Ф. К. Сологуб (1863–1927)

Ф. К. Сологуб (1863–1927)

17. Восьмидесятники

Среди шатания в умах и общей смуты,

Чтобы внимание подростков поотвлечь

И наложить на пагубные мысли путы,

Понадобилась нам классическая речь.

Грамматики народов мертвых изучая,

Недаром тратили вечерние часы

И детство резвое, и юность удалая

В прилежном изученьи стройной их красы.

Хирели груди их, согнутые над книгой,

Слабели зоркие, пытливые глаза,

Слабели мускулы, как будто под веригой,

И гнулся хрупкий стан, как тонкая лоза.

И вышли скромные, смиренные людишки.

Конечно, уж они не будут бунтовать;

Им только бы читать печатные коврижки

Да вкусный пирожок казенный смаковать.

1892

18

Я ждал, что вспыхнет впереди

Заря и жизнь свой лик покажет

И нежно скажет:

«Иди!»

Без жизни отжил я, и жду,

Что смерть свой бледный лик покажет

И грозно скажет:

«Иду!»

1892

19

Туман не редеет

Молочною мглою закутана даль,

И на сердце веет

Печаль.

С заботой обычной,

Суровой нуждою влекомый к труду,

Дорогой привычной

Иду.

Бледна и сурова,

Столица гудит под туманною мглой,

Как моря седого

Прибой.

Из тьмы вырастая,

Мелькает и вновь уничтожиться в ней

Торопится стая

Теней.

1892

20

Сквозь кисейный занавес окна

                    Мне видна

          Улицы дремотной тишь —

                    Снег на скатах крыш,

                    Ворота, забор…

Изредка прохожие мелькнут…

                    Шумный спор

Иногда бабенки заведут.

1894

21

О царица моя! Кто же ты? Где же ты?

По каким заповедным иль торным путям

Пробираться к тебе? Обманули мечты,

Обманули труды, а уму не поверю я сам.

Молодая вдова о почившем не может, не хочет

                                                            скорбеть.

Преждевременно дева всё знает, — и счастье ее

                                                            не манит.

Содрогаясь от холода, клянчит старуха и прячет

                                                    истертую медь.

Замирающий город туманом и мглою повит.

Умирая, томятся в гирляндах живые цветы.

Побледневший колодник сбежавший прилег, отдыхая,

                                                            в лесу у ручья.

                                  Кто же ты,

                              Чаровница моя?

О любви вдохновенно поет на подмостках поблекший

                                                            певец.

Величаво идет в равнодушной толпе молодая жена.

Что-то в воду упало, — бегут роковые обломки

                                                            колец.

Одинокая, спешная ночь и трудна, и больна.

Сколько странных видений и странных,

                                                     недужных тревог!

Кто же ты, где же ты, чаровница моя?

Недоступен ли твой светозарный чертог?

Или встречу тебя, о царица моя?

1894

22

Расцветайте, расцветающие,

Увядайте, увядающие,

Догорай, объятое огнем, —

Мы спокойны, не желающие,

Лучших дней не ожидающие,

Жизнь и смерть равно встречающие

С отуманенным лицом.

1896

23

Друг мой тихий, друг мой дальный.

               Посмотри, —

Я холодный и печальный

               Свет зари.

Я напрасно ожидаю

               Божества,

В бледной жизни я не знаю

               Торжества.

Над землею скоро встанет

               Ясный день,

И в немую бездну канет

               Злая тень, —

И безмолвный, и печальный,

               Поутру,

Друг мой тайный, друг мой дальный,

               Я умру.

1893

24. Звезда Маир

Звезда Маир сияет надо мною,

               Звезда Маир,

И озарен прекрасною звездою

               Далекий мир.

Земля Ойле плывет в волнах эфира,

               Земля Ойле,

И ясен свет блистающий Маира

               На той земле.

Река Лигой в стране любви и мира,

               Река Лигой

Колеблет тихо ясный лик Маира

               Своей волной.

Бряцанье лир, цветов благоуханье,

               Бряцанье лир

И песни жен слились в одно дыханье,

               Хваля Маир.

1898

25. Лунная колыбельная

Я не знаю много песен, знаю песенку одну,

Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.

Колыбельку я рукою осторожною качну.

Песенку спою младенцу, отходящему ко сну.

Тихий ангел встрепенется, улыбнется, погрозится шалуну

И шалун ему ответит: «Ты не бойся, ты не дуйся,

                                                            я засну»

Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну,

Сказки тихие расскажет отходящему ко сну.

Он про звездочки расскажет, он расскажет про луну,

Про цветы в раю высоком, про небесную весну.

Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону,

Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину.

Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну,

Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, —

Тот поникнет, и не крикнет и не пикнет, и поникнет

                                                            в глубину,

И на речке с легким плеском круг за кругом пробежит

                                                            волна в волну.

Я не знаю много песен, знаю песенку одну,

Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.

Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну,

Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну.

1907

26. Триолет

Лежу в траве на берегу

Ночной реки и слышу плески.

Пройдя поля и перелески,

Лежу в траве на берегу.

На отуманенном лугу

Зеленые мерцают блески.

Лежу в траве на берегу

Ночной реки и слышу плески.

1913