О любовной лирике
О любовной лирике
I
В последнее время у нас часто жалуются на то, что поэты наши редко и мало пишут о любви.
Это правда. Другие — очень важные и значительные — темы почти вытеснили со страниц журналов тему любви. Произошло это не так давно. О любви писал Маяковский, и даже в последних его стихах говорилось о любовной лодке, разбившейся о быт. О любви писал во время войны К. Симонов. Пишет иногда С. Щипачев и другие поэты.
И все же этого, конечно, мало.
Недавно «Литературная газета» попыталась поправить дело организационными мерами — устроила на своих страницах целую выставку — «подборку» любовных стихов разных поэтов.[27] Однако любовная поэзия — такое тонкое дело, что почти не поддается организационным мерам. Да к тому же стихи о любви плохо переносят соседство других стихов того же характера.
Лучше не выстраивать любовные стихи в шеренгу, а то получается не то пастораль, не то какая-то странная кадриль.
Любовная лирика оскудела не только потому, что многие наши поэты в течение долгого времени «наступали на горло собственной песне».[28] В исчезновении любовных стихов повинны и редакторы и критики, изо дня в день занимающиеся «селекцией» литературы по своему разумению и вкусу.
До недавнего времени они были твердо убеждены, что лирике нет места среди великих дел и событий нашей эпохи.
К счастью, такой взгляд можно уже считать устаревшим.
Молодые поэты смелее носят в редакцию лирические стихи.
Однако у любовной поэзии, если она идет не на самом высшем уровне, всегда есть опасность — измельчать, опошлить лирическую тему.
II
Когда видишь в старых журналах и альманахах стихи о любви, иной раз задаешь себе вопрос:
— Зачем это опубликовано для всеобщего сведения? Да какое дело нам до того, любит ли он ее, она его, кто кого бросил и почему?
Если это плохие стихи, автор представляется нам человеком смешным, бестактным, развязно откровенным, не понимающим, что печатать стихи для широкой публики — это значит обращаться к великому множеству незнакомых людей.
Если же стихи немного получше, посложней, они не вызывают насмешки.
Напротив, они даже могут понравиться какому-то кругу людей, имеющих обыкновение пользоваться цитатами из стихов в своих любовных письмах и дневниках.
Но читателю, который не ищет в лирике материала для использования в случае надобности, такие стихи кажутся столь же развязными, что и бездарные.
Они не состоят из общих слов альбомного обихода, а касаются реальных чувств, но чувства эти настолько интимны, что, в сущности, не должны были бы становиться предметом широкой гласности.
Но ведь стихи о любви писали и такие поэты, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Некрасов, Фет, Шекспир, Гете, Байрон, Бернс, Блок, Маяковский.
Да, конечно, с тех пор как существует лирическая поэзия, одна из ее главных и постоянных тем — любовь.
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты…
Эти строчки, как известно, посвящены А. П. Керн.
Однако не об Александре Пушкине и не об Анне Керн говорится в них. Они только посвящены Керн. А чувства, которые в них выражены, читатель вправе считать своими собственными, а не только чувствами автора. Поэт говорит от своего имени, от первого лица, — «Я помню», — но читатель вправе присвоить это лирическое «Я».
Поэтому-то любовные стихи Пушкина всенародны и бессмертны. Поколение за поколением читает и будет читать их, вновь и вновь оживляя слова давно умершего поэта.
Такие любовные стихи звучат громко, величаво, а не вполголоса, потому что в них выражены большие чувства. Они звучат не как интимное любовное мурлыканье, а четко и уверенно, словно лирический манифест:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Оставаясь самим собой, поэт щедро делит с читателем все богатства своей души — любовь, дружбу, грусть и вдохновение.
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.[29]
По-своему, но для всех говорит о своем сердце Маяковский:
На мне ж
С ума сошла анатомия:
Сплошное сердце —
Гудит повсеместно.[30]
Большие поэты великодушны, человечны в стихах о любви и дружбе. Это-то и дает им право говорить о своей душевной жизни с несметным множеством людей и верить, что стихи поймут и те поколения, которые придут через иного лет.
Шекспир говорит:
О, если ты тот день переживешь,
Когда меня накроет смерть доскою,
И эти строчки бегло перечтешь,
Написанные дружеской рукою, —
Сравнишь ли ты меня и молодежь?
Ее искусство выше будет вдвое.
Но пусть я буду по милу хорош
Тем, что при жизни полон был тобою.
Ведь если бы я не отстал в пути,
С растущим веком мог бы я расти
И лучшие принес бы посвященья
Среди певцов иного поколенья.
Но так как с мертвым спор ведут они, —
Во мне любовь, в них мастерство цени![31]
Один из наших талантливых художников, иллюстрируя стихи классического поэта, изобразил автора на коленях перед дамой.
Правильно ли это?
Разумеется, нет. Нельзя изображать ни Пушкина на коленях перед А. П. Керн в иллюстрации к стихам «Я помню чудное мгновенье», ни Шекспира, склоняющего колени перед «Черной дамой» в книге сонетов.
Это принижает стихи, вся сила которых в общечеловеческом значении частной любви, воспетой поэтом.
А. П. Керн и «Черная дама» были только поводом к созданию замечательных стихов, им посвященных.
Лирика — не дневник автора, не простое и прямое выражение всех его чувств и ощущений. Не дешевая откровенность, а высокая искренность — достоинство поэта. Реквием — не частный некролог и не судорожный плач над могилой.
Стены искусства не должны нагреваться и коробиться от того пламени, которое горит внутри него.
Сколько внутреннего жара и внешнего холода в лирике Пушкина — в стихах «Я помню чудное мгновенье», «В степи мирской, печальной и безбрежной» или в восьми строчках стихотворения «На холмах Грузии лежит ночная мгла».
Поток мыслей и чувств, самых бурных и безудержных, не нарушает стройности стихотворения, не лишает его грации.
Дешевая откровенность чувств находит место на самых низших ступенях искусства. Подлинная искренность — на высших.
А народная поэзия? Ведь в ней, казалось бы, безыскусность формы сочетается с непосредственной искренностью чувства.
Я полагаю, что такой взгляд на поэзию народа ошибочен.
Настоящая, а не мнимая народная поэзия дает нам образцы высокого, сложного, совершенного мастерства, часто доходящего до нас в осколках и в искаженных вариантах.