Алексей Николаевич Толстой 29 декабря 1882 (10 января) 1883 – 22 февраля 1945
Алексей Николаевич Толстой
29 декабря 1882 (10 января) 1883 – 22 февраля 1945
Алексей Николаевич Толстой родился в семье графа Николая Александровича Толстого и Александры Леонтьевны (в девичестве Тургеневой). В семье было уже трое детей, когда молодая писательница Александра Леонтьевна влюбилась в красивого либерала 60-х годов Алексея Аполлоновича Бострома и, беременная, ушла из богатого графского дома в скромный дом председателя земской управы города Николаевска Бострома и через полгода родила сына, названного в честь отчима Алексеем. А перед тем как покинуть графский дом и решаясь соединить свою жизнь с Алексеем Аполлоновичем, она долго мучилась, узнав, что беременна от графа, и писала 20 апреля 1882 года будущему мужу: «Какое-то дикое отчаяние, ропот на кого-то овладел мной, когда я в этом убедилась… Желать так страстно ребёнка от тебя и получить ребёнка от человека, которого я ненавижу… Я буду ненавидеть своего ребёнка. Это ужасно».
Поистине высокая драма разыгралась в это время: сначала Александра Леонтьевна ушла к Бострому, потом её уговорили и она вернулась к графу, где были трое её детей (двое умерли перед этим), и граф Толстой обещал не вмешиваться в её творческую жизнь, издал за свой счёт её роман «Неугомонное сердце», прекратил кутежи. Но Александра Леонтьевна с чужим ребёнком вновь ушла к Бострому, на этот раз навсегда. Драка в вагоне, суд, развод – всё это сопровождало бурную драму того времени.
Детство и юность Алексей Толстой провёл в имении отчима в Сосновке, получил домашнее образование. Его детство во многом походило на детство его деревенских сверстников. Так же как они, целыми днями пропадал на сенокосе, на жнивье, на молотьбе, убегал с ними на речку, на необъезженных лошадях скакал в ночное. В долгие зимние вечера вслушивался в рассказанные знакомыми крестьянами сказки и побасёнки, вслушивался в удивительное русское многоголосие, то залихватски-весёлое и безудержное, то скорбное и грустное. Играл в карты и в бабки, дрался, когда ходили стенка на стенку, по вечерам чаще всего слушал чтение произведений Некрасова, Льва Толстого, Тургенева в исполнении Алексея Аполлоновича.
Учился в реальном училище, поступил в Технологический институт в Петербурге, сдал экзамены за полный курс, но дипломную работу так и не защитил, оставил институт как «окончивший без защиты диплома».
3 июня 1902 года в Тургеневе состоялась свадьба Алексея Толстого и Юлии Рожанской; вскоре они уехали в Петербург учиться, у них родился сын Юрий. Но, увлечённый общественным и литературным движением, популярными именами Чехова, МХАТа, Горького, Леонида Андреева, Бальмонта, Федора Сологуба, внимательно следя за творческими поисками своей матери, детской писательницы Александры Бостром, бывая в литературных салонах, Алексей Толстой написал первую рецензию, первые стихи в духе символистов, полностью отдался литературному творчеству. За эти годы он проходил производственную практику на Балтийском судостроительном заводе, на Невьянском металлургическом заводе на Урале, занимался поисками золотоносной жилы в Кундравинской заимке, частенько бывал в своих тургеневских имениях, познавая в полном объёме жизнь города и деревни, со всеми доступными ему противоречиями и достижениями.
Революционный подъём, охвативший всю страну, захватил и Алексея Толстого. В середине 1905 года, в Казани, Алексей Толстой напечатал три стихотворения в местной газете «Волжский листок»: 6 декабря – «Далёкие», 18 декабря – «Сон», 1 января 1906 года – «Новогоднее». О таком важном в его жизни событии Алексей Толстой тут же сообщил матери: «Посылаю тебе одно из напечатанных моих стихотворений, у меня их поместили всего три и заметку, касающуюся тебя, мама…»
В часы досуга он полностью отдаётся поэзии. Он ещё не остыл от революционных событий, раскаты которых доносятся и до провинциальной Казани. Его по-прежнему угнетает мысль о тех, кто пострадал в борьбе с царизмом, кто долгие годы томился в тюрьмах и ссылках. Из газет он узнал: машинист Ухтомский доставил в Москву отряд дружинников для участия в баррикадных боях и был расстрелян через несколько дней после своего героического поступка. Такое самопожертвование потрясло Алексея Толстого, и он попытался в форме монолога самого Ухтомского, произнесённого перед расстрелом, раскрыть гордую и отважную душу человека, сознательно отдающего жизнь во имя освобождения всего трудового народа. «Вам недолго меня расстрелять, – гордо заявляет Ухтомский своим палачам, – мне не страшны предсмертные муки, но должны вы понять и узнать, в чьей крови вы обагряете руки». Но Алексей Толстой ещё не устоялся ни как поэт, ни как гражданин. Гражданская скорбь в его стихах сменяется эстетским томлением о чём-то несбыточном, прекрасном.
Алексей Толстой испытывал какую-то неопределённость. Что делать дальше, как и чем жить: всё было спутано и противоречиво. Алексей Толстой совсем уж был готов заняться только литературой, но суровый отзыв матери о его стихах, её неожиданная смерть в июле 1906 года, неопределённая будущность – всё это снова заставило его задуматься об окончании института. Нужно восстановиться в Технологическом и сдать экзамены, а уж потом как-нибудь сделать и дипломный проект.
В такой обстановке были написаны стихи, которые вошли в первую книгу Алексея Толстого – сборник стихотворений «Лирика», вышедший в марте 1907 года. Одно из своих стихотворений Алексей Толстой посвятил Андрею Белому. В это время Валерий Брюсов, один из лидеров нового искусства, создал Общество свободной эстетики, привлёк в это общество многих начинающих писателей, в том числе и молодого Алексея Толстого. Не только Брюсов, но и Блок, Белый обратили внимание на графа Алексея Толстого: по завещанию отца он получил графский титул, а также денежное вознаграждение.
Весной 1907 года Алексей Толстой развёлся с Юлией Рожанской, сделал предложение Софье Дымшиц и лето того же года вместе с Соней Дымшиц провёл в деревне Лутахенде, на берегу Финского залива: «Кошкин дом» – так стала называть своё первое жилище молодая чета.
Алексей Толстой в это время полностью переключился на фольклорные мотивы, славянскую мифологию, народные сказки и песни, патриархальную крестьянскую жизнь и собрал огромную литературу по этим вопросам. Естественно, обратился за помощью к любимой тёте Маше, Марии Леонтьевне Тургеневой. Она охотно помогла подробнейшим образом записала все народные выражения, какие только припомнила. И с этими книгами и выписками Алексей Толстой и Соня Дымшиц выехали в Париж для творческой работы.
По утрам Алексей Толстой садился за работу. В нём шла мучительная борьба, от которой голова шла кругом. Символическая поэзия ему начала надоедать, по натуре своей он чужд был всем этим сложностям и вывертам, его здоровая натура не терпела поэтических изысков. «Алексей Толстой, – вспоминала С. Дымшиц, – много, часто и подолгу беседовал с «Максом» Волошиным, широкие литературные и исторические знания которого он очень ценил. Он любил этого плотного, крепко сложенного человека с чуть близорукими и ясными глазами, говорившего тихим и нежным голосом. Ему импонировала его исключительная, почти энциклопедическая образованность; из Волошина всегда можно было «извлечь» что-нибудь новое».
Почти год Алексей Толстой и Соня Дымшиц провели в Париже. Он работал много и плодотворно. Многое из написанного не удовлетворяло Толстого. Всё это он безжалостно сжигал, приобретая опыт художественного письма, зная, что его не удовлетворяет и чего он добивается от литературы.
Однажды во время разговора с Максом Волошиным Алексей Толстой увлёкся и рассказал, как писала его мать, Александра Леонтьевна, вовлекая в повествование конкретные реальные события:
– Мать у меня из старинного дворянского рода Тургеневых. До сих пор в Заволжье стоит старинный дом, где она родилась и выросла. А сколько интересного я узнал от неё и от её сестры, моей тётушки Марии Леонтьевны, сколько преданий, легенд хранится в их памяти, сколько смешного, трогательного, трагического происходило в этом доме…
Максимилиан Волошин неожиданно перебил его:
– Знаете, вы очень редкий и интересный человек. Вы, наверно, должны быть последним в литературе, носящим старые традиции дворянских гнёзд. Сейчас почти все прозаики и поэты увлечены городом, вслед за Верхарном и Рембо, его противоречиями и сложностями, всё меньше и меньше пишут о деревне, о быте крестьян и помещиков. А вы хорошо знаете деревню, прожили там долгие годы. У вас прекрасный, сочный язык, вы умеете увлекательно рассказывать. Вы можете написать целый большой цикл рассказов и повестей о деревенском быте. Только не спешите. Нужно найти свой стиль…
Возвратившись в конце 1908 года в Москву в уютный дом Марии Леонтьевны на Плющихе, Алексей Толстой поделился с ней, что в самое ближайшее время он собирается писать рассказы и повести об угасающих дворянских усадьбах, просит помочь в сборе материала свою любимую тётушку, поездить по родственным барским усадьбам, посмотреть библиотеки и сохранившийся архив его дедов и прадедов.
В Петербурге Алексей Толстой, «не раздумывая, сразу, – как писал впоследствии, – кинулся в мутные воды литературы». Стал завсегдатаем кабачка «Капернаум» на Владимирском проспекте и ресторана «Вена» на Морской, стал бывать на всех литературных собраниях, в салонах, на средах Вячеслава Иванова, у которого побывали Мережковский, Зинаида Гиппиус, Сергей Городецкий, Блок, Белый, Сологуб, Леонид Андреев, Георгий Чулков, Брюсов, Ремизов, Василий Розанов, профессора, артисты, художники – словом, весь творческий Петербург и Москва. «Слишком нервная, полуночная жизнь, поздно ложишься, поздно встаешь, но иначе нельзя, пришлось бы от людей нашего круга отказаться», – писал Алексей Толстой 14 января 1909 года Марии Леонтьевне.
В начале июня 1909 года Алексей Толстой и Софья Дымшиц отправились в Коктебель. В Феодосии их встретил Макс Волошин. И здесь собрались талантливые люди, молодые, сильные, и снова окунулись в полуночную жизнь, с шутками, розыгрышами, чтением стихов, рассказов.
В это лето в Коктебеле Алексей Толстой написал рассказы «Соревнователь» и «Яшмовая тетрадь», с которых и начинается работа над художественной прозой. В начале 1910 года вышла четвёртая книжка «Аполлона», в которой была помещена повесть «Неделя в Туреневе», затем последовали рассказы «Смерть Налымовых», «Аггей Коровин». Толстой начал работу над романом «Две жизни», но вскоре почувствовал, что не знает тех подробностей, которые так нужны для романа. И он поехал за Волгу за дополнительными материалами: выдумывать теперь ему казалось никчёмным занятием, раз дело касалось конкретных, реально живших людей. Побывал в Самарской, Симбирской губерниях, у дяди Григория Татаринова выпросил архив своего деда – Леонтия Борисовича Тургенева, забрал портреты прадеда генерала Багговута. В Петербурге он целыми днями занимался разборкой архива деда, читал его письма, документы…
Осенью 1910 года Алексей Толстой закончил работу над повестью «Заволжье», которая тут же была отдана в альманах «Шиповник», где вскоре и была напечатана. Здесь же, в альманахе «Шиповник», вышла и первая книга прозы «Повести и рассказы». В этом же году в издательстве «Общественная польза» вышла книга «Сорочьи сказки», а в самом начале 1911 года в издательстве «Гриф» – «За синими реками».
Мелькает имя Алексея Толстого в еженедельнике «Солнце России», в газетах «Речь» и «Утро России», в журналах «Новая жизнь», «Огонёк», «Новый журнал для всех», «Всеобщий журнал», «Русская мысль», «Чёрное и белое», печатается Толстой в различных альманахах и коллективных сборниках.
Три книги Алексея Толстого обратили внимание читателей и критиков. О книге «За синими реками» написал М. Волошин: «Гр. Алексей Толстой очень самостоятельно и сразу вошёл в русскую литературу. Его литературному выступлению едва минуло два года, а он уже имеет имя и видное положение среди современной беллетристики. В нём есть несомненная предназначенность к определённой литературной роли. Судьбе угодно было соединить в нём имена целого ряда писателей сороковых годов: по отцу – он Толстой, по матери – он Тургенев, с какой-то стороны близок не то к Аксаковым, не то к Хомяковым… Одним словом, в нём течёт кровь классиков русской прозы, чернозёмная, щедрая… кровь; причем он является побегом тех линий семейств, которые не были ещё истощены литературными выявлениями (Утро России. 1911. 28 мая).
В критический разбор произведений Алексея Толстого вступили Амфитеатров, Анненский, М. Кузмин, Чуковский, Зинаида Гиппиус, Ф. Степун, С. Андрианов, Иванов-Разумник. Алексей Толстой полностью не согласен с критиками, что он в своих сочинениях якобы показал «страшный быт и жестокие нравы», он не показывал своих героев «скопищем настоящих монстров», он показал их обычными, нормальными людьми, в которых есть и недостатки… Почему Аггей Коровин, чистый, высокоморальный человек, кажется им «этаким грязным болотом»? Алексей Толстой не понимал…
В это время Алексей Толстой работал над романом «Хромой барин».
10 августа 1911 года у Алексея Толстого и Софьи Дымшиц родилась дочь Марианна, которую окрестили в русской церкви в Париже. А вскоре уехали в Петербург, но в Петербурге не ужились и осенью 1912 года перебрались в Москву. В августе 1912 года Алексей Толстой завершил свою первую пьесу «День Ряполовского». Зимой в Москве написал ещё одну пьесу, взяв за основу рассказ «Аггей Коровин», сначала назвал её «Лентяй», но в Малом театре по настоянию князя Сумбатова автор переименовал её в «Насильники».
С сентябре 1913 года состоялась премьера «Насильников». Успех был несомненный, особенно замечательно сыграла Ольга Осиповна Садовская. Зрители разделились на два лагеря: одни, симбирские помещики, свистели в ключи, пытаясь сорвать спектакль; другие аплодировали, узнавая в персонажах пьесы «воскресших звероподобных Скотининых». И чуть ли не все газеты и журналы того времени откликнулись на постановку пьесы А.Н. Толстого, резко выделяя её из всего того, что ставилось тогда.
Романом «Хромой барин» и пьесой «Насильники» Алексей Толстой завершал тему, о которой он говорил как о художественной находке. Начинался новый период в жизни Алексея Толстого, со своими сложностями, удачами, поражениями, ошибками, взлётами и падениями, начинался новый период жизни, который и сделал её столь значительной и интересной во все периоды. «Хромого барина» встретили восторженно. О Толстом писали самые модные и известные критики того времени: Амфитеатров, Чуковский, Ф. Степун, Вячеслав Полонский, С. Андриянов.
Высоко оценил Алексея Толстого Максим Горький. «Рекомендую вниманию Вашему книжку Алексея Толстого, – писал он М.М. Коцюбинскому 21 ноября 1910 года, – собранные в кучу, его рассказы ещё выигрывают. Обещает стать большим, первостатейным писателем, право же!» Горький же обращает внимание А.В. Луначарского на А. Толстого как «на новую силу русской литературы», как на писателя «крупного, сильного».
В газете «Путь правды» 26 января 1914 года Алексей Толстой вместе с Горьким, Буниным, Шмелёвым, Сургучёвым отнесён к тем реалистам, которые рисуют «подлинную русскую жизнь со всеми её ужасами, повседневной обыдёнщиной».
А Корней Чуковский писал: «Гр. Алексей Толстой талантлив очаровательно. Это гармоничный, счастливый, свободный, воздушный, нисколько не напряжённый талант. Он пишет, как дышит. Такой лёгкости и ненадуманности ещё не знала литература наша. Что ни подвернётся ему под перо, – деревья, закаты, кобылы, старые бабушки, дети, – всё живёт и блестит, и восхищает. В десять, пятнадцать минут любая картина готова!»
Так пришло подлинное признание его большого таланта художника.
* * *
Эта война началась для Алексея Толстого неожиданно, как и для многих других. Её ждали, говорили о ней, все, казалось бы, готовились к ней. Во всяком случае, чуть ли не во всех газетах предупреждали о подготовке Германии и Австрии к войне. Европейские страны жили словно на давно успокоившемся вулкане: извержения не было, но где-то в глубине недр еле слышались подземные перекаты. И все делали вид, что не стоит на них обращать внимания.
Все это время, ещё до выстрела в Сараево, Алексей Толстой жил какими-то неясными предчувствиями перемен. Внешне жизнь его складывалась вполне благополучно. Он был принят всюду, везде ждали его произведений. Самые модные салоны Москвы и Петербурга, где бывали известные писатели, актёры, художники, политические деятели, открыли для него свои двери. И ничего удивительного: некоторым он импонировал как известный писатель, а другим – как граф, титулованная особа. Он был принят в салонах Е.П. Носовой, Г.Л. Гиршман, М.К. Морозовой, князя С.А. Щербатова, СИ. Щукина… Работал, как всегда, много. В Коктебеле написал рассказ «Четыре века», задумал трагедию «Опасный путь (Геката)»… Начался разлад с Соней… Первое охлаждение он ощутил несколько месяцев тому назад: куда-то улетучилась былая теплота, взаимопонимание, чуткость; неопределённость тяготила. Во время одной из прогулок он решительно сказал Соне: «Боюсь, что ты уйдёшь от меня». Соня промолчала тогда, но затем стала настаивать на своём отъезде в Париж. Предчувствие не обмануло Толстого, и вскоре они расстались.
Алексей Толстой обращался в Синод, в императорскую администрацию о разрешении брака с Софьей Дымшиц, но брак с еврейкой графу Толстому не разрешили.
В эти дни патриотического подъёма, когда началась война, Алексей Толстой стал военным корреспондентом «Русских ведомостей». Все газеты, в том числе и кадетская «Речь», поддержали царя и правительство, звавших всю страну к единству и на защиту России от противника. Алексей Толстой сразу окунулся в работу. Только в августе «Русские ведомости» опубликовали пять его статей и очерков, в которых он изложил своё отношение к происходящим событиям. В редакции «Русских ведомостей», как и в редакциях «Русского слова» и «Нового времени», были настроены по-боевому, надеялись в скором времени сообщить своим читателям о взятии Берлина и Константинополя. Но события отрезвили эту сиюминутность…
Алексей Толстой отправился на Юго-Западный фронт. Киев, Ковель, Владимир-Волынский, Грубешов, Лащево, Томашов, Тасовицы, Замостье, станция Холм, снова Киев… «Я так устал за 4 дня непрерывной скачки в телегах и бричках по лесным дорогам, под дождём, воспринимая единственные в жизни впечатления… Подумать только – я прожил год жизни за эту неделю, а это лишь начало войны, – писал он художнику Малого театра К.В. Кандаурову. – Сколько встреч, сколько разговоров, сколько впечатлений от увиденного и услышанного!» Делал заметки во время этой поездки, но делал торопливо, наспех, но всё равно потом эти записки помогли восстановить и полные картины. «Письма с пути», их было шесть, стали появляться в «Русских ведомостях» с 6 по 24 сентября. Он опасался ложной романтизации войны, упрёков в идеализации русских войск и в очернительстве австрийских войск. Во многом ему это удалось.
В октябре Алексей Толстой снова в пути. На этот раз он отправился на Юго-Западный фронт в качестве уполномоченного Земского союза. О своих впечатлениях от этой поездки он рассказал во втором цикле «Писем с пути», опубликованном в той же газете с 14 октября по 16 ноября.
Возвратившись в Москву и работая над своими корреспонденциями, Алексей Толстой испытывал гордость за русскую армию, освободившую после стольких веков иноземного ига исконные славянские земли.
Одновременно с путевыми очерками Толстой работал над пьесой «День битвы». Пьеса была опубликована в январском номере журнала «Новая жизнь» за 1915 год и в московском издательстве «Наши дни» с посвящением Маргарите Кандауровой. Новая страсть охватила Алексея Толстого, но ненадолго. Он сделал юной балерине предложение, но она отказалась выйти за него замуж. Вскоре он женился на Наталье Васильевне Крандиевской.
В начале февраля 1915 года Алексей Толстой отправился на Турецкий фронт: ещё в октябре прошлого года Турция объявила войну России, начались активные действия на Кавказе и на Черном море.
Кроме очерков, в конце года был опубликован один из замечательных его рассказов «Обыкновенный человек», а в театре К.Н. Незлобина поставлена пьеса «Выстрел». Поездки на фронт дали ему неповторимые впечатления, раскрыли ему глаза на многое такое, о чём он подчас и не подозревал. «…Я увидел подлинную жизнь, я принял в ней участие, содрав с себя наглухо застёгнутый чёрный сюртук символистов. Я увидел русский народ…» – вспоминал Толстой впоследствии эти годы. В поездке на Турецкий фронт Толстой прочитал свой рассказ «В гавани», в котором столкнул двух писателей, особенно долго работал он над концом рассказа, чтобы как можно правдивее, естественнее закончить его, уж больно бы страшило, если бы торжествовали свою победу эти футуристические личности. Да, пожалуй, он правильно закончил: действительно, поэт пожалел их, увидев в их глазах пустоту, бездуховность, безнадёжность.
С Кавказа Толстой вернулся в новую квартиру, подобранную Натальей Васильевной: Малая Молчановка, дом 8.
От военной темы Алексей Толстой устал, война затягивалась, и он задумал роман о жгучей современности, о наболевшем, обо всём, что окружало его последние годы, порождая душевную муку, сомнения, решительный протест. До каких же пор можно терпеть, видя, с каким бесстыдством чванливые молодые и не совсем молодые люди, называющие себя футуристами, куражатся над дорогими русскому сердцу именами, пытаются опоганить святые места и памятники старины, разрушить театр с его гуманистическими традициями. Пора кончать с этой вакханалией. Вспомнился Мейерхольд, «Бродячая собака», и Толстой написал и опубликовал первую часть романа «Егор Обозов».
Вышел сборник рассказов «Обыкновенный человек», очередные шестой и седьмой тома собрания сочинений в «Московском книгоиздательстве», четвёртый выпуск литературно-художественного альманаха «Слово», где был опубликован рассказ «Четыре века», репетировали пьесы «Нечистая сила» в Александринском театре, «Ракета», «Касатка» в Московском драматическом театре, издан сборник рассказов «Приключения Растёгина».
Новый подъём патриотических настроений, связанный с блестящими победами русских войск на Юго-Западном фронте под командованием генерала Брусилова в 1916 году, сменился ещё более острым недовольством и разочарованием. Резче обозначились противоречия внутри России. Все устали от войны, открыто стали возмущаться Распутиным и его чудовищными махинациями, доведшими Россию до «последней черты». Гнилость, гнусность, цинизм царского двора становились всё более очевидными. Война расшатала старый порядок, вызвала недовольство во всех слоях русского общества. Мало кто сомневался теперь, что Россия накануне серьёзных политических перемен.
14 февраля 1917 года у Толстых родился сын Никита.
Утром 27 февраля солдаты Волынского полка, расправившись со своим командиром, вышли на улицу и присоединились к бастующим рабочим. Вслед за ними и солдаты других полков Петроградского гарнизона стали переходить на сторону восставшего народа. Захватили арсенал, разобрали винтовки, разгромили здания некоторых полицейских управлений и судебных учреждений. Февральская революция началась… Временный комитет Государственной думы во главе с Родзянко вёл предательскую политику в разговорах с Николаем II, который вынужден был отречься от престола в пользу брата Михаила, но и тот через два дня отрёкся.
Алексей Толстой принял эту революцию и 29 марта был назначен комиссаром по регистрации печати. Он занялся царскими архивами. Позднее начал испытывать сомнения, колебания и противоречия. И чем больше узнавал о дворцовых интригах, тем явственнее обрисовывалась в его сознании роль старца Акилы в задуманной комедии «Горький цвет».
Полное разочарование наступило у Алексея Толстого в первые месяцы после Октябрьской революции. 26 октября Толстой узнал из газет, что в Петрограде рабочие и солдаты по приказу Военно-революционного комитета заняли вокзалы, телеграф, почту, Государственный банк, Зимний дворец, что Временное правительство низложено. В Москве тоже шла настоящая война. 1 ноября Комитет отдал распоряжение стрелять по Кремлю.
Словно буря невиданной силы прошлась по городам и весям Центральной России. Опустели улицы Москвы и Петрограда. Только неугомонный ветер трепал на заборах и стенах домов обрывки театральных афиш и военных приказов. Толстые жили в Москве, перенося все тягости и лишения. Весной 1918 года начались продовольственные беспорядки. И Алексей Толстой принял предложение антрепренёра Левидова на концертное турне по Украине. В июле Толстые всей семьёй покинули Москву: на Украине было сытно. После турне жили в Одессе. Здесь Толстой написал пьесу «Любовь – книга золотая», повесть «Лунная сырость». Но как только узнал, что министерство Клемансо пало, что палата депутатов отказала в кредитах на содержание французских войск на юге России, он тотчас же подумал об отъезде. Красные стремительно приближались.
Получили паспорта, погрузились на катер, обосновались на пароходе «Кавказ» и отправились на чужбину. Прошли весь эмигрантский путь, остров Халки, Константинополь, Марсель, Париж… Толстые поселились у «дяди Серёжи», Сергея Аполлоновича Скирмунта, владельца «Русской конторы», на даче в Севре. Толстой обновил свой гардероб. Повсюду дёшево продаётся превосходный белый хлеб. И Алексей Толстой начал работать…
Газетная и журнальная работа не увлекла Толстого. Ему давно хотелось написать какую-то итоговую книгу, в которой можно было бы высказать своё отношение к недавнему прошлому – к войне и революции. Вдали от родины, оторванный от привычного и дорогого, Толстой в первые же месяцы почувствовал, что значит быть парией, человеком без родины, «невесомым, бесплодным, не нужным никому, ни при каких обстоятельствах». Мысли о романе, давно зревшие в нём, всецело завладели им, и он с головой окунулся в работу. Толстой не раз впоследствии вспоминал: «Первый том «Хождения по мукам» начат был под сильным моральным давлением. Я жил тогда под Парижем (19-й год) и этой работой хотел оправдать своё бездействие, это был социальный инстинкт человека, живущего во время революции: бездействие равно преступлению».
О России он думал всегда. Вспомнил своё детство и юность – и написал «Детство Никиты». Вспомнил сюжет на современную тему – и написал повесть «Настроение Н.Н. Бурова». Первые главы своего нового романа Толстой опубликовал в журнале «Грядущая Россия», а с конца 1920 года передал роман в только что открывшийся журнал «Современные записки». В Берлине, куда вскоре переехали Толстые, роман «Хождение по мукам» был издан в издательстве «Русская книга» в 1922 году.
Как только 26 марта 1922 года вышел первый номер ежедневной газеты «Накануне», Алексей Толстой прочитал передовую газеты «Накануне». Многое в ней нашло отзвук в его сердце, главное – это примирение, случившееся между прошлым и будущим. Советская Россия не перестала быть Россией, создавалась почва для взаимного примирения и совместной работы на благо России. И Толстой согласился вести в газете Литературное приложение. «Бывшие друзья надели по мне траур», – вспоминал он впоследствии.
В письмах Н.В. Чайковскому и П.Н. Милюкову Алексей Толстой объяснил и своё пребывание в «Накануне», и просил Союз русских литераторов и журналистов в Париже не считать его членом этого Союза, и объяснил, почему он в ближайшее время покинет Берлин и вернётся в Россию.
В мае 1923 года Толстой прибыл в Советскую Россию читать лекции, встретился с читателями и писателями. Государственные органы пообещали не трогать его и издавать его сочинения, не «помнить» его эмиграцию.
1 августа 1923 года Алексей Толстой со своей семьёй подплывал к родному Петербургу. Вместе с ним на пароходе возвращались на родину И. Василевский, Ю. Ключников, А. Бобрищев-Пушкин, которым тоже невмоготу стала эмигрантская жизнь. А в русской революции загорелась полоса новой зари, менялись настроения, возникали грандиозные задачи… С какой же стати оставаться на чужбине, если Россия открывает им свои объятия, прощает им свои грехи, допущенные в пылу азартного отрицания всего нового, к тому же обещает нормальную творческую жизнь, независимую от прихоти парижских или берлинских издателей! Немало каждый из них провёл бессонных ночей, прежде чем отважиться на этот решительный шаг. И вот сейчас, при виде так хорошо знакомых очертаний Петрограда, Толстой испытывал волнение: ведь совсем недавно он был здесь как представитель газеты «Накануне», встречался с писателями, режиссёрами, актёрами, выступал с лекциями о белой эмиграции, многих не щадил. Больше месяца провёл он в Советской России как командированный журналист. И понял, что России предстоят нелёгкие времена и что «свой гвоздик», как он предрекал в эмиграции, в строительство нового мира он «вобьёт».
До Ждановской набережной, где в доме номер 3 Толстой заранее снял квартиру, добрались без особых хлопот. Первые дни пребывания в Питере ушли на устройство жилья и быта.
В Берлине Толстой закончил роман «Аэлита», здесь, в России, передал его в журнал «Красная новь» и Госиздат. «Аэлита» – это гимн земле, обновляющейся в революционном порыве, это гимн тем людям, которые совершили революцию на Земле и готовы продолжать её где угодно, даже на Марсе, если жизнь там действительно устроена так, что торжествуют олигархи, а народ порабощён. Но в литературных и театральных кругах Петрограда и Москвы Толстой встретил холодный приём. Появившиеся новые журналы «На посту» и «Леф» скептически и иронически отнеслись к Толстому, задумавшему вернуться на родину на «белом коне» своих собраний сочинений. И Алексею Толстому предстояло ещё многое пережить, перетерпеть, прежде чем он вошёл в спокойное творческое русло.
Написал рассказы «Парижские олеографии», «Рукопись, найденная под кроватью», очерк «Волховстрой», опубликованный 7 ноября 1923 года в «Петроградской правде», увлекла повесть «Похождение Невзорова, или Ибикус», по коренным спорным проблемам написал статьи «О читателе», «Задачи литературы», «Заметки на афише», «О Пушкине», в которых дал ответ тем, кто иронизировал по поводу его возвращения. Кто-то бросил за его спиной: «Красный граф». Маяковский? Булгаков? Или кто-то ещё из остроумцев? Да так и прилипло… А ничего в этом иронического и нет: он действительно Красный граф.
Увлечённый театральными замыслами и постановкой пьес в театрах, Толстой постоянно думал, что ему пора продолжить работу над основным своим произведением: «Хождение по мукам». В Берлине была издана первая часть будущей трилогии, в которой он только начал рассказ о жизни русского общества накануне империалистической войны и во время её кровавого течения, а ведь его герои постараются понять и осмыслить причины пролетарской революции и Гражданской войны. По мере того как он писал, перед его глазами развёртывались дальнейшие события в России, и ему становилось ясно, что нельзя останавливаться на первой книге, в которой только наметились основные исторические события, и он осенью 1921 года решил, что «Хождение по мукам» развернётся в эпическое полотно, но продолжать роман нужно в России, там, где всё это происходило, там, где прошла его жизнь и куда все эти годы его тянуло. Нельзя писать о народе и не знать, что эта революция дала сегодняшним строителям нового мира, не зная, что это за новый мир, за который пролито столько крови и сломано человеческих судеб. Работая над романом «Хождение по мукам», Толстой был в плену предвзятых и односторонних идей о мире и о войне. Действительно, как всякий художник, он впитывал в себя различные явления: окружающая жизнь оставляла в нём след, как птица, пробежавшая по мокрому песку. Но все эти явления можно по-разному трактовать, здесь в особенности важен угол зрения, общая линия художественных обобщений.
Достоверно и правдиво Алексей Толстой воссоздал жизнь русской интеллигенции накануне войны, показал причины её увлечения упадническим искусством, богоискательскими философскими теориями, причины загнивания старого общества и неизбежность его обновления. Если раньше сам Толстой принял Февральскую революцию радостно и восторженно, то в романе «Хождение по мукам» от былой восторженности ничего не осталось. Необходимо было убрать из романа упрощения и односторонние сцены. Для переиздания романа Толстой доработал его.
В 1925 году в Ленинграде роман «Хождение по мукам» вышел в новой редакции. Толстой кое-что убрал, кое-что доработал, уточнил, усовершенствовал, усложнил речь товарища Кузьмы в Юридическом клубе; раньше Струков выступал как выразитель философии распада и цинизма, радовался краху цивилизации и культуры, теперь Толстой сделал его простым обывателем, злобным в своем бессилии; Рощин был яростным, убеждённым противником большевиков, теперь он сомневается, колеблется, а вскоре поймёт, что именно большевики и являются созидательной силой в революции, перейдёт на сторону народа. В новой редакции и Телегин показан не наивным и слепым, каким он выглядел в первом издании, а более цельным и определённым.
В июне 1926 года Алексей Толстой всерьёз принялся за работу над второй частью романа. Страна начала готовиться к десятой годовщине Великой Октябрьской революции, и редакция «Нового мира» предложила Толстому продолжить роман, заключив с ним договор на весьма выгодных для писателя условиях: к 1 мая 1927 года он должен был представить журналу четыре печатных листа из пятнадцати, а в дальнейшем давать ежемесячно по два листа. Около года Толстой непосредственно готовился к этому серьёзному делу, собирал книжные, рукописные и устные материалы. «Книг я уже сейчас накупил рублей на сто», – сообщает он главному редактору «Нового мира» Вячеславу Полонскому 23 апреля 1927 года. И в конце марта с увлечением взялся за вторую часть трилогии. За месяц Толстой написал две первых главы и послал их Полонскому, который настороженно встретил эту рукопись, высказал много поправок и редакционных замечаний: надо показать героизм революции и самоотверженность большевиков, а не ужас и страдания действующих лиц этого огромного исторического события. Письмо возмутило писателя. «С первых шагов Вы мне говорите, – писал Толстой, – стоп, осторожно, так нельзя выражаться. Вы хотите внушить мне страх и осторожность, и, главное, предвидение, что мой роман попадёт к десятилетию Октябрьской революции. Если бы я Вас не знал, я бы мог подумать, что Вы хотите от меня романа-плаката, казённого ура-плаката. Но ведь Вы именно этого и не хотите. Нужно самым серьёзным образом договориться относительно моего романа…» И далее автор подробно описывает, почему отказывается писать роман по наставлениям редактора. Редакция «Нового мира» больше не делала попыток поучать Толстого.
Всё лето 1927 года работал над романом «Хождение по мукам», ездил в Ростов, изучал губернские архивы, побывал в Новочеркасске, в станице Павловской, Махачкале, Астрахани, Рыбинске, а «Новый мир» начал его публикацию с седьмого номера, продолжил в первом, втором, пятом, шестом, седьмом за 1928 год. В отдельном издании романа вторая часть получила самостоятельное название – «Восемнадцатый год».
«Это роман русский, но значение его интернационально, – писал Александр Фадеев. – Народ борется не для того, чтобы национально утвердить себя. Дело в том, что наш народ первый порвал цепь угнетения, он выполняет огромную историческую освободительную миссию. Отсюда русский национальный мотив звучит в романе как мировой, и это перекликается с нашим временем».
В мае 1928 года Толстой и его многочисленная семья переехали в Детское Село, бывшее Царское Село. Арендовали дом на Пролетарской улице.
В середине сентября 1928 года Толстой, вернувшись из Кисловодска и поездки в Ростов, Синельников, Днепропетровск (бывший Екатеринослав), обогатив свои представления о махновщине и самом Махно, вскоре почувствовал, что он не может писать третью часть романа, – обстановка в современной деревне была настолько накалена, что и повествование о махновщине и атамане Махно могло вызвать в политических кругах раздражение. Роман не пошёл… А на столе лежали материалы о Петре Великом, он задумал пьесу «На дыбе», несколько исторических рассказов, Полонскому пообещал к ноябрю дать рассказ о Петре, а роман «19-й год» отложить. И первые дни после приезда Толстой просто не знал, за что взяться, хотя ежедневно садился за письменный стол и начинал перекладывать многочисленные наброски – заготовки к будущим сценам.
Возвратившись из Москвы, Толстой писал Полонскому 31 декабря 1928 года: «…«19-й год» я ни в коем случае писать не раздумал… Хотел я поговорить с вами вот о чём: моё непосредственное ощущение и убеждение (логическое) заставляет меня погодить месяца три-четыре с печатанием романа. Я боюсь, т. е. я боюсь той оглядки в романе, которая больше всего вредна. «18-й год» я писал безо всякой оглядки, как историческую эпоху, а в «19-м году» слишком много острых мест и наиострейшее – это крестьянское движение, – махновщина и сибирская партизанщина, которые корнями связаны с сегодняшним днём. А эти точки связи сегодняшнего дня крайне сейчас воспалены и болезненны, и отношение к ним неспокойное… Кроме того, все, ну буквально все, даже такие люди, как Тарле, мне говорят: обождите немного. И я решил обождать до весны, с тем, чтобы начать печатать роман с сентябрьской книжки…»
А в минуты отдыха от серьёзных тем Толстой написал рассказы «Подкидные дураки», «Мой сосед», «Атаман Григорьев», не прекращая работы над романом о Петре, читал книги, делал выписки из огромных исторических фолиантов, а их накопилось великое множество. И только в начале февраля Алексей Николаевич вплотную засел за работу, с трудом нащупывал первые фразы, и роман о Петре Великом начал развёртываться. В первой же главе Толстому удалось познакомить читателей с основными действующими лицами и главными государственными проблемами, которые нуждались в безотлагательном решении в конце ХVII столетия. Одна картина за другой вставали в его воображении, тут и бояре, тут и стрельцы, и раскольники, и крестьяне, и купцы, и попы – вся многоликая, многострадальная Россия, во всём её разнообразии и многоцветности.
Полонский, прочитав начало повествования, предложил всё те же условия: печатать сразу, не дожидаясь завершения, печатать с майской книжки журнала, но при условии давать два листа ежемесячно. Толстой, разумеется, согласился и, вернувшись из Москвы после этих переговоров, снова окунулся в мир исторических сопоставлений, отбрасывая всё сомнительное и заведомо пристрастное. Снова читал и перечитывал архивные документы… В «Записках де ля Невилля» Толстой нашёл много интересных подробностей и свидетельств. Почему же не ввести его в качестве одного из эпизодических героев и не дать его глазами портрет князя Василия Голицына, человека умного и образованного, ловкостью, обманом, лицемерием добившегося полноты власти, но оказавшегося неспособным использовать её для претворения в жизнь своих любопытных мыслей? «Высокомысленные и мудрые слова» высказывает всемогущий канцлер господину де ля Невиллю. Признаёт, что два кормящих в России сословия (крестьянство и дворянство) «в великой скудости обретаются». Де Невилль, внимательно слушая его, понимает, что никто ещё до сих пор не замышлял столь великих и решительных планов. А бегство правительницы Софьи в село Коломенское, потом в Троице-Сергиево под защиту неприступных стен от гнева всё тех же стрельцов, взбаламученных раскольниками? А Пётр в Преображенском и его потешные войска? А борьба Петра и Софьи за власть? А Франц Лефорт и Немецкая слобода? А война за Крым? Сколько вопросов и проблем… И всех ведь надо представить живыми, для всех ведь надо отыскать хоть какие-то неповторимые подробности. Вот поэтому-то Толстой во время работы неизменно обращался к таким книгам, как «Дневник Патрика Гордона», «Записки» И. Желябужского, «Дневник путешествия в Московию» Иоганна Корба, «Записки» Дж. или «Рассказы о Петре Великом» А. Нартова, «Записки» Юста Юля, «Путевые записки и дневники» князя Б. Куракина, «Путешествие через Московию» Корнилия де Бруина, «Донесения австрийского дипломата» Оттона Плейера, «Книга о скудости и богатстве» И. Посошкова и, конечно, сочинения протопопа Аввакума. Такое огромное количество материала нуждалось не только в отборе, но и в уточнении по другим источникам. А для всего этого нужно много времени.
Из писем В. Полонскому известно, как шла работа над первой книгой романа «Пётр Первый». В апреле 1929 года он сообщает, что продолжение пока дать не может, объём материала слишком велик, публикацию романа Полонский отложил. Толстой с большим напряжением преодолевал трудности, которые чуть ли не ежедневно возникали перед ним. Однако в каждом месяце «Новый мир» давал роман небольшими порциями. 12 мая 1930 года Толстой поставил последнюю точку в первой книге романа.
Пора что-то написать и о современности, недавно пережитом. Так появился роман «Чёрное золото» («Эмигранты»), пьеса «Патент 119», написанная вместе со Старчаковым. Алексей Толстой побывал в Берлине, в Сорренто в гостях у Горького, много мелочей быта пришлось ему преодолеть, но образ Петра и его сподвижников не выходил из памяти, всё новые и новые подробности и детали возникали из той драматической эпохи.
Изучая факты, сопоставляя их, отбирая наиболее проверенные и бесспорные, Толстой приходит к выводу, что в первой книге он недостаточно убедительно показал многогранность личности Петра, его способность полностью отдаваться затеянному делу. Многие документы, письма, воспоминания современников свидетельствуют о том, что Пётр во всех делах и начинаниях принимал непосредственное участие. Днём вместе с плотниками, строителями, мастерами он прилежно орудует топором и молотом, конопатит, промазывает смолой корабельные пазы и швы, а большую часть ночи готовит инструкцию для посла, который вскоре должен отправиться в Турцию, чтобы заключить мирный договор.
В январе 1935 года Алексей Толстой заболел. Горький в связи с этим дал Толстому несколько советов: «…В 50 лет нельзя вести себя тридцатилетним бойкалем и работать, как четыре лошади или семь верблюдов. Винцо следует пить тоже помаленьку, а не бочонками».
В это время произошла в судьбе Алексея Толстого семейная драма: Наталья Васильевна Крандиевская, талантливая поэтесса, поняла, что жизнь её проходит, а она ещё ничего не сделала, она хочет уехать в Ленинград, заняться своим делом… Крандиевская пригласила быть секретарём Алексея Толстого сотрудницу библиотеки Дома литераторов Людмилу Ильиничну Баршеву, у которой только недавно ГПУ погубило её мужа, молодого писателя. Толстой согласился, Наталья Васильевна уехала, а Баршева стала служить у Алексея Толстого. Вскоре Алексей Толстой сделал ей предложение, а сам уехал в Прагу. Из его писем к Людмиле Ильиничне известны его переживания. «…Слушай, или, мне кажется, – писал Толстой 16 октября 1935 года из Праги, – вот почему я так стремительно полюбил тебя. В первый же день, когда ты приехала в Детское, я почувствовал присутствие нежной ласки и участия. Было удивительно приятно слышать твои быстрые шаги, твой весёлый голос. Я для моей семьи – был необходимой принадлежностью, вроде учёного гиппопотама, через которого шли все блага. Но кто-нибудь заглядывал в мой внутренний мир? Только бы я выполнял свои обязанности и не бунтовал. Все испугались, когда я заболел 31 декабря. Но как же могло быть иначе: – зашаталось всё здание. Наташа мне несколько раз поминала о заботах, которыми она меня окружила. Но как же могло быть иначе? Они радуются удачам моего искусства. Было бы странно не радоваться. И я жил в одиночестве и пустоте, т. к. от меня требовали, но никто не отдавал мне своего сердца. Тоска по женской любви началась у меня давно, мечта о любви. И вдруг пришла прелестная, простая, ясная, как солнечный день, чистая, как весенний ручей, бегущий по зелёной травке, нежная женщина…»
До Великой Отечественной войны Алексей Толстой написал повесть «Оборона Царицына», вторую книгу «Петра Первого», третью книгу романа «Хождение по мукам», за которую получил Сталинскую премию первой степени в 1941 году.
В первые месяцы войны Толстой полностью отдался публицистике. За июнь – август 1941 года Толстой опубликовал свои замечательные статьи и очерки: «Что мы защищаем», «Армия героев», «Блицкриг», или «Блицкрах», «Кто такой Гитлер и чего он добивается», «Гордо реет советский флаг», «Смельчаки», «Я призываю к ненависти», «Несколько поправок к реляциям Геббельса», «Почему Гитлер должен потерпеть поражение», «Русские воины». Даже этот простой перечень выступлений в печати Алексея Толстого свидетельствует о его кипучей и самоотверженной деятельности во имя того, чем жила вся страна. Вскоре встал вопрос о призыве в армию его сыновей: Никите было 24 года, Дмитрию двадцать один. Никита на коленях умолял отца позаботиться о нём. И он остался в тылу. Точно такие же сцены произошли и с Дмитрием, который учился в консерватории. В эти же дни Алексей Толстой, перебирая собранные книги и документы, начал писать пьесу «Орёл и орлица» об Иване Грозном. Вторую часть драматической повести «Иван Грозный» – пьесу «Трудные годы» – Толстой начал в январе 1943 года, а закончил в апреле и 16 апреля прочитал её в Малом театре.
И снова охватила его страсть к роману о Петре. «Мне часто снятся целые сцены то из одной, то из другой моей будущей вещи, – признавался он, – бери и записывай! Прежде этого со мной не случалось». Но не успел – слишком много сил ушло на военные сочинения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.