Читайте также
ЖИЗНЬ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Это рассказ о студенте Альбере и зеленоглазой Женевьеве, это рассказ о холодном море и драчливых чайках, это рассказ о журавле в небе, и синице в небе, и ветре в руке, плотно сжатой в кулак, ибо у нас в руках редко остается нечто большее; это рассказ о
«Жизнь, которой – все не понимая…»
Жизнь, которой – все не понимая –
Столько лет задумчиво живем,
В этот вечер ландышей и мая,
В чутком одиночестве вдвоем,
Чувствую – всем нелюбимым телом,
Всем – в плену у совести – умом,
Сердцем непокорным и несмелым
Жизнь, которой
СЧАСТЬЕ
Посв. Е.Г.
«Дева, тихая Дева!
Что ты все дома днюешь?
Днюешь дома, ночуешь?»
— Счастье мне прилучилось.
Счастьем душа осенилась.
Надо с ним дома сидеть,
Дома терпенье терпеть.
«Дева, избранная Дева!
Молви, какое же
СЧАСТЬЕ
В теплом небе полощутся голуби,
и в причастности к их мятежу,
я горда небывалой гордостью,
что Магнитке принадлежу.
Мне не зря это счастье выдано —
быть частицей живого огня.
Я б такое хотела выдумать,
чтоб и город был горд за
Глава I
В которой повествуется о том, кто такой пройдоха и откуда он родом
Я, сеньор, родом из Сеговии. Отца моего – да хранит его Господь Бог на небесах! – звали Клементе Пабло, и был он из того же города. Занимался он, как это обычно говорится, ремеслом брадобрея, но, питая
Простое счастье
Затворило сердце створки
От угрюмой зимней дрожи:
Слышен стук едва, едва.
…Зеленеет на пригорке
Вся колючая, как ежик,
Первая трава.
Кто там бродит между кочек
С солнечным лучом в руке?
Вместе с ветерком хлопочет,
Пробегая налегке,
То коснется вербных
II
СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ
21 июля, накануне своих именин, Марья Петровна Воловитинова с самого утра находится в тревожном ожидании. Она лично надзирает за тем, как горничные убирают комнаты и устраивают постели для дорогих гостей.— Пашеньке-то! Пашеньке-то! подушечку-то
Япония, которой не может быть
Существует ряд стереотипов, настолько примелькавшихся "сторожевым постам" нашего критического восприятия, что те беспрепятственно пропускают их внутрь "охраняемого объекта" (сиречь — сознания), не утруждая себя должной "проверкой
10. Любовь к дальнему и любовь к ближнему: постутопические рассказы второй половины 1930-х годов
После конца Чевенгура и после пустого котлована утопические мотивы не исчезают из творчества Платонова, им лишь отводится другое место в структуре сюжета и в иерархии ценностей