Зуд утопии

Зуд утопии

Михаил Успенский ищет выход из будущего

В современной российской фантастике оспариваются титулы самого остроумного, самого динамичного, самого увлекательного писателя, однако в вопросе о самом русском, похоже, расхождений не будет. Воплощением русского характера стала не только трилогия Михаила Успенского о Жихаре, но и ее автор — геометрически круглый, необыкновенно жизнерадостный и редкостно выносливый. Успенский был журналистом, переводчиком, художником, но родился идеальным писателем, непрерывно генерирующим сюжеты и каламбуры, издевательские сказки и жизнеутверждающие гротески.

— Как вы думаете, почему в русской литературе так мало утопий и так много антиутопий?

— Русская литература вышла в путь намного позже западноевропейской. Ею стали заниматься люди, исторически лишенные иллюзий. Ну, кое-что сочиняли в подражание Западу или Востоку. Но самые умные понимали, что «будет хуже», и из этого исходили. И потом, антиутопия-то возникла намного позже (если не считать Апокалипсис). Практически только в ХХ веке. Да и не так уж ее много в списке классики — Замятин, Эренбург, Оруэлл, Хаксли, кое-кто еще. Зато сейчас ее полно в массовой литературе. Даже как-то неинтересно.

— Как меняется русская национальная утопия на протяжении последних, скажем, лет двухсот?

— Как вся литература меняется, так и утопия. Были философские трактаты (князь Щербатов, Радищев), были социальные романы (бред Веры Павловны). «Тост» Куприна считать утопией? Весьма созвучным времени и наиболее обаятельным был мир «Полдня» братьев Стругацких. Да и посейчас остается. А нынче попытки создать утопию сводятся к триаде «православие, самодержавие, народность», причем изложенной очень плохим русским языком. Широкие возможности для утопий предоставила альтернативная история — добрый умный Сталин и тому подобное. Но я все еще не решаюсь причислить фантастику к «большой литературе» — вдруг заругают? И можно ли «поправки к истории» относить к жанру утопии? Если да, то ее навалом: многология Василия Звягинцева, Роман Злотников, Дмитрий Володихин и другие. Зато и антиутопий хоть экскаватором греби: «Мягкая посадка» Александра Громова, «Парень и его пес» Харлана Эллисона, бесчисленные постапокалиптические сочинения в духе «Безумного Макса». Или это уже будут дистопии?

— Термин «дистопия» давайте вообще похерим, потому что «дистопия почки» — это понятно, это орган положение поменял. Есть хорошее нерусское слово «антиутопия». Но вернемся к позитиву: действительно ли классическое русское представление о рае — это молочные реки, кисельные берега и ничего не надо делать?

— Ну почему же только русское? А Шлараффия? А страна Кокейн? Нет, это вполне европейское представление. И у всех народов к этой вечной халяве отношение явно ироническое. Кроме того, как можно сквозь кисель добраться до молока? На воздушной подушке, что ли? Никакого в народе нет стремления к ничегонеделанью, а только желание не работать на чужого дядю, имя же ему Легион.

— Почему все утопии, включая даже «Туманность Андромеды», так плоски и плохо написаны? Неужели о счастье нельзя написать хорошо?

— Опять же не все — почему тогда до сих пор мы с тоской вспоминаем мир «Полдня»? Кто бы не хотел в нем жить? Для пропаганды идеи коммунизма братья Стругацкие сделали больше любого политбюро. Я, например, вырос в богатом «почтовом ящике» с московским снабжением и совершенно искренне верил, что вот еще немного, и… И не нужно этого стыдиться. Все равно лучше коммунизма ничего не придумаешь. Что же касается остального… «Туманность Андромеды» для меня — беллетризованный философский трактат, а не роман, как, впрочем, и «Час Быка», и «Таис Афинская». Но это работало: про Стругацких я уже сказал, да и Ефремов на мое детское воображение ой-ой как действовал! Я до сих пор помню, как в 1958-м отец привез из Ленинграда «Туманность…» с немыслимой синерожей красавицей на обложке. «И анамезона на один выхлоп…» Нет, господа, паки и паки скажу: не следует стыдиться детских мечтаний и увлечений, не онанизм, чай. Для того они и служат, чтобы полной скотиной не вырасти.

Что до литературного качества — классическая утопия бесконфликтна, так откуда же взяться литературе? Описывать борьбу Добра с Мегадобром? Не складывают в народе песен о счастье, а вот о разлуке, потере, беде очень даже складывают. Песни же о счастье — всегда госзаказ. И подчеркивается, кому персонально неблагодарный народишко этим счастьем обязан.

— Как вам нравится евразийская утопия Рыбакова и Алимова, они же ван Зайчик?

— Что касается Ордуси… Сначала было забавно, потом скучно. Что-то противоестественное чудится мне в этом безудержном евразийстве. Слонопотам. Христа с Конфуцием не скрестишь. Да и слишком близко к Красноярску Китай.

— Американская мечта существует. А русская?

— Честно говоря, нигде не встречал формулировку американской мечты. Коттедж, две машины и всю жизнь выплачивать кредит — это, что ли, мечта? Что же касается русской, она, несомненно, была. Но так велики и страшны потери нашего народа в ХХ веке, что пропажу этой мечты попросту не заметили. Не до нее было. Можно, конечно, умозрительно вычислять ее сейчас, но, скорей всего, получится въезд на белой Емелиной печке в Китеж-град. Беловодье? Заимствованное у Европы царство Пресвитера Иоанна, которое, в свою очередь, восходит к африканскому государству Мали и его правителю по имени Мансе Канка Муса, который был очень даже мусульманин, но веротерпимый и жутко богатый филантроп. И Сибирь осваивали вовсе не в поисках Беловодья, а чтобы уйти как можно дальше от Москвы. Самые шустрые добрались до Калифорнии и получили в конечном счете домик и два автомобиля.

«Свобода» входит в число юридических понятий, а «воля» — нет. «Воля» наша туманна и выражается главным образом в неприязни к начальству. Да, пожалуй, все-таки — «воля вольная». Но уходить от власти больше некуда, везде достанет… Для России в последние пятьдесят лет заместительницей мечты была и остается Великая Отечественная война. Никакого другого идеала нам не предлагают. Живи, помни и гордись, и все тут.

— Почему ни одна российская политическая партия не может нарисовать в своей программе убедительный или хотя бы веселый образ будущего?

— Для создания убедительной программы будущего надо как минимум уметь загадывать хоть на день вперед. Нынешние же владыки, равно как и их оппоненты, живут лишь сегодняшним днем. Да и какие претензии могут быть к людям, которые не сгодились ни для умственного, ни для физического, ни для ратного труда? Где их теории, новые города, победы? Откуда взяться убедительному или хотя бы веселому образу будущего? Они же государственные люди, какое веселье? Для веселья народу даден Петросян. Нет личностей — нет и будущего. И взять неоткуда: слишком долго шла отрицательная селекция. И на молодежь нет надежды: ребята с пеленок поняли службу и воды не замутят. И наука не поможет. Вот сейчас у каждого чиновника на столе компьютер. Ускорилось ли при этом отечественное делопроизводство хоть на секунду? Грустная это тема, ну ее.

— Меня в детстве потряс цикл Носова о Незнайке. Как по-вашему, Солнечный город коротышек — утопия или пародия?

— Если и пародия, то опять же грустная. Коротышки и без Солнечного города жили в утопии — не голодали и друг дружку не резали, воздушный шар строили, картины рисовали, стихи сочиняли, автомобили мастерили, Незнайку-никчемушника терпели… Не зря Христос говорил: «Будьте как дети!»

— Скажите, но у вас-то есть какие-то представления о будущем? Хотя бы из загашников, для собственных будущих романов?

— Тут вообще не до шуток. В 2028 году подавляющее большинство будут составлять люди пенсионного возраста. Боюсь, что эвтаназию сперва легализуют, потом сделают бесплатной и, наконец, обязательной. Бр-р! Самое интересное, что при этом будут продолжаться поиски бессмертия! Для меня страшней всего исчезновение профессионалов в любых областях деятельности. Ну кто такой менеджер, хотя бы и топ-, без работника? И настанет день, когда стаду менеджеров руководить будет некем. Бог спасает, спасает Россию, да вдруг это неблагодарное занятие ему надоест?

№ 9, 31 августа 2007 года