толкования символизма: «Нам не думается, чтобы всеми перечисленными признаками разновидностей символизма обусловилось точное и правильное понятие о нем». Особенно обидной была рецензия на третий сборник, «Русские символисты», в котором есть не только пародийное истолкование, но высказаны были и дельные мысли. В «Вестнике Европы» Вл. С. (Владимир Соловьёв. – В. П.) «увлекся желанием позабавить публику, что повело его к ряду острот сомнительной ценности и к умышленному искажению смысла стихотворений… На этом мы и покончим и не будем разбирать других заметок, потому что они… представляют из себя простые перепечатки из других газет и журналов или бездоказательные насмешки и осуждения; ведь не обязаны же мы спорить со всяким, кто станет на большой дороге и начнет произносить бранные слова». На критические рецензии сборников «Русские символисты» В. Брюсов, скрывшийся под псевдонимом, ответил острой статьей «Зоилам и Аристархам», предъявив обвинение в «такой беспощадной критике со стороны и мелких и крупных журналов» (Сочинения: В 2 т. М., 1987. С. 36).

Страсть его к литературе всё возрастала, вспоминал Брюсов: «Беспрестанно начинал я новые произведения. Я писал стихи, так много, что скоро исписал всю толстую тетрадь Poesie, подаренную мне. Я перепробовал все формы – сонеты, терцины, октавы, триолеты, рондо, все размеры. Я писал драмы, рассказы, романы… Каждый день увлекал меня все дальше. На пути в гимназию я обдумывал новые произведения, вечером, вместо того, чтобы учить уроки, я писал… У меня набирались громадные пакеты списанной бумаги» (Из моей жизни. М., 1927. С. 35).

Так было не только по дороге в гимназию, но так было и всю жизнь. Стоило появиться статье Льва Толстого «Что такое искусство?», как Валерий Брюсов тут же обнаружил у себя в дневнике почти такую же запись, как и у Толстого: Брюсов тоже рассматривал искусство как «средство общения».

Одна за другой выходят книги В. Брюсова: «Chefs d’ceuvre» (Шедевры. М., 1895), «Me eum esse» (Это – я. М., 1897), полные эротических, декадентских, эгоистических мотивов, встреченные читателями и критикой резко отрицательно. Немало думал Валерий Брюсов над этими отрицательными рецензиями. И написал брошюру «Об искусстве» (М., 1899), в которой подвёл итоги своих воззрений на искусство. Он только что перевёл новую книгу Поля Верхарна, хорошо знает Метерлинка, сонеты Маларме, блистательного Теофиля Готье, он знает современную классическую литературу. С раннего детства ему близки размышления о сути искусства. Много общих настроений сменилось в его душе, а от некоторых ему уже пришлось отказаться. Что ж такое искусство? Прежде всего искусство должно быть свободным выражением души художника. Никто не властен над художником. Мелькают мгновения жизни. Каждое мгновение неповторимо. «Мгновения отходят в могилу без надежды воскреснуть, – писал В. Брюсов. – Задача искусства – сохранить для времени, воплотить это мгновение, это мимоидущее. Художник пересказывает свои настроения; его постоянная цель раскрыть другим свою душу. Человек умирает, его душа, не подвластная разрушению, ускользает и живет иной жизнью. Но если умерший был художник, если он затаил свою жизнь в звуках, красках или словах, – душа его, все та же, жива и для земли, для всего человечества.

Кто дерзает быть художником, должен найти себя, стать самим собою… Кто дерзает быть художником, должен быть искренним – всегда без предела. Все настроения равноценны в искусстве, ибо ни одно не повторится; каждое дорого уже потому, что оно единственное. Душа по своей сущности не знает зла. Чем яснее кто поймет свою душу, тем чище и возвышеннее будут его думы и чувства…» (Из моей жизни. С. 39).

Свобода личности и талант – вот главное в искусстве.

28 сентября 1897 года Валерий Брюсов отважно женится на гувернантке дома Иоанне Матвеевне Рунт, внимательно и чутко следившей за его творчеством и ставшей помощницей в его творческих делах. После смерти В.Я. Брюсова она ещё немало лет была издательницей его произведений и хранительницей его архива.

Брюсов в эти годы побывал в Германии, в Крыму (впервые его стихи и переводы были напечатаны в газете «Южное обозрение»), познакомился с И.А. Буниным, П.И. Бартеневым, стал у него работать в журнале «Русский архив». Поэт тщательно изучает биографию и творчество Фёдора Тютчева, творчество Пушкина, входит в мир литературоведческих интересов, знакомится с литературоведами и историками литературы С.А. Венгеровым, В.И. Саитовым, Н.О. Лернером, В.В. Каллашем, становится интересным собеседником «старших» символистов Д.С. Мережковского, З.Н. Гиппиус, Н.М. Минского, Ф.К. Сологуба, К.М. Фофанова, К.К. Случевского. А с К. Бальмонтом и И. Каневским Брюсов просто подружился и многое взял из их размышлений и суждений о тайне музыки стиха и глубине замысла в поэтическом произведении.

И постоянно публикует свои стихотворения, рассказы. Брюсов увлекается спиритизмом, входящим в моду в России, печатает заметки о спиритизме, открывает свои «среды» и бывает на приемах у единомышленников. А с организацией нового издательства «Скорпион» становится одним из руководителей (хозяин издательства – С.А. Поляков), редактирует альманах «Северные цветы». В «Скорпионе» выходит новая книга Валерия Брюсова Tertia vigilia (Третья стража. М., 1900). С организацией издательства и альманаха «Северные цветы», выпуском книги Валерия Брюсова, как считают биографы и исследователи, «символизм заявил о себе как о целостном и самостоятельном литературном направлении» (Русские писатели. М., 1989. Т. 1. С. 334). Затем Брюсов стал редактором журнала «Весы», в журнале появилось и десятки новых стихотворений и статей. Там же извещалось о том, что молодой поэт Борис Бугаев, успевший познакомиться с Д. Мережковским и З. Гиппиус и побывавший на одной из «сред» В. Брюсова, работает над интересным символическим произведением. Вскоре в журнале «Весы» была опубликована «Симфония» (2-я, драматическая) (М.: Скорпион, 1902). Затем в «Скорпионе» были опубликованы произведения Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Андрея Белого, Александра Блока, Фёдора Сологуба, Вячеслава Иванова, Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус и многих других писателей, без которых невозможно было представить себе русскую литературу начала ХХ века. Надо отдать должное Сергею Александровичу Полякову, он не вмешивался в творческий процесс, он был хозяином, журнал был бесприбыльным, но авторы получали гонорары за опубликованные произведения, а сам он был совладельцем фабрики «Знаменская мануфактура», полиглотом, литератором-переводчиком, а главное – московским капиталистом и меценатом. В это время Борис Бугаев стал Андреем Белым, подписавшись этим псевдонимом под публикацией своей первой «Симфонии».

Запомнился портрет Валерия Брюсова в воспоминаниях Андрея Белого, когда они впервые увиделись в квартире М.О. Соловьёвой, где часто встречались символисты начала века: «Пятого декабря 1901 года я встретился с Брюсовым. У меня сидел Петровский, когда я получил листок от О.М. Соловьёвой: «У нас – В.Я. Брюсов: ждем вас»; позвонился, входим; и – вижу, за чайным столом – крепкий, скуластый и густобровый брюнет с большим лбом; не то – вид печенега, не то вид татарина, только клокастого (клок стоит рогом): как вылеплен, – черными, белыми пятнами; он поглядел на нас с напряженным насупом; и что-то такое высчитывал. Встал, изогнулся и, быстро подняв свою руку, сперва к груди отдернул ее, потом бросил мне движеньем, рисующим, как карандаш на бумаге, какую-то египетскую арабеску в воздухе: без тряса пожал мне руку, глядя себе в ноги; и также быстро отдернул к груди; сел и – в скатерть потупившись, ухо вострил, точно перед конторкой, готовяся с карандашом что-то высчитывать, точно в эту квартиру пришел он на сделку, но чуть боясь, что хозяева, я и Петровский его объегорим. Этот оттенок мнительности, недоверия к людям, с которыми впервые вступал он в общение, был так ему свойственен в те годы: он ведь был всеми травим…» (На рубеже двух столетий. М., 1989).

Валерий Брюсов, в свою очередь, тоже написал литературный портрет Андрея Белого, как бы предчувствуя, что вскоре жизнь их закрутит с особой яростью и беспощадностью. Андрей Белый поставил Брюсова во главе литературного движения символистов, сравнивал его с Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, Фетом, Некрасовым, Баратынским, утверждал, что Брюсов научил современников понимать природу стиха, что он проложил новые пути в поэзии, не порывая с традициями искусства прошлых времен.

И ещё одно примечательное явление нужно отметить, характеризуя это время и его особенности. Появился новый тип девушек и женщин, об этом часто вспоминали очевидцы того времени. «Как из-под земли, – вспоминал К.В. Мочульский, – возникали рои модернистических девушек: тонкие, бледные, хрупкие, загадочные, томные, как героини Метерлинка, они переполняли залу Литературно-художественного кружка и символистические салоны» (Александр Блок. Андрей Белый. Валерий Брюсов. М., 1997). Об этом в своих воспоминаниях писал и Андрей Белый.

Неожиданно в жизнь Андрея Белого вошла изумительная женщина, писательница Нина Петровская (1886–1928), жена одного из его друзей, Сергея Соколова, поэта, владельца издательства «Гриф», такого же «аргонавта», как и другие друзья Бугаева. Соколов, подписывал он свои стихи псевдонимом Кречетов, пришёл не один, а с женой, Ниной Петровской, яркой красавицей, только что оставленной Константином Бальмонтом. Муж не очень много уделял ей внимания, она охотно смотрела по сторонам в поисках нового увлечения. Андрей Белый не мог не обратить внимания на эту умную и талантливую красавицу. Он посвятил ей десятки любовных стихотворений, завязалась безумная, страстная, плотская любовь, но любовь быстро улетучилась. И Андрей Белый познакомил её с Валерием Брюсовым, который встретил это новое знакомство с холодком, а потом его постигла та же участь – он влюбился в Нину Петровскую, посвятив ей немало времени и сонетов, адресовав весь цикл «Посв. Н. П.»:

Ты, слаще смерти, ты, желанней яда,

Околдовала мой свободный дух,

И взор померк, и воли огнь потух

Под чарой сатанинского обряда,

В коленях – дрожь, язык – горяч и сух,

В раздумьях – ужас веры и разлада;

Мы – на постели, как в провалах Ада,

И меч, как благо, мы призываем вслух!

Но всё это как бы преддверие того, что Валерий Брюсов, зная историю любовных отношений, задумал написать роман, прототипами действующих лиц которого были живые люди – Андрей Белый, Нина Петровская и Валерий Брюсов, перенеся действие в туманный ХVI век. И, назвав роман «Огненный ангел», напечатал его в журнале «Весы» и в издательстве «Скорпион» в 1908 году. Все заинтересованные лица тут же угадали в Рупрехте, Ренате и Мадиэле своих современников. Рупрехт – тридцатилетний воин, рыцарь, много повидавший на своем веку, Рената увидела в нём человека, который поможет ей отыскать её любимого графа Генриха Оттергейма, её Мадиэла, который был для неё Ангелом, молодым, красивым и обаятельным. Эту неповторимую любовь по-своему оценила квартирная хозяйка, где остановилась Рената. В своих прозаических рассказах хозяйка, подчинённая верованиям своего времени и увлеченная своими переживаниями, в которых смешивались и быль и небылицы, уверяла Рупрехта, что граф фон Оттергейм и Рената «каждую ночь перекидывались, – он в волка, а она в волчицу». Рупрехт готов был поверить в то, что Рената говорила о графе, что он плотское изображение «огненного ангела», её любимого Мадиэля, с которым у неё была «небесная» любовь, но ему не нужна такая любовь, он не хочет «предаваться тоске», он хочет вернуться «к времяпрепровождению веселому и приятному». Он хочет её поцеловать, а Рената упрекает его, что в него вселился «демон». «Снова я охватил её, и мы начали бороться, очень безобразно, причём я так сжимал её пальцы, что они хрустели, а она била и царапала меня ожесточённо. Одно время я повалил её на пол, не испытывая в тот миг ничего, кроме ненависти, но она вцепилась вдруг зубами в мою руку и выскользнула изворотом ящерицы…» (Собр. соч.: В 3 т. М., 1997. Т. 3. С. 15). Вспомним, что Андрей Белый добровольно отказался от услуг Петровской и передал её Брюсову. Но Андрей Белый был человеком не простым, он сожалеет о содеянном и хочет вернуть Петровскую, о которой Брюсов говорит восторженно. Андрей Белый передаёт свои чувства дневнику: «Брюсов меня гипнотизирует, всеми своими разговорами он меня поворачивает во мрак моей жизни; я не подозреваю подлинных причин такого странного внимания ко мне Брюсова: причина – проста: Брюсов влюблен в Н.И. Петровскую и добивается ее взаимности; Н.И. – любит меня и заявляет ему это; более того, она заставляет его выслушивать истерические преувеличения моих «светлых» черт; Брюсов испытывает ко мне острое чувство ненависти и любопытства; он ставит себе целью доказать Н.И., что я сорвусь в бездну порока; ему хотелось бы меня развратить, и этим «отмстить» мне за невольное унижение его; вместе с тем – любовь к сомнительному психологическому эксперименту невольно поворачивает его на гипноз; он не удовольствуется разговорами со мной на интересующую меня тему; он старается силой гипноза внушить мне – любовь к разврату, мраку… С Брюсовым устанавливаются холодные, жуткие отношения…» (Белый А. Между двух столетий. М., 1989; Дёмин В. Андрей Белый. М., 2007. С. 77). Нет нужды описывать здесь дальнейшие события романа, Рупрехт получил от Рената всё, что хотел, вникнул в её желания увидеть графа Генриха, убить его на дуэли, как она приказывала, но был повержен блестящим дуэлянтом.

У Брюсова с Петровской семь лет продолжалась бурная любовь, со всеми сдвигами, изворотами, вывихами, которые происходили из-за непростого характера его любимой.

Символисты ответили восторженной критикой на публикацию романа, и не только в «Весах», но и в других газетах и журналах. Брюсов написал множество стихотворений, посвящённых Нине Ивановне Петровской, и издал их в сборнике «Венок. Стихи 1903–1905 гг.» (М., 1906). В завершение драмы Валерий Брюсов написал замечательные стихи «Андрею Белому», в которых признался и в своей вражде к нему, и в полном примирении с ним:

…Но на высотах, у стремнины,

Смутясь, мы встретились с тобой.

Со мною был – мой жезл змеиный,

С тобой – твой посох костяной.

И в темный путь пошли мы рядом…

Но кто-то третий близко был.

Палящей страстью, жгучим ядом,

Он нашу душу опалил.

И – помню – кроя в сердце муку,

Как смертный впившийся в кинжал,

Братоубийственную руку

Я на поэта подымал…

И что ж! На пламени сомненья,

Что злобно зыблила вражда,

Сковалась тайной цепи звенья,

Нас соединившей навсегда.

Я, в миги страшные, измерил

Твоих безумий правоту,

И ты, восторженный, поверил

В мою спокойную мечту…

Это стихотворение было напечатано в 1909 году. В то время как личная вражда между ними чуть не довела их до дуэли в 1905 году, когда только начались те страсти, о которых Брюсов написал в романе «Огненный ангел». Об этом необходимо знать всем, кто интересуется русской литературой ХХ века, – ведь были не только стихи, романы, драмы, но вспыхивали и личные конфликты, происходили личные трагедии, окрашивавшие своими страстями и чувствами эти стихи, драмы и романы.

Но это лишь одна часть переживаний большого поэта – вместе с народом он тяжко переносил войну с Японией, воодушевлялся оживлением революционных традиций, взволнованно обдумывал экономические реформы, которые проводила Россия. В сентябре 1905 года Валерий Брюсов писал П. Перцову, что для него прошедший год имел исключительное значение: «Пережито (не люблю этого надсоновского слова) – много. И все это на фоне трагических переживаний всей России. Шестнадцатидневный бой под Мукденом и погибель целой армады у китайских берегов – эти беспримерные события только потому, как неотступная галлюцинация, не овладели воображением всех, что у «всех» этого самого воображения давно нет. У меня же, что бы ни говорили злорадствующие мои критики, причисляющие меня к поэтам-александрийцам, доля этой способности есть, и до сих пор я не могу освободиться от бреда, от кошмара нашей войны. Мне все сдается, что рубеж был, что новая эпоха истории настала, и мне обидно, мне нестерпимо, что никто, совсем-таки никто не хочет этого видеть» (Печать и революция. 1926. № 7. С. 43). При всем преувеличении этой безразличности Брюсов высказал здесь свою озабоченность.

В 1909 году Валерий Брюсов издал трёхтомное собрание своих стихотворений под общим названием «Пути и перепутья» (М., 1908–1909), в которое вошли чуть ли не все стихотворения, опубликованные за последнее время. В 1909 году вышел также сборник стихотворений «Все напевы», в котором, по словам В. Брюсова, он завершает начатый творческий путь, однако «другие отделы этой книги уже начинают то направление, по которому теперь, по выражению А. Фета, порывается моя Муза». Здесь много прекрасных стихотворений, но поражают безжалостные, может быть, даже гневные стихотворения из цикла «Страсти-сны»:

Опять безжалостные руки

Меня во мраке оплели.

Опять на счастье и на муки

Меня мгновенья обрекли…

Любовь Брюсова к Нине Петровской прошла, но она по-прежнему влюблена в него и не хочет с ним расставаться, отсюда и это стихотворение, написанное в 1911 году, отсюда и «безжалостные руки», «счастье и муки», «вернусь к свободе из оков», «Потом – моим стихам покорным, / С весельем, передам твой лик, / Чтоб долго призраком упорным / Стоял пред миром твой двойник!».

Валерий Брюсов очень много работает, выходят книга за книгой, он охладел к деятельности в журнале «Весы», к полемике со своими собратьями-символистами, когда он искренне признавался в дружбе с Вячеславом Ивановым и Андреем Белым и остро возражал против их «мистического анархизма», противопоставляя московских символистов петербургским. Он ищет дорогу в большую литературу. Его приглашают в общероссийские журналы с широкими тематическими планами, а символисты называют его «первым в России поэтом» (А. Блок).

Валерий Брюсов написал рецензии о Блоке, о Волошине, о Гумилёве, о Кузмине, Корнее Чуковском, о Вячеславе Иванове, Андрее Белом, не раз выступал с теоретическими статьями о разных литературных течениях, о Горьком, Леониде Андрееве, о МХТ. В книге «Далёкие и близкие», в которую вошли «статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней», Валерий Брюсов высказал свою точку зрения на русскую поэзию за последние пятьдесят лет в её развитии и последовательности. «Здесь и статьи «юбилейные», и разборы отдельных, частных вопросов, и некрологи, и простые рецензии, – писал В. Брюсов в предисловии к этой книге. – Это одно уже отнимает у книги цельность, необходимое единство плана. Притом, если в статьях, посвященных поэтам прошлого (Тютчеву, Фету, даже B. Соловьёву и К. Случевскому), я мог стремиться дать общую характеристику их поэзии, то это явно было невозможно, когда мне приходилось говорить об отдельных книгах поэтов новых, моих современниках, часто дебютантах…» (Сочинения: В 2 т. М., 1987. Т. 2.

C. 215). Если в статьях о Тютчеве, Фете, Сологубе В. Брюсов говорил только о достоинствах их поэзии, то в работе о Константине Бальмонте он отмечал не только музыку стиха, но и недостатки, излишнее любование собой, своей безгрешностью как поэта. И чуть ли не впервые заговорил о поэтах-реалистах, добротно оценил поэзию Ивана Бунина, что несомненно выводило его на дорогу признания реалистических направлений русской литературы.

В апреле 1909 года Брюсов выступил с докладом «Испепелённый. К характеристике Гоголя» на торжественном заседании Общества любителей российской словесности в Москве. В предисловии к публикации доклада В. Брюсов уточнил: некоторые положения докладчика «вызвали, как известно, резкие протесты части слушателей» (Весы. 1909. № 4). Брюсов утверждал в докладе, что Гоголь был не только реалист, но он был фантастом, мечтателем; в докладе он говорил и о недостатках Гоголя, говорил о слабых сторонах творчества прославленного писателя. Главное в том, говорил Брюсов, что «создания Гоголя – смелые и страшные карикатуры, которые, только подчиняясь гипнозу великого художника, мы в течение десятилетий принимали за отражение в зеркале русской действительности», а через несколько минут докладчик сделал заключение: «Все создания Гоголя – это мир его грезы, где все разрасталось до размеров неимоверных, где все являлось в преувеличенном виде или чудовищно ужасного, или ослепительно прекрасного» (Сочинения: В 2 т. С. 126, 148).

В журнале «Русская мысль» (1911. № 9, 11–12; 1912. № 1–4, 10) В. Брюсов публикует историческую повесть «Алтарь Победы» о жизни Римской империи IV века. В этой повести поражают обширные исторические знания автора, с успехом проникающего своим пером и в описание Рима как города, и в описание быта римского сенатора, и в сложные человеческие отношения в семье, где часть домочадцев верит в единого Христа, а часть остаётся верующей в многочисленных богов предков. Перед нами предстают молодые люди Публий Ремигий и Децим Юний, от имени которого и ведётся повествование. Они оба мечтают о «золотом» Риме, городе блистательных побед, «по улицам которого выступали Фабии, Сципионы, Суллы и сам божественный Юлий». Но происходящее горько разочарует наших героев, Ремигий покончит жизнь самоубийством, а Децим Юний испытает столько пагубных интриг и предательства, особенно со стороны римской красавицы Гесперии, что после испытаний из неопытного провинциального юноши превратится в настоящего воина и дипломата. Много здесь прекрасных сцен, встреч, разговоров, но одна из них запомнилась особенно, как будто её произнес один из сегодняшних руководителей. На одной из торжественных встреч аргентарий (банкир – перевод В. Брюсова) Помпоний самодовольно заговорил о падающем значении знати: «Да, друзья мои, – говорил Помпоний, – сенаторские роды должны уступить место новым людям. Прости, любезный Юний, я говорю, что думаю, и нисколько этим твоего дядю обидеть не хочу. Нобилитет был когда-то нужен Риму и сделал для него многое. Разные там Сципионы Африканские спасли в свое время Город от галлов и других врагов. Но теперь другие времена. Теперь осталась только одна сила: деньги. Тот должен властвовать в империи, кто богаче. Все можно купить, и кто способен будет скупить все, тот и будет владеть всем» (Собр. соч.: В 3 т. Т. 2. С. 238. Курсив мой. – В. П.). Превосходный роман написал Валерий Брюсов и для того времени, и для сегодняшнего: и в IV веке, и в начале XX, и в начале XXI века деньги одолевают национальные идеалы…

В августе 1914 года, как только началась Первая мировая война, Валерий Брюсов отправился на фронт в качестве корреспондента газеты «Русские ведомости». Опубликовал около семидесяти корреспонденций. Известие о войне он встретил как патриот, но вскоре разочаровался, хотя писал о том, что войну надо продолжать до победного конца. Но в стихотворении «Тридцатый месяц», написанном в январе 1917 года, В. Брюсов приходит к верному заключению, что ужасы кровавой войны надо прекращать: «Тридцатый месяц в нашем мире / Война взметает алый прах, / И кони черные валькирий / Бессменно мчатся в облаках!» Это стихотворение было опубликовано в газете «Новая жизнь» 4 июня 1917 года, у Максима Горького, буржазная пресса подвергла того острой критике, а на Брюсова ополчились, дескать, изменил своим убеждениям. В. Брюсов сообщил в ответ, что стихотворение было написано в январе, за несколько месяцев до публикации, и М. Горький ничуть не повлиял на его содержание. В его стихах прямо говорится, что «Призывы светлые забыты первоначальных дней борьбы…». Человек, «который мыслит, идет вперед, иное из своего прошлого осуждает» (Сочинения: В 2 т. С. 522).

Биографы и исследователи В.Я. Брюсова считают, что он принял как Февральскую, так и Октябрьскую революцию. Сотрудничал с органами советской власти, работал в издательствах, писал приветственное письмо наркому А.В. Луначарскому. Но это только внешние обстоятельства, которые невозможно отрицать. Стоит на эти вопросы посмотреть поглубже. В. Брюсов начал свою литературную деятельность тогда, когда Лев Толстой заявил, что Россия накануне «великого поворота», уходит ХIХ век, приходит ХХ. В. Брюсов воспринимал и символизм, и революцию 1905 года, и Первую мировую войну, и две произошедшие революции как этапы этого «великого переворота». Стоит лишь посмотреть его последние статьи «Пролетарская поэзия», «Смысл современной поэзии», «Почему должно изучать Пушкина?», «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии», как можно убедиться в том, что В.Я. Брюсов остался верен своим прежним взглядам, что незыблемы основы русского классического наследства, а новая литература должна их продолжать.

9 октября 1924 года В.Я. Брюсов скончался от крупозного воспаления легких.

Брюсов В.Я. Собр. соч.: В 3 т. М. 1997.

Брюсов В.Я. Сочинения: В 2 т. М., 1987.

Ашукин Н., Щербаков Р. Брюсов. М., 2006.

Брюсов. Дневники, 1891–1900. М., 1927.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.