«Что, если все в тебе – мятежность и покой…»
Что, если все в тебе – мятежность и покой,
И то, о чем совсем не надо слов…
Что, если ты, измученный такой,
Опять простить (в который раз?) готов.
Не надо пить вина,
В нем тоже правды нет.
Так лучше. Ключ к сердцам умышленно затерян.
Так лучше. Тишина
И зябкий лунный свет,
Который, как и ты, изменчив, грустен, верен.
«Нет, не тебе, конечно, не тебе…» Нет, не тебе, конечно, не тебе я посвящаю слова о чувствах, слезы о себе, и мысли понемногу обо всем… Но если, друг, когда-нибудь потом ты, перелистывая медленно страницы, задержишься на них опять (где буду я? Кто это может знать – возможно,
«Я помню о тебе, Татьяна…» Я помню о тебе, Татьяна… Во мне еще жива любовь. Но, как за чтением романа, тревожна мысль, спокойна кровь. Я разуверилась во многом, скупее слезы и слова – что это: гибель, благодать? Теперь, когда над эпилогом уже склонилась голова, чего еще от
ТЕБЕ Нищ и светел… В.И. В рубище ходишь светла, Тайну свою хороня, — Взором по жизни скользишь, В сердце — лазурная тишь… Любо, средь бедных живя, Втайне низать жемчуга; Спрятав княгинин наряд, Выйти вечерней порой В грустный
«Это ничего, что он тебе далекий…» Это ничего, что он тебе далекий, Можно и к далекому горестно прильнуть В сумерках безгласных, можно и с далеким, Осенясь молитвой, проходить свой путь. Это ничего, что он тебя не любит, — За вино небесное плата не нужна. Все мы к небу чаши
«Я хочу остаться к Тебе поближе…» Il у avait de ces nonnes que l?on surnomme dans le pays les coquettes de Dieu Huysmans[10] Я хочу остаться к Тебе поближе, Чтобы всякий час услыхать Твой голос, Мои руки бисер жемчужный нижут, Перевить им пышный, зернистый колос. Этот колос поле Тебе напомнит, Он, как злак в
История первая (возможная). Вечный покой В подземном переходе Сергей и Людмила отстали, они хотели поговорить о странном поведении Новиковского, но не успели: их внимание привлекла странная нищая бабушка, перед ней лежала шапка с милостыней, а в руках она держала
Владимир Губайловский Дар и покой К стихам Стихи мои, птенцы, наследники, душеприказчики… А. Тарковский. Ну вот, я стою перед вами, творец и создатель. Теперь спасайте. Своими словами закройте балконную дверь. Спасите от этого шага, иначе я просто уйду. Но если вы только
«За днями дни — безрадостный покой…» За днями дни — безрадостный покой, Души ненарушимое молчанье, И черной ветки, ветки неживой, Над фонарем беззвучное качанье. Не сказаны ли мною все слова? Но нет еще единственного слова, Последнего, скрепляющего шва, Чтоб я могла
Глава 1. Что в имени тебе моем? “Часть первая” начинается с описания состояния российского общества в юридическом центре управления цивилизацией в начале двадцатого столетия.Над омраченным ПетроградомДышал ноябрь осенним хладом.О существовании и особой роли
Ужо тебе! Мое первое серьезное объяснение с Москвой состоялось в августе 1980 года. Я поступал в Литературный институт на отделение критики. Была Олимпиада, и умер Высоцкий. Москва была чистой-чистой, словно вымытой с порошком. Не было ни соринки, ни окурочка, ни
Это я тебе, голуба, говорю как краевед «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы тем верхом совершенств, какой он есть», — полагала Джульетта. «Вы, может быть, думаете, что название роли не играет? — возражал
Неприкаянный покой Николай Шатров Николай Шатров (1929–1977) жил трудно, а писал легко и естественно — так дышат, так птицы летают: «Но ребра под кожей сам Бог натянул / Земле неизвестною лирой». Поэзия была смыслом его жизни, его судьбой. Мятущаяся душа, он исповедовался и